Флот и Фолкленды. Схватка за острова. История Англо-аргентинского военного конфликта 1982 года

Могла ли более четкая организация противолодочной обороны что-то принципиально изменить? По правде сказать, едва ли. Слишком велико было техническое превосходство противника. Возможно, аргентинцы не позволили бы стрелять по ним торпедами с совсем короткой дистанции, но не были способны переломить ситуацию в свою пользу.

Адмирал Джон «Сэнди» Вудворд в книге «Сто дней. Воспоминания командующего Фолклендской ударной группой» пишет, что на месте командира аргентинского отряда двигался бы переменными курсами и ходами, «время от времени ускоряясь до двадцати пяти или больше узлов», чтобы усложнить подводной лодке ведение преследования, и «в определенные моменты стопорил бы ход и этим также создавал трудности субмарине в прослушивании шумов кораблей и одновременно пытался бы сам услышать ее шум», а эсминцам дал бы команду периодически включать гидроакустические станции в режиме эхопеленгования. Однако тут надо заметить, что британский адмирал, вероятно, судил о боевых возможностях аргентинских кораблей по номинальным ТТХ из справочника Джейна, без учета фактического состояния ГЭУ и РЭС. Ни один из них не был способен развить двадцати пяти, а в условиях крепкого шторма даже пятнадцати узлов. Столь же малореальна возможность устаревшего гидроакустического оборудования эсминцев обнаружить британскую субмарину на тех дальностях, с которых она осуществляла слежение.

Единственное, что могло существенно повлиять на соотношение сил, изменив условия действий британской субмарины от «практически полигонных» до «реально приближенных к боевым», это поддержка со стороны противолодочной авиации. На авиабазе в Рио-Гранде аргентинский флот располагал двумя базовыми патрульными самолетами SP-2H «Нептун». Из-за выработанного летного ресурса они летали на задания поочередно, но 1—2 мая имелись все основания задействовать сразу оба или же перенацелить борт №2-P-112 вместо проводившегося им патрулирования в юго-западном секторе TEZ непосредственно на сопровождение корабельной группы и осуществление противолодочного поиска по маршруту ее следования. Однако аргентинское командование эту возможность не реализовало, а командир GT 79.3 по ходу выполнения задачи не запрашивал авиационной поддержки.

Еще один важный вопрос, неизбежно возникший в завершении совещания: «Что делать в случае торпедирования одного из кораблей?» На это был дан четкий ответ: «Остальным следует немедленно уходить». После этого, вспоминает капитан 2 ранга Галаси, «все понимающе посмотрели друг на друга, больше ничего не говоря»… Небольшая ремарка: сказанное касалось действий отряда при вхождении в 200-мильную запретную зону; как поступать за ее пределами, отдельно не оговаривались, а побывать внутри нее у GT 79.3 так и не сложилось.

Адмирал Альяра понимал, что не стоит ждать больших боевых достижений от группы старых кораблей, и стремился избежать бесполезных жертв. В 20:07 от него пришел приказ, отменявший проникновение в TEZ. В 22:05 отряд лег на курс ост, чтобы пройти вдоль ее южной границы. В 23:17 Бонсо сообщил остальным командирам кораблей, что намерен оставаться на этом курсе до 05:30, а затем лечь на курс 35°, огибая запретную зону c юго-востока. Хотя в приказе командующего FT 79 упоминалась возможность вступления в бой, в этих обстоятельствах встреча с надводными кораблями противника становилась вдвойне маловероятной. Тем не менее настроение у экипажа крейсера было самое боевое. Сообщение капитана 1 ранга Бонсо по КГС, что у него есть приказ атаковать британский флот, было встречено с огромным воодушевлением. Группа младших офицеров немедленно отправилась к старпому Галаси с просьбой заверить командира, что они будут храбро сражаться и до конца сохранят верность воинскому долгу.

На «Конкэроре» тем временем примеривались, какие торпеды лучше использовать: новые телеуправляемые самонаводящиеся Mk.24 «Тайгерфиш» или старые испытанные Mk.8. Одна из них олицетворяла последние достижения британской военно-технической мысли со всеми преимуществами управления по проводу и посредством активно-пассивной системы самонаведения на конечном участке сближения с целью, однако не пользовалась доверием у подводников из-за часто случавшихся неудачных пусков (обрыв кабеля, отказ аккумуляторной батареи и др.). Оснащение лодок торпедами модификации Mk.24 mod.1 не улучшило положения дел, устранить проблему удалось только посредством принятия на вооружение в 1992 году новой 533-мм торпеды «Спирфиш». Другая являлась выражением истинно английского консерватизма: первая ее модель, Mk.VIII, использовалась Королевским ВМФ с 1927 года, модификация Mk.VIII** хорошо зарекомендовала себя в годы Второй мировой войны, а нынешняя Mk.8 mod.4 имела репутацию простого и надежного оружия. К тому же ее головная часть несла больший заряд торпекса. Но стрелять ею имело смысл только с близкой дистанции.

В отношении того, какой из аргументов в итоге перевесил при выборе в пользу торпед Mk.8, получается интересно. В журнале боевых действий «Конкэрора» прямо сказано, что стрелять более мощными Mk.8 mod.4 считалось предпочтительным, «ввиду наличия у „Бельграно“ толстой брони и противоторпедных булей». Но здесь читатель, очевидно, должен возразить, что первым правилом командира подводной лодки является ставить глубину хода торпеды таким образом, чтобы она попадала ниже броневого пояса. Если, конечно, оно не забылось с тех пор, как боевые корабли стали строить безбронными. Возможно, коммандер Рефорд-Браун записал так, чтобы не доверять бумаге своего предубеждения против новейшего британского высокоточного оружия, а главным доводом в пользу торпеды Mk.8 являлась ее надежность. Следует добавить, что единственный случай применения «Тайгерфишей» в Фолклендской кампании, когда 21 июня подлодка «Оникс» пыталась добить ими поврежденный аргентинской авиацией десантный корабль «Сэр Галахэд», подтвердил их плохую репутацию.

Сгустившаяся темнота, периодически заряжавший дождь со снегом и усилившееся волнение усложнили субмарине наблюдение за целью. Ходовых огней аргентинские корабли не зажигали, лишний раз таким образом демонстрируя, что они вышли в море не для праздной прогулки. В этих условиях произведенное накануне вечером изменение курса GT 79.3 со 130 на 90 градусов на «Конкэроре» зафиксировали только после полуночи. Но лодка не отставала, используя возможности своего гидроакустического комплекса.

Аргентинцы тоже готовились вступить в бой, но с воздушным и надводным противником. Главной опасностью капитан 1 ранга Бонсо считал атаки с воздуха. Первая воздушная тревога прозвучала еще утром 1 мая, когда «Генерал Бельграно» совершал бункеровку. Под вой сирены личный состав быстро занял места по боевому расписанию, шланги и тросы, связывавшие крейсер с танкером, были обрублены, и оба судна разошлись в противоположных направлениях, но обнаруженный самолет в итоге оказался аргентинским. В начале суток 2 мая, в преддверии вхождения в пределы радиуса действия британской палубной авиации, скорость хода была увеличена до 14 уз, эсминцы выдвинуты вперед, заняв места на крамболах крейсера в 5 милях от него (строй «обратного клина»), а в 03:00 корабельные зенитные огневые средства приведены в полную боевую готовность. «В качестве артиллериста я занимал боевой пост у пятидюймового орудия №57, расположенного по правому борту на главной палубе, – вспоминает бывший матрос срочной службы Сантьяго Белосо. – Холод пронизывал до костей, и, хотя ночь была темной, далеко на юге на горизонте можно было увидеть какие-то огни, которые, как я недавно узнал, были вспышками южного полярного сияния, очень редкого на этих широтах».

«Конкэрор» следовал за аргентинскими кораблями, держась у них за кормой в мертвой зоне гидрофонов эсминцев. Для его командира в эти часы основным вопросом были правила применения оружия. При действующих ROE лодка за пределами 200-мильной запретной зоны могла пустить его в ход против аргентинских надводных кораблей только для самозащиты, если те нападут первыми. Но аргентинцы не проявляли враждебности, поскольку не подозревали о близости британской субмарины. В неменьшей степени эта проблема заботила и командующего TG 317.8. «Должен сказать, – пишет Вудворд, – если бы АПЛ „Спартан“ к этому времени поддерживала контакт с „Вейнтисинко де Майо“, я самым настоятельным образом рекомендовал бы командующему флотом атаковать этой ночью обе цели. Но так сложилось, что из двух рук у меня была только левая и лучшее, что я мог сделать, это использовать ее как можно эффективнее». Своего рода казусом являлось то, что сам по себе «Бельграно», не являясь носителем противокорабельных ракет, по оценкам британцев «не представлял большой угрозы, хотя, с другой стороны, пустяком его тоже нельзя было назвать», тем не менее целью субмарины Рефорд-Брауна должен был стать именно крейсер, в расчете, что это остановит всю южную группу аргентинцев.

Ситуация усугублялась двумя обстоятельствами, требовавшими действовать не мешкая. Во-первых, наличие обширной банки Бёрдвуд в южной части TEZ. Если аргентинцы собираются войти в нее на рассвете, как сообщалось в полученном из Нортвуда в три часа ночи кодированном сообщении COR 171, то преследующая их лодка окажется в крайне невыгодных условиях. «Это мелководье, – поясняет Вудворд, – достаточно точно нанесено на карту, но оно может быть смертельным для находящейся в подводном положении субмарины, которая стремится не отстать от крейсера… На глубине сто футов, на которой ей предстояло пересекать мелководье, лодка оставляла бы за собой хорошо заметный кильватерный след». Поэтому лучше было атаковать крейсер до того, как аргентинские корабли смогут воспользоваться преимуществом мелководья.

Во-вторых, сложность процедуры изменения правил применения вооруженной силы, решение о чем принималось на самом верху, предварительно пройдя все штабные инстанции, и к тому же был выходной день. Снова цитируя Вудворда: «Все требует времени: время для тщательного и вразумительного написания донесения; время на шифрование, время на прохождение зашифрованного сигнала через спутник в Нортвуд. И в это тихое воскресное утро донесение будет прочитано дежурным офицером. После чего он доложит начальнику штаба, который доведет это до командующего; тот будет звонить в министерство, затем последует доклад начальнику Штаба обороны адмиралу флота сэру Теренсу Льюину. Когда они все прочтут и поймут сообщение и всем станет понятно, почему Вудворд хочет провести такие значительные изменения, только тогда сэр Теренс доставит его на заседание военного кабинета для окончательного одобрения миссис Тэтчер, и только тогда может начаться процесс подготовки ответа, что займет еще столько же времени. И при всем этом ответ мог оказаться совсем не таким, как хотелось бы».

В этих условиях Вудворд пошел на превышение полномочий и послал лодке приказ применить оружие. Как сказано в его мемуарах: «Я был должен получить эти изменения к ROE максимально быстро. Для этого я начал формальный процесс, дав „добро“ [старшему оператору штаба, коммандеру] Джереми Сандерсу растолковать по закрытому каналу спутниковой радиосвязи мои соображения дежурному офицеру в Нортвуде. Одновременно я послал „Конкэрору“ через спутник мое разрешение атаковать немедленно». Поскольку авианосец «Гермес» мог связаться с подводной лодкой по ССС только через Нортвуд, это сообщение было отслежено и прочитано в штабе командующего подводными силами, приведя адмирала Херберта в негодование, и немедленно снято со спутника[16 - Этому немало способствовал лейтенант-коммандер Джеффри Толл, отвечавший в штабе TG 317.8 за взаимодействие с подводными лодками, которому Вудворд поручил отправку сообщения «Конкэрору». Толл посчитал такие действия адмирала недопустимыми: «Я сказал ему: „Но, адмирал, у вас нет ROE“. Он отреагировал: „Вы не подчиняетесь приказу?“» Офицер отправил шифровку, но задержал настолько, чтобы она не поспела к запланированному на 03:00 (06:00Z) сеансу связи с подводными лодками. Затем он связался с Нортвудом, чтобы убедиться, что передача сообщения «Конкэрору» не состоялась, после чего попросил оператора штаба сообщить адмиралу Филдхаусу, что CTG 317.8 просит срочно изменить ROE в отношении «Бельграно».]. Взамен лодке ушла шифровка об отмене самоуправского приказа, которого она даже не получала. Как объясняет сам Вудворд, он и не рассчитывал, что его сигнал достигнет конечного адресата, а хотел таким образом подстегнуть процесс принятия решения. Но на самом деле адмиралы в Нортвуде были и сами немало озабочены тем же самым.

В пять часов утра 2 мая ситуация кардинально изменилась. Новый приказ командующего FT 79 предписывал GT 79.3 прекратить развертывание в восточном направлении и отойти на исходный рубеж в район юго-западнее банки Бёрдвуд. «Вскоре после полуночи 1 мая, – пишет Рубен Моро, – командующий на ТВД Южная Атлантика завершил оценку обстановки и, поскольку оказалось, что адмирал Вудворд не собирается производить высадку морского десанта, приказал командующему FT 79 отказаться от любого плана атаки, поскольку его корабли будут подвергаться серьезной опасности… Хотя вице-адмирал Ломбардо не знал, что „Конкэрор“ следит за оперативной группой „Генерала Бельграно“, было очевидно, что вражеский флот не находился в сомкнутом ордере и что оперативная группа во главе с „25 мая“ была обнаружена. Почувствовав неминуемую опасность для своих кораблей, около 05:00 он отдал им приказ отойти на мелководье [прибрежные воды южнее Пуэрто-Десеадо и зал. Сан-Хорхе]. В дальнейшем авианосец проскользнул в Пуэрто-Бельграно, где он простоял на якоре до конца военных действий».

В 05:11 «Бельграно» просигналил группе: курс 270°, в 05:20 – курс 310°, в 05:37 – курс 250°, и в заключение в 09:00 – курс 270°. Скорость хода была увеличена до 16 уз. В результате этих маневров оба эсминца оказались по правому борту крейсера, а когда выразили намерение занять прежние позиции на крамболах «Бельграно», с него поступило приказание сохранять текущее взаиморасположение. Именно в таком построении: «Пьедрабуэна» в 5000 ярдах (25 кбт) на носовых курсовых углах правого борта, «Ипполито Бушар» в 8000 ярдов (40 кбт) на правом траверзе крейсера – аргентинские корабли продолжили движение западным курсом, немало обескуражив этим зрелищем всех, находившихся в центральном посту «Конкэрора». Бонсо считал северное направление наиболее угрожающим, надо полагать, с точки зрения воздушной опасности, хотя не посвященному в его тактический замысел наблюдателю такое построение не могло не казаться странным, поскольку полностью открывало крейсер для атаки с юга. Но пока аргентинцы более всего страдали от непогоды.

«Неистовые пятидесятые» широты проявляли свой крутой нрав. Порывы шквалистого ветра достигали 30 узлов, с запада накатывали пятиметровые волны. Размеры крейсера позволяли сравнительно легко их выдерживать, чего не скажешь об эсминцах, сильно зарывавшихся носом и страдавших от качки. Все это время «Генерал Бельграно» пребывал в высокой боевой готовности, зенитные расчеты продолжали оставаться на своих постах. «Часы проходили на свежем воздухе, – рассказывает Сантьяго Белосо, – время от времени оживляемые бульоном, который приносили нам повара, чтобы смягчить сильный холод». В десять часов, после выхода за пределы радиуса действия «Си Харриеров», боевая готовность была понижена до уровня 3X, перейдя к несению вахты в три смены[17 - Система боевых готовностей на аргентинских кораблях была аналогичной британской: 1Z – боевая готовность №1, боевая тревога, личный состав занимает места по боевому расписанию, все непроницаемые двери, люки, горловины задраиваются; 2Y – повышенная боевая готовность, две вахты на боевых постах, одна отдыхает, двери, люки, горловины с маркировкой «Z» остаются открытыми, с маркировкой «X» и «Y» – задраены; 3X – обычная боевая готовность в боевом походе, служба несется в три вахты, закрыты двери, люки, горловины с маркировкой «X».]. Это облегчило положение команды, однако означало, что большая часть водогазонепроницаемых дверей, люков и горловин оказались открытыми, что негативным образом сказалось на непотопляемости и противопожарной защите корабля. Шторм тоже несколько поутих – до обычных для этих вод пяти баллов. В 10:30 отряд уменьшил скорость хода до 10 уз. В 15:20, находясь примерно в 100 морских милях от о. Эстадос и в 35 милях от границы TEZ, группа легла на курс 290°.

После разворота крейсера на курс отхода на «Конкэроре» приуныли – теперь им точно не дадут разрешения на атаку. «GT 79.3 следует курсом примерно 270°, а не к TEZ. Печально», – записал Рефорд-Браун в журнале боевых действий. Однако маховик принятия решения уже был запущен. Посильный вклад командира «Конкэрора» состоял в том, что он пропустил очередной сеанс связи и сообщил в Нортвуд об изменении противником курса только через шесть часов после того, как это произошло, в результате чего военный кабинет обсуждал вопрос, не зная, что группа «Бельграно» удаляется от района боевых действий.

Маргарет Тэтчер проводила первый уик-энд мая в загородной правительственной резиденции Чекерс в Бакингемшире. Члены военного кабинета и начальники штабов съехались туда на ланч. Дабы не перегружать премьер-министра лишними подробностями, информация была доведена до нее военными в предельно простой и убедительной форме: аргентинский крейсер «Генерал Бельграно», вооруженный шестидюймовыми орудиями, зенитными ракетами и противокорабельными ракетами «Экзосет», следующий под эскортом двух эсминцев, приближается к границе 200-мильной запретной зоны, чтобы нанести удар по британским силам; подводная лодка «Конкэрор» осуществляет слежение за ним и ждет приказа применить оружие. Обсуждение длилось всего пятнадцать-двадцать минут. Его результат один из присутствующих, Уильям Уайтлоу, позже охарактеризовал как «одно из самых легких решений, в принятии которого он лично участвовал».

Сведения о мирных инициативах президента Перу Белаунде Терри, обсуждавшихся в Буэнос-Айресе одновременно с оперативным развертыванием аргентинского флота, достигли Лондона только во второй половине дня 2 мая. «Решение потопить „Бельграно“, – подчеркивает М. Тэтчер в своих мемуарах, – было принято исключительно из военных, а не из политических соображений: утверждение, что мы старались сорвать мирную инициативу со стороны Перу, не выдерживало никакой критики. Те из нас, кто принимал решение в Чекерсе, ничего не знали о предложениях Перу, которые очень напоминали план Хейга, отвергнутый аргентинцами ранее».

Военный кабинет санкционировал потопление «Генерала Бельграно» в 12:45 по британскому летнему времени (11:45Z). Есть разные мнения, знал ли адмирал флота Льюин, докладывавший обстановку собравшимся за ланчем у премьер-министра, что GT 79.3 уже легла на курс отхода. Донесение «Конкэрора» об этом было получено только в 14:10Z. Однако, поскольку британцы читали аргентинский радиотрафик, отданный адмиралом Альярой приказ о возврате на исходные позиции теоретически мог быть известен, хотя расшифровка радиограмм Центром правительственной связи в Челтнеме тоже требовала времени, и тексты утренних радиоперехватов, как утверждается, попали в Нортвуд лишь к вечеру. Позже все это породило обвинения в отсутствии военной целесообразности потопления крейсера. Поскольку журналисты, оппозиционно настроенные политики и пацифисты, равно как и большинство граждан Аргентины, не могли или не желали понять, что на войне корабли топят не только в целях самозащиты, когда от них исходит прямая угроза, всем причастным к этому решению должностным лицам в дальнейшем пришлось принять оборонительную стойку, доказывая, что означенная угроза существовала.

«Этот эпизод, – пишут М. Хастингс и С. Дженкинс в книге „Битва за Фолкленды“, – приковал пристальное внимание многих журналистов и членов парламента. Давая первое объяснение инциденту с „Бельграно“, британское правительство пошло на ложь. В тот момент крейсер не создавал непосредственной угрозы для британского оперативного соединения. Неудачная увертка легла в основание здания враждебного отношения к эпизоду со стороны прессы и политиков».

Установленные 2 мая новые правила применения вооруженной силы касались не только крейсера «Генерал Бельграно», а формулировались более широко: теперь британским подводным лодкам позволялось атаковать за пределами TEZ любые аргентинские боевые корабли основных классов, за исключением случаев, когда цель находится к северу от 35° ю. ш. и к западу от 48° з. д. (залив Ла-Плата и побережье Уругвая) или в пределах 12-мильных территориальных вод Аргентины. Расширение зоны применения оружия коснулось только боевых кораблей противника, хотя военные настаивали включить и вспомогательные суда. Изменение ROE не сопровождалось никакими официальными уведомлениями, поскольку считалось, что достаточно заявления, сделанного правительством Великобритании 23 апреля 1982 г.

Командующего флотом министерство обороны известило в 09:07 (12:07Z), а морским силам на театре военных действий сообщение об изменении ROE транслировалось начиная с 09:38, однако на «Конкэроре» получение приказа заняло много времени из-за плохого приема спутниковой антенны. В 11:00 (14:00Z) лодка вышла на связь с Нортвудом, доложив обстановку и ожидая новых вводных. «Очень прерывистый прием FLTSATCOM 5», – гласила запись в 11:37 (14:37Z) в ЖБД. Из штаба КПС поступили две шифровки. Первая, COR 174, отменяла утренний приказ адмирала Вудворда о потоплении «Бельграно», который «Конкэрор» так и не получил; вторая, COR 177, наоборот давала разрешение на атаку, причем последнее сообщение оказалось плохо читаемо. Попытки принять его повторно мало что дали. Желая быть на сто процентов уверенным, Рефорд-Браун поручил лейтенант-коммандеру Макклементу сравнить семь имевшихся неполных копий принятого телекса, составив из них полный текст приказа. Пока старпом решал эту головоломку, в первом отсеке осуществлялась перезарядка торпедных аппаратов. Все еще колеблясь в выборе, Рефорд-Браун приказал зарядить в ТА номер 1, 2, 6 торпеды Mk.8, а в остальных трех оставить торпеды «Тайгерфиш», решив использовать оружие по ситуации: прямоидущие торпеды в благоприятных условиях и телеуправляемые, если не удастся подойти достаточно близко.

После того, как старший помощник в 13:25 (16:25Z) доложил, что у них имеется разрешение потопить крейсер, лодка ушла на глубину и увеличила ход до 21 уз, чтобы нагнать аргентинские корабли, и в 14:01 всплыла под перископ позади аргентинского ордера, имея крейсер примерно в 23 кбт на левом крамболе, один из эсминцев – впереди по курсу, а другой – на правых носовых курсовых углах. Маневрировать для атаки из этой позиции было неудобно. Пользуясь своим превосходством в скорости, Рефорд-Браун принял решение обогнать противника с юга, а затем сблизиться для торпедного залпа. Он в итоге отдал предпочтение более мощным и надежным торпедам Mk.8. Замысел атаки состоял в том, чтобы занять позицию на носовых курсовых углах левого борта «Бельграно» и произвести торпедный залп с дистанции не более десяти кабельтовых с углом встречи торпеды с целью близким к 90 градусам. В этом случае расчет торпедного треугольника приобретал вид незамысловатой школьной задачи, а вероятность попадания становилась очень высока.

В 14:18 «Конкэрор» нырнул на 60 м, развив ход 16 уз, в 14:45 снова всплыл под перископ, на этот раз оказавшись в 7 кбт за кормой крейсера, а затем предпринял рывок курсом 225° на скорости 21 уз и глубине 115 м. В 15:09 сыграли боевую тревогу. В ходе следующего поднятия перископа, в 15:16—15:20, лодка была уже на левом фланге аргентинского отряда. «Бельграно» наблюдался по пеленгу 20°, дистанция 26 кбт, ЭДЦ: курс 274°, скорость 10 уз. Слева в отдалении проглядывался силуэт одного из эсминцев. Что примечательно, аргентинцы, по мнению командира лодки, совершали противолодочный зигзаг, но очень «вялый», в пределах 30° влево-вправо от генерального курса 270°, или, как выразился штурман «Конкэрора» лейтенант-коммандер Джонатан Поуис, даже не зигзаг, а «некие очень длинные плавные изменения курса». С аргентинской стороны, кроме поворота на курс 290° в 15:20, следование отряда переменными галсами не подтверждается. В противоборстве с атомной субмариной зигзаг на скорости десять узлов не имел смысла, британцы же просто неверно оценивали параметры движения цели.

В преддверии выхода в атаку Рефорд-Браун, дабы избежать непредвиденных неожиданностей, приказал тщательно удифферентовать лодку. Главное же действие происходило в центральном посту. Торпедный офицер Робин Л'Осте-Браун каждые тридцать секунд громко докладывал расчетный пеленг на цель, чтобы при очередном поднятии перископа командир не тратил драгоценные секунды на обозревание горизонта. Элементы движения цели отслеживались сразу с трех сторон: в боевой информационно-управляющей системе, торпедном автомате стрельбы и на штурманским столе – и корректировались при каждом поднятии перископа. И все-таки курс крейсера был определен с ошибкой на десять градусов, но при пуске торпед на траверзных углах и с короткой дистанции это не играло роли.

Всплыв под перископ в 15:51, «Конкэрор» очутился в хорошей позиции (пеленг на цель 42°, курс цели 280°, дистанция 10 кбт, курс лодки 10°), однако курсовой угол оставался еще довольно велик. Чтобы поразить цель, требовалось установить значительный угол поворота в гироскопический прибор курса торпеды. Более предпочтительным же считалось стрелять с нулевым углом гироскопа, чтобы достичь максимальной точности торпедного пуска и свести на нет риск отказа рулей направления на изрядно старом изделии, особенно с учетом того, что холодная вода может отрицательно влиять на смазку, а ее твердение сказывается на работе рулей. Тем не менее, отдав команду «Торпедные аппараты товсь!», Рефорд-Браун в нетерпении уже хотел стрелять, введя «омегу» семнадцать градусов вправо.

Ему помешал старший помощник Тим Макклемент, выкрикнувший со своего места:

– Не стреляйте!

В центральном посту воцарилась неловкая тишина. Все, затаив дыхание, воззрились на старпома. Рефорд-Браун, оторвавшись от окуляров перископа, нервным шагом пересек помещение и смерил возмутителя субординации укорительным взглядом:

– Почему, черт возьми, нет?

– Угол уменьшается.

«В этом состояла моя обязанность как координатора атаки, – объяснял позже Макклемент, – хотя адмирал Херберт впоследствии назвал это довольно дерзким поступком в момент первой со времен Второй мировой войны торпедной атаки»[18 - Первой она являлась для британских подводников. Здесь уместно напомнить, что 9 декабря 1971 г., в ходе индо-пакистанского военного конфликта, пакистанской ДЭПЛ «Хангор» был потоплен индийский ФР «Кукри».]. Командир лодки не стал возражать. Образовавшуюся паузу он заполнил осмотром горизонта и записью в ЖБД: «Больше ничего на видимости, цель М-04 „Бельграно“ не подозревает о моем присутствии. Выжидаем, когда цель придет на курсовой угол 13° правого борта, после чего будет произведен торпедный пуск с нулевым гироскопическим углом». В иной ситуации подобный педантизм, ради чего лодке пришлось на пять минут дольше оставаться на боевом курсе, мог иметь для нее роковые последствия, но в данном случае ей ничто не угрожало.

Когда цель, наконец, оказалась на залповом пеленге, Рефорд-Браун снова обратился к старшему помощнику:

– Вы не против, если я сейчас выстрелю? – тон его был наигранно учтивым, но вместе с тем не терпящим возражений.

– Продолжайте, сэр! – выпалил Макклемент.

Согласно журналу боевых действий лодки, команда на торпедный залп прозвучала в 15:56:45. Три торпеды Mk.8 mod.4 ушли к цели с трехсекундными интервалами веером с небольшим расстворением. Фактически же Рефорд-Браун командовал трижды, с короткими паузами: «Шестой аппарат – пли!… Первый аппарат – пли!… Второй аппарат – пли!», а сам пуск торпед из-за отказа автоматики производился со стрельбового прибора в первом отсеке. Как вспоминает торпедист Уильям Баддинг: «Штатно торпедная стрельба осуществлялась из центрального поста. К сожалению, на субмарине стоимостью 50 миллионов фунтов стерлингов кнопка не сработала. Так что я получил приказ стрелять в ручном режиме».

«Все торпеды вышли», – доложил Л'Осте-Браун. Командир «Конкэрора» с удовлетворенным видом сложил рукоятки перископа и скомандовал опустить, блестящая стальная труба с негромким шорохом поползла вниз. Секундомер отсчитывал время.

Через пятьдесят семь секунд акустик бесстрастным констатирующим тоном доложил: «Взрыв!» Затем последовало: «Второй взрыв!..» Впрочем, командир, снова поднявший перископ примерно за 15 секунд до первого попадания, и сам мог наблюдать это. Несколько месяцев спустя Рефорд-Браун прокомментирует: «Королевский флот потратил тринадцать лет, чтобы подготовить меня именно к такой ситуации. Было бы крайне обидно, если бы я не справился». Происходившее в центральном посту транслировалось по громкой связи, и когда стало ясно, что торпеды попали в цель, экипаж разразился громкими победными криками. Редфорд-Браун прежде, чем лодка нырнула на глубину, успел увидеть впечатляюще большой, до неба, огненный шар взрыва.

«Оранжевый огненный шар, – записал командир „Конкэрора“, – виден сразу за миделем, на линии грот мачты, вскоре после того, как был услышан первый взрыв. Второй взрыв последовал примерно через пять секунд после того, как я, кажется, видел столб воды в корме, но это мог быть дым от первого. Третий взрыв слышал, но не видел – не вел наблюдение!» После этого все стихло, ставший за прошедшие сутки привычным шум винтов крейсера пропал. Час спустя акустик уходившей на юго-восток лодки услышал пробивавшийся сквозь толщу воды шум тонущего корабля – звуки, напоминавшие скрип несмазанных дверных петель и позвякивание бьющегося стекла. Несколько раз они перекрывались раскатистыми взрывами, принятыми на лодке за действие глубинных бомб. Однако на самом деле аргентинские эсминцы не использовали бомбометы и глубинные бомбы, слышимые взрывы исходили от идущего ко дну крейсера[19 - Когда в 2000 г. бывший офицер «Конкэрора» Нарендра Сетия встречался в Буэнос-Айресе с участниками этих событий с аргентинской стороны, бывший командир эсминца «Ипполито Бушар» Вашингтон Барсена на вопрос, сбрасывал ли его корабль глубинные бомбы и преследовал ли лодку, ответил: «Нет, мы не применяли оружия. То, что вы ощутили, по-видимому, было взрывами боеприпасов и котлов на „Бельграно“. У нас было не так много глубинных бомб на борту, и мы хотели сохранить их, возможно, для последующего боевого контакта».].

Позже командир лодки поделился впечатлениями, что во время атаки его преследовало ощущение, как будто он выполнял упражнение на учебном тренажере в Фаслейне. Ему пришлось подавить желание попросить стюарда принести чашку чая, когда лодка уходила на глубину, выполняя заученный маневр уклонения от контратаки кораблей охранения, в чем, однако, не было необходимости, поскольку те не пытались ее преследовать. Возвращаться, чтобы атаковать их, он тоже не стал, дав возможность заняться спасением экипажа «Бельграно» и впоследствии прокомментировав: «Не думаю, что миссис Тэтчер поблагодарила бы меня, если бы я перезарядил аппараты и торпедировал два остальных корабля».

Маневр отрыва выполнялся в восточном и затем юго-юго-восточном направлении. В 18:58 лодка кратковременно всплыла на перископную глубину, чтобы послать донесение в Нортвуд, а в 22:00, уйдя от места торпедирования «Бельграно» примерно на полсотни миль, повернула на W, затем на NNW и NNO, обогнув в течение дня этот район по часовой стрелке, и в конце суток 3 мая вышла на позицию примерно в 30 милях к NW от точки гибели крейсера – как потом писалось, «вернулась на место преступления». Здесь стали прослушиваться шумы аргентинских судов, участвовавших в поисково-спасательной операции. Рефорд-Браун не препятствовал ее осуществлению, но и не оставлял надежды увеличить свой боевой счет.

Больше всего шума производил своими дизелями и винтами полярный транспорт «Баия Параисо», переоборудованный аргентинцами в госпитальное судно. Акустики «Конкэрора» обнаружили его в 03:40 4 мая. Сблизившись для опознавания цели, коммандер Рефорд-Браун с первыми лучами солнца мог лицезреть в перископ большой красный крест на кормовой надстройке транспорта и бортовой номер «B.1»[20 - В это время судно «Баия Параисо» еще сохраняло свою полярную окраску, с красными бортами и белыми надстройками, красные кресты присутствовали только на кормовой надстройке. Позже оно было перекрашено в соответствии с конвенционными требованиями целиком в белый цвет, и знаки Международного Красного Креста нанесены также на бортах.]. Лодка продолжала слежение за ним до следующего вечера. Другой многообещающий контакт, по первоначальной классификации цели – эсминец или военный буксир, при визуальном рассмотрении оказался нейтральным супертанкером. Как сказано в журнале боевых действий лодки, «его современные винты придавали исходящему от него шуму сходство с боевым кораблем». Остальные зафиксированные акустиками контакты были отдаленными и нечеткими. Поэтому, несмотря на получение в 14:55 5 мая шифрограммы COR 204, подтверждавшей разрешение применить оружие против аргентинских эсминцев, Рефорд-Брауну атаковать, по существу, было некого. Утром 6-го числа «Конкэрор» по приказу из Нортвуда покинул ранее назначенный ему район действий между банкой Бёрдвуд и островом Эстадос и направился на север.

Гибель крейсера

На борту «Генерала Бельграно» часы показывали 16:01 (аргентинский хронометраж расходится с британским на три минуты), только что произошла смена вахты, когда его поразили две британские торпеды. Первая разорвала корпус в районе машинного отделения №2, три секунды спустя вторая пришлась между якорным клюзом и погребами башни главного калибра №1. Торпеды имели комбинированный взрыватель. Журнал боевых действий подводной лодки не содержит сведений об установках глубины хода. По характеру полученных «Бельграно» повреждений современные аргентинские исследователи делают вывод, что торпеды шли на глубине меньше осадки корабля и взрывы были контактными.

Третья торпеда, по всей вероятности, прошла перед носом крейсера, но дальше на ее пути оказался эсминец «Ипполито Бушар». В 16:05 на нем отметили сильный подводный удар по левому борту. По воспоминаниям очевидцев, при этом корабль содрогнулся и слегка накренился на борт, как происходит при полном залпе 127-мм орудий. Позже при осмотре подводной части корпуса в нем обнаружилась большая вмятина и течь. Командир эсминца счел, что корабль получил попадание неразорвавшейся торпеды. Впоследствии эта версия была подвергнута сомнению, поскольку за четыре минуты с момента попаданий в «Бельграно» торпеда не могла преодолеть четыре морских мили, отделявшие эсминец от крейсера, а вероятность попадания на такой дистанции крайне мала. Возможной причиной сотрясения назывался гидродинамический удар от взрыва на крейсере[21 - Как указано в аргентинском отчете: «Даже сегодня стоит вопрос о том, было ли испытанное сотрясение результатом гидродинамического удара при взрыве торпед, поразивших крейсер „Генерал Бельграно“, или действительно результатом попадания неразорвавшееся торпеды. Командир ЭМ „Ипполито Бушар“ придерживается последней версии, поскольку удар произошел, по его словам, не сразу, а через пять минут после попаданий в крейсер, и его не зафиксировали на ЭМ „Пьедрабуэна“. С другой стороны, дивизион живучести отметил появление в корпусе корабля двух течей, одна из них из-за отсутствия заклепок в поврежденных листах обшивки, что потребовало постановки цементного ящика для их заделки. По окончании военных действий на Мальвинах пришлось поставить металлическую заплату на месте удара, где были выявлены четыре трещины длиной 20 см каждая».]. Сейчас высказывается версия о срабатывании неконтактного взрывателя торпеды на некотором удалении от эсминца.

На «Бельграно» основной урон причинила первая торпеда, ударившая в районе 106-го шпангоута. Произошедший там взрыв имел настолько большую силу, что были пробиты все четыре палубы корабля, в верхней образовалась двадцатиметровая дыра. Очевидцы отмечают, что после попадания торпеды крейсер сильно тряхнуло, словно он наскочил на песчаную мель, после чего резко остановился. Машинное отделение №2 было полностью разрушено, все находившиеся в нем погибли сразу. В смежном машинном отделении №1 погасло освещение и произошла остановка механизмов. Примыкавший с другой стороны зарядный погреб башни главного калибра №4 взрыв не затронул, основное его действие было направлено вверх. Над машинным отделением располагались кают-компании субофицеров и капралов, столовые, а также барное помещение, именуемое «Содовый фонтан». По несчастливому стечению обстоятельств там оказалось полно людей, только что сменившихся с вахты. Взрыв разрушил эти помещения. Потери в личном составе были огромными. Называется число 272 убитых. Остальные, сильно обожженные и раненые, потом с ужасом вспоминали, как прокатившийся по отсекам огненный шар поглотил их товарищей.

Площадь образовавшейся пробоины оценивалась в девяносто квадратных метров. Забортная вода могучим потоком хлынула через нее внутрь корпуса, затапливая отсеки энергетической установки. Корабль практически сразу лишился электроснабжения, для борьбы за живучесть в распоряжении экипажа остались только малопроизводительные переносные средства. Начавшийся пожар из-за быстрого затопления отсеков развития не получил, однако внутренние помещения наполнились удушливым дымом.

Взрывом второй торпеды, попавшей в районе 15-го шпангоута, была оторвана носовая оконечность почти по первую башню главного калибра. В носовых отсеках, к счастью, никто не пострадал, там в этот момент никого не было. Орудийные башни испытали сильное сотрясение, но люди внутри них и погреба боезапаса остались невредимы. Расчет башни №2 осуществлял в этот момент проворачивание оружия, в результате обесточивания она осталась развернутой на правый борт. Носовая переборка устояла и выдерживала напор воды. Кстати, это был не первый за время службы под аргентинским флагом случай потери крейсером носовой оконечности. Аналогичное имело место 15 марта 1956 г. при столкновении «Бельрано» с однотипным кораблем «9 де Хулио»[22 - В литературе, в частности, в книге Мартина Миддлбрука «Аргентинская борьба за Фолкленды» встречаются утверждения, что крейсеру доводилось терять носовую часть, служа в американском флоте. Это неверная информация. Носы отрывало у однотипных кораблей «Гонолулу», «Хелена» и «Сент-Луис», а с «Финиксом» такого не случалось.].

«Я почувствовал, как крейсер сотрясается и скрипит так, как никогда не было ни на одном корабле, – описывает момент попадания торпеды капитан 1 ранга Бонсо в своей книге о гибели „Бельграно“. – Ощущение сравнимо с резким рывком вверх, а затем падением на большую песчаную отмель, в которой утопаешь, будучи не в состоянии двигаться. Несколько секунд до второго взрыва, как будто чтобы осознать, что это не привидевшийся кошмар и что в нас попали две мощные торпеды. За звуками взрывов, сухими, резкими и оглушающими – последовал сильный едкий запах, наполнивший корабль, в то время как он начал стремительно крениться на левый борт. Моей инстинктивной реакцией было выкрикнуть проклятие, которое, несомненно, олицетворяло бы огромную ненависть к тем, кто сделал эту работу, и неуверенность в следующих нескольких мгновениях».