по своим фашистским делам.
Нежить любит старые кладбища,
водит туда горемычных людей стреляться или вешаться.
Рассказывали мне,
как повадилась было нежить
водить с кладбища покойников на колхозную свиноферму,
где несчастные свиньи,
издали чуявшие мертвяка,
подымали жуткий неистовый визг.
Ещё помню, как блукали мы с дедом,
собирая в Картавских лесах чернику,
нежить отвела деду глаза,
он от испуга потерял дорогу,
панически заметался со страшными криками,
бегал по мхам между медных стволов,
а я, семилетний малец, спокойно сидел и смотрел,
как стекает живица с подрубленной кем-то сосны,
совсем не понимая дедовой суеты,
потому что прекрасно видел то самое место меж деревьев,
откуда мы вошли в черничник.
Дед мой вообще был очень чукав,
мнительный, он легко приходил в неистовство,
от чего совсем терял голову,
однажды «в грибах» нежить завела его так далеко,
что вернулся он домой только через четыре дня,
пройдя через леса и болота сотню километров
аж до самого Нелидова,
чудом миновав Пелецкий мох,
в котором сгинуло народу видимо-невидимо.
Я замолкаю и открываю глаза.
Солнце несмело вышло из-за туч,
вода в реке с лёгким плеском
несётся в далёкую Балтию,
лес тих и задумчив,
словно мой дядюшка с похмелья,
спина хоть и затекла,
но уже давно высохла от пота,
желудок просит еды,
поэтому приходится вставать,
опираясь на длинный дрын,
без которого в этих местах нынче ходить опасно,
мало кто там лежит под кустом,
гадюк стало так много,
что страшно спать в доме,
они живут под фундаментом,
вдруг какая-нибудь решит зайти погреться у печи?
Нежить успокоилась, пропала.
Выжатый, как лимон,
то и дело спотыкаясь,
я осторожно шагаю через заливной луг