Я выползаю из-под душа только когда кожа становится похожей на ту, что имеют младенцы. Обматываюсь полотенцем и покидаю ванную комнату, продолжая распевать песни. Но хорошее настроение испаряется также быстро, как пар из душевой.
– Какого черта ты тут делаешь, Кросс? – рычу я.
Усмешка на его губах говорит сама за себя.
– Ты до сих пор поёшь в душе?
– Исчезни из моей спальни!
Трэвис лениво поднимается с кровати, на которой, к слову, расстелился, и возвышается надо мной.
– Твоя мама попросила фломастеры.
– Тогда какого черта ты ещё не взял и не испарился? Я могла выйти голой, это моя комната!
Его серые глаза наполняются лукавым блеском. Я не дожидаюсь момента, когда он начнёт шутить в стиле «что я там не видел», открываю ящик, достаю фломастеры и сую парню, после чего открываю дверь.
– А теперь выметайся. Пожалуйста.
Я готова ликовать, что он свалил, но слишком рано. Потому что Трэвис останавливается в проходе, он в нескольких дюймах и аромат его парфюма бьет по носу. Чертовски приятный запах, удостаивающийся чести попасть в список табу.
– Склероз? – я выгибаю бровь. – Ты забыл, что собирался больше никогда сюда не входить без приглашения?
Трэвис дёргает уголком губ. В конце концов, появляется свойственная ему надменность засранца.
– Уже входил.
Я не краснею, наоборот, вскидываю подбородок и смотрю в его глаза, выражая крайнюю степень равнодушия.
– Разве? Значит, это не было чем-то фантастическим и запоминающимся. Воспоминания блекнут, Трэвис, если они ничем не выделяются на фоне новых.
Он склоняет голову набок и прищуривается.
– Освежим память?
– Ты нашёл припрятанную отцовскую коробочку в гараже и поднатаскался?
– Набрался опыта естественным путём.
– Вау, должно быть, пятнадцатилетки в восторге, а теперь выметайся.
Шагнув в сторону, он закрывает дверь.
Дверь в мою комнату!
Не с обратной стороны, как того желала, а оставаясь в спальне!
– Трэвис, сваливай по-хорошему, – говорю я, взяв баночку с кремом с туалетного столика и не утруждаясь наблюдать за ним.
Когда он вообще прилетел?! Вот, о чьём приходе предупреждала мама или пыталась предупредить. Почему всё время не дослушиваю? Уж лучше бы на ужин явился Иисус Христос и вся его святая свита, чтобы карать меня за грехи.
– А что насчёт по-плохому?
– Я засажу тебя через ближайший час так, что задница будет полыхать и сиять оттенками синего и фиолетового.
– Удиви меня, Брукс.
Я поднимаю глаза и смотрю на парня через отражение.
Медленно улыбка растягивается на моих губах.
– Пакетик в твоём кармане издаёт громкое шуршание. У тебя есть время избавиться от него, потому что врач не прописал бы тебе травку.
– А если я не сделаю этого? – его глаза горят вызовом.
Я жму плечами, подхватываю пальцем крем и наношу на лицо мягкими и неспешными движениями, продолжая наблюдать за Трэвисом через отражение.
– В таком случае мне просто плевать, удивительно, что ты до сих пор это не понял. И ради всего святого, снизойди и избавь меня от своего утомительного общества.
Мои слова работают в обратную сторону. В прочем, ничего нового.
Трэвис подходит ко мне вплотную и останавливается за спиной. Дёргаюсь от ощущения твёрдой выпуклости в его джинсах, которая упирается в поясницу.
Хочу сделать шаг в сторону, но он загоняет в капкан и захлопывает его, расставив руки по обе стороны поверхности столика. Кожа на шее вспыхивает под горячим дыханием, стоит ему наклониться и застыть рядом с моим ухом.
– Я хочу по-плохому, – шепчет его бархатный голос, отзываясь в местах, которым стоило бы оставаться мертвыми.
На долю секунды замираю, потеряв способность дышать, а после расплываюсь в ехидной улыбке.
– Как пожелаешь.
Мой локоть врезается в ребро парня, заставив его согнуться пополам и закашливаться.
К глубочайшему сожалению, Трэвис быстро приходит в себя и выпрямляется с таким довольным выражением на лице, как будто под дых только что получила я.
Собственно, получаю.
Его пальцы в один счёт оказываются на шее и с толикой нежности сжимают её, удерживая в одном положении.
Наши взгляды сталкиваются в отражении.
Его скула касается моей, когда он приближает своё лицо к моему, отчего они на уровне друг друга.
– Мне тоже нравится наша игра, Брукс. Возбуждает, не правда ли? Кто угодно заведётся. Уверен, когда твои пальчики ныряют в трусики, в этот момент ты думаешь обо мне. О том, что ненавидишь меня. Ненавидишь, но думаешь обо мне. Это бесит тебя ещё больше. И тогда ты ускоряешься, чтобы поскорей закончить, а после ненавидишь себя и меня ещё больше за то, что не смогла перестроиться. Моешься в душе, чтобы смыть с кожи то, что получила благодаря мне, а потом ложишься в постель и снова пытаешься отмыть, только на этот раз сознание.
Он поднимает вторую руку и проводит пальцем вдоль моей, подбираясь выше по линии плеча. Его улыбка наполняется ликованием.
– Одна проблемка: тело ты способна замыть до дыр, но вот голову… – его палец шелковистым касанием постукивает висок. – Сознание никогда не отмоешь.