– Кто его нашёл?
– Моя жена.
– Понятно. Она сказала, что он так и лежал со скрещенными руками?
– Нет. На самом-то деле я его привёл немного в божеский вид…
– Понятно.
Чёрт возьми, подумал он. Чёрт возьми!
– Но вот руки сложил ему не я – это, должно быть, миссис Даффи. – Он пожал плечами. – Вы ведь их знаете, – тихо добавил он с многозначительным видом.
Под «ними», как понял Страффорд, он, конечно же, подразумевал католиков.
Теперь полковник достал из внутреннего нагрудного кармана пиджака серебряный портсигар с монограммой, нажал на защёлку большим пальцем, откинул крышку и протянул ему два полных аккуратных ряда сигарет, перехваченных эластичным ремешком. Марка «Синиор сервис», автоматически подметил Страффорд.
– Не желаете закурить?
– Нет, спасибо, – сказал Страффорд. Он всё ещё рассматривал труп. Отец Том был крупным мужчиной с широкими плечами и грудью колесом. Из ушей у него торчали клочья волос: поскольку священники не вступают в брак, то обычно пренебрегают такими вещами, подумал инспектор. Это натолкнуло его на дельную мысль:
– А где она сейчас, – спросил он, – ваша жена?
– А? – Осборн на секунду уставился на него, извергая из ноздрей два облака сигаретного дыма. – Ах да. Она наверху, отдыхает. Я велел ей выпить рюмку бренди и портвейна. Можете себе представить, в каком она состоянии.
– Разумеется.
Тихо постукивая шляпой по левому бедру, Страффорд рассеянно огляделся по сторонам. Всё казалось каким-то нереальным: и эта большая квадратная комната, и высокие книжные шкафы, и пышный, но выцветший турецкий ковёр, и расстановка мебели, и столь аккуратно разложенное тело с открытыми и подёрнутыми плёнкой глазами, бесцельно глядящими куда-то вверх, как будто хозяин их не умер, а, растерявшись, погрузился в размышления.
А по другую сторону трупа стоял человек в отутюженных брюках, клетчатой хлопчатобумажной рубашке и искусно завязанном галстуке-бабочке, с офицерскими усами, холодным взглядом и бликом света из окна за его спиной, мерцающем на черепе, туго обтянутом загорелой кожей. Всё это казалось слишком театральным, особенно в лучах этого неестественно яркого белого сияния, проникающего снаружи. Слишком всё это походило на последнюю сцену какой-нибудь салонной мелодрамы, когда занавес вот-вот опустится, а публика уже готовится аплодировать.
Что произошло здесь прошлой ночью, что привело священника к смерти и увечью?
– Вы приехали из Дублина? – спросил полковник Осборн. – Рискованная поездка, могу себе представить. Дороги нынче, как стекло. – Он сделал паузу, приподняв одну бровь и опустив другую. – Вы ехали одни?
– Ко мне поступил телефонный звонок, а я как раз был здесь неподалёку. Гостил у родственников.
– А-а. Вот оно что. Как, ещё раз, вас зовут? Стаффорд?
– Стр-р-раффорд, с буквой «р».
– Извините.
– Не волнуйтесь, ту же самую ошибку совершают все.
Полковник Осборн кивал, хмурился и размышлял.
– Страффорд, – пробормотал он. – Страффорд… – Он глубоко затянулся сигаретой – явно пытался вспомнить, где и когда слышал эту фамилию. Детектив не оказал ему в этом никакой поддержки.
– Скоро прибудут ещё люди, – сказал он. – Наряд полиции. Судебно-медицинская бригада. А также фотограф.
Полковник Осборн в тревоге уставился на него:
– Из газеты?
– Фотограф-то? Нет, что вы – из наших. Произвести фотофиксацию… э-э… места преступления. Вы его вряд ли вообще заметите. Но эта история, вероятно, появится во всех газетах, знаете ли, и попадёт даже на радио. Этого не остановить.
– Пожалуй, да, – мрачно согласился полковник Осборн.
– Конечно, каким именно окажется её содержание, предстоит решить не нам.
– Как это?
Страффорд пожал плечами:
– Уверен, вы не хуже меня знаете, что у нас в стране в газеты не попадает ничего, что не было… как бы это сказать… подвергнуто проверке.
– И кто же проводит эту проверку?
– Власти предержащие. – Детектив указал на труп, лежащий у их ног. – В конце концов, убили ведь не кого-нибудь, а священника.
Полковник Осборн кивнул, двинув нижней челюстью вбок, словно что-то жевал.
– Насколько я понимаю, новость же может и не пройти проверку. Чем меньше сведений об этом просочится наружу, тем глубже будет моё удовлетворение.
– Да. Возможно, вам повезёт.
– Повезёт?
– Может, этот факт вообще не попадёт в газеты. В том смысле, что обстоятельства могут… скажем так, замести под ковёр. В этом нет ничего сверхъестественного.
Полковник не уловил иронии последнего замечания. Замалчивание скандалов было не столько чем-то сверхъестественным, сколько нормальным положением вещей. Он снова глядел на труп.
– Жуткое дело, однако. Одному богу известно, что скажут соседи.
Он ещё раз искоса взглянул на детектива тем же вопросительным взглядом.
– Страффорд, – сказал он. – Забавно, я-то думал, что знаю все семьи в этих краях.
Он, конечно же, имел в виду все протестантские семьи, как прекрасно понимал Страффорд. Протестанты составляли пять процентов населения ещё относительно молодой республики, и из этого числа лишь небольшая часть – «лошадиные протестанты», как их насмешливо прозвали ирландцы-католики, – до сих пор умудрялась цепляться за свои поместья и жить более или менее так же, как жили до обретения независимости. Поэтому едва ли удивительно, что все они либо были знакомы друг с другом, либо, по крайней мере, знали друг о друге через сложную сеть родственников, свойственников, соседей, а также целый легион давних врагов.
Однако в случае со Страффордом полковник Осборн очевидным образом оказался в тупике. Позабавленный этим, детектив решил смягчиться – какое это имело значение?
– Розли, – сообщил он, как будто это был некий пароль – впрочем, по некотором размышлении, так оно и выходило. – Неподалёку от Банклоди, в той стороне графства.
– Ах да, – припомнил полковник, нахмурив брови. – Розли-хаус? Да, кажется, бывал я там однажды, на свадьбе или на чём-то в этом роде, много лет назад. Это ваше…
– Да. Моя семья живёт там до сих пор. То есть мой отец. Моя мать умерла молодой, а я был единственным ребёнком.