– Вообще-то у меня есть дела в Осаке, но они могут и обождать.
– Вот и хорошо. Сперва надо устроиться, отдохнуть с дороги.
– А Мисако-сан дома?
– Гм… С утра была дома.
– Надеюсь, она меня ждет?
– Наверное. А впрочем, не знаю. Может быть, наоборот, ушла из деликатности, чтобы мы могли поговорить наедине. Кстати, это удобный предлог для очередной отлучки.
– Да-а… С ней я тоже намерен обстоятельно побеседовать, но прежде мне нужно до конца прояснить для себя, чего ты на самом деле хочешь. Конечно, в такие дела, как развод, негоже вмешиваться постороннему, даже если это и близкий родственник. Но ваш случай особый, вы ведь не способны ничего решить самостоятельно.
– Ты уже обедал? – поинтересовался Канамэ, делая новую попытку переменить разговор.
– Нет еще.
– Тогда, может быть, перекусим где-нибудь в Кобэ? А Хироси поедет домой с собакой, она не даст ему соскучиться.
– Дядя Хидэо! Дядя Хидэо! Я видел Линди! – закричал, вбегая в каюту, Хироси. – Он такой красивый, похож на маленького оленя!
– Ты еще не знаешь, как быстро он бегает! Лучшая тренировка для него – если ты сядешь на велосипед и, взяв его на поводок, заставишь бежать впереди себя. Говорят, эти собаки способны обогнать даже поезд. Они и в скачках участвуют.
– Не в скачках, дядя, а в бегах!
– Ну да, разумеется. Ишь, как ты меня поймал!
– А он уже переболел чумкой?
– Конечно, ему ведь уже год и семь месяцев. Скажи-ка лучше, как ты повезешь его домой? Сначала на поезде до Осаки, а потом на автомобиле?
– Да нет, все намного проще, – объяснил Канамэ. – Он сядет в электричку и доедет почти до самого дома. Теперь в вагон пускают с собакой, нужно только набросить ей на морду платок или что-нибудь в этом роде.
– Неужели Япония наконец доросла до такой модной диковины, как электропоезд?
– Ну, вы и скажете, дядя! – воскликнул Хироси, соскальзывая на осакский диалект. – У нас в Японии чего только нет!
– Поди ж ты! – в тон ему ответил Таканацу.
– Нет, у вас не выходит, – рассмеялся мальчик. – Выговор не тот!
– Представляешь, Хидэо, этот разбойник до того навострился в осакском диалекте, что только держись! В школе он изъясняется на совсем другом наречии, чем дома, с нами.
– Когда нужно, я легко перехожу на правильный язык[56 - Имеется в виду стандартный литературный японский язык (х?дзюнго), сложившийся к концу XIX в. на основе говора жителей Токио.], – похвастался Хироси, – но в школе все мы болтаем по-здешнему…
– Ну, довольно, Хироси, – осадил Канамэ сына, чувствуя, что тот разошелся не на шутку. – Сейчас ты получишь собаку и вместе с «дедусей» отправишься домой. А у дяди есть еще дела в Кобэ.
– Разве ты не едешь с нами, папочка?
– Нет, я составлю компанию дяде. Он соскучился по скияки[57 - Скияки – традиционное японское блюдо: нарезанное тонкими ломтиками мясо готовится в стоящей на столе сковороде вместе с прочими ингредиентами (кусочками соевого творога, грибами, овощами) и приправами.] из знаменитой местной говядины, так что я поведу его обедать в «Мицува». Ты сегодня завтракал поздно и, верно, еще не голоден. К тому же нам с дядей необходимо кое-что обсудить.
– Ясно…
Мальчик с тревогой посмотрел на отца, должно быть, догадываясь, о чем именно идет речь.
5
– Итак, давай подумаем, как быть с Хироси. Поговорить с ним необходимо, тут нет никаких сомнений, и если ты не в силах решиться, я готов взять это на себя.
Не то чтобы Таканацу задался целью понудить брата к немедленным действиям, но, привыкший всегда и во всем брать быка за рога, он предпочел не тратить времени даром, и едва они с Канамэ расположились на циновках в ресторане «Мицува», вернулся к наболевшей теме, не дожидаясь, пока приготовится мясо в стоящей перед ними сковороде.
– Не стоит. С сыном должен говорить я.
– Да, но ты никак не соберешься с духом.
– И все же оставь это на меня. Что ни говори, я знаю своего сына лучше, чем кто-либо… Возможно, ты не заметил, но сегодня Хироси вел себя не совсем обычно.
– Что ты имеешь в виду?
– То, как он щеголял перед тобой своим осакским выговором, как поймал тебя на обмолвке. Обыкновенно он так не делает. Разумеется, ты ему не чужой, и все же такая игривость была не вполне уместна.
– Мне тоже показалось, что он оживлен сверх меры… Выходит, его веселость была наигранной?
– Именно так.
– Но почему? Что, он пытался таким образом сделать мне приятное?
– Отчасти это. Но главное в другом: он тебя боится. Понимаешь? При всей любви к тебе он тебя боится.
– С какой стати он должен меня бояться?
– Видишь ли, Хироси не знает, как далеко мы с Мисако зашли в своем намерении расстаться, и невольно воспринимает твой приезд как знак надвигающихся перемен. Пока тебя не было, для него еще сохранялась некая неопределенность в этом отношении, и теперь ему кажется, что раз ты приехал, с неопределенностью будет покончено.
– Вот оно что? В таком случае мой приезд не доставил ему особой радости.
– Дело не в этом. Мальчик, конечно же, рад тебя видеть, рад твоему подарку. Он искренне привязан к тебе и опасается не столько тебя самого, сколько твоего появления в нашем доме. В этом смысле мы с Хироси ощущаем себя совершенно одинаково. Вот ты коришь меня за то, что я до сих пор не собрался поговорить с сыном. Поверь, Хироси боится этого разговора не меньше моего. Поэтому он так странно и вел себя сегодня. Он не знает, чего от тебя ждать, и все время настороже: а вдруг сейчас ты объявишь ему то, о чем отец предпочитает молчать.
– И эти свои опасения скрывает под маской веселости?
– Понимаешь, все мы: и я, и Мисако, и Хироси – в чем-то очень похожи. Нам не хватает отваги, чтобы действовать решительно, мы всеми силами стремимся сохранить статус-кво… Положа руку на сердце, я тоже слегка напуган твоим приездом.
– В таком случае, вероятно, мне вообще не следует вмешиваться, и пусть все остается как есть?
– Нет, так еще хуже. Страх страхом, но в этой истории пора уже поставить точку.
– Час от часу не легче… А что говорит Асо? Если от вас с Мисако-сан проку не добиться, может быть, он возьмет дело в свои руки?
– Асо ничуть не лучше нас. Он считает, что решать должна Мисако, он, дескать, не вправе диктовать ей свои условия.