Татуировка птицы

Элин улыбнулась.

– В нашей деревне еще увидишь. Они не причинят тебе вреда. Они безобидные.

Когда до деревни оставалось всего ничего, Элин приложила пальцы к губам и снова свистнула, и через считаные секунды в ответ раздался еще более громкий свист.

– Это отец. Он приветствует тебя.

Элиас признался, что он первый раз в этой местности, приходит только на равнину ловить кекликов, чтобы продать их в Мосуле. Это его дополнительный доход. А так он пишет статьи в журналы. За них не всегда платят, и тогда он идет охотиться на птиц. «Мне и в голову не приходило, что на горе кто-то живет», – сказал он и шатнулся в сторону, заметив у ствола дерева еще одну змею.

Они ускорили шаг, так как преодолели перевал и теперь устремлялись в долину, которая неожиданно расстелилась перед ними гигантским зеленым ковром. Деревня располагалась за его дальним краем. Здесь издавна жило племя Хали?ки. Никто в точности не знал его истории, как и возраста растущих здесь старых деревьев. За столетия в мире произошли разительные перемены, но не в Халики. По крайней мере, когда летом 1999 года Элиас переступил порог их дома, там не было ни интернета, ни телефона, ни даже электричества. Воду носили в бурдюках из источников, бивших повсюду. Элиас понимал, что в деревне жизнь устроена по-простому, но был поражен, насколько она была первобытная в долине Халики. Их уклад показался ему фантастичным, когда весь остальной мир гудел, стремительно приближаясь к концу двадцатого века.

Новости до них доходили скудно. Обычно в деревне узнавали о том, что происходит в мире, от кого-то, кто, как Элиас, наведывался из города. Когда являлся гость, местные обязательно свистели, приглашая всех поздороваться с пришлым человеком и услышать от него, будто он был диктором на радио, последние новости. Узнав, что творится на свете, они возвращались к своим делам: пасти скот, ремесленничать и заботиться друг о друге. Если замечали, что в каком-то доме не горит огонь в печи, то спешили туда поделиться хлебом. Ведь если не пекут, значит, сегодня вечером здесь остались без муки.

Отметив про себя, что в доме нет ни телевизора, ни радио, Элиас задумался: они пребывают в таком прекрасном расположении духа, потому что не смотрят плохие новости и не ведают, какие беды сотрясают мир, или потому что ведут такой расслабленный образ жизни? Они просыпаются не от дребезжания будильника, а под птичьи трели. У них нет расписаний и нет замков на дверях. Двери они оставляют распахнутыми для солнца и гостей. Даже война, охватившая страну, не затронула долину Халики и осталась для них просто новостью, пришедшей издалека. Жители, слышав о войне, лишь ударяли ладонью о ладонь, горестно и осуждающе качая головой. Здесь нет полиции и нет сигнализаций, нет тюрьмы и выхлопных газов. Дети бегают по улице, и никто из родителей не боится, что ребенок потеряется или пропадет. Здесь нет чужаков. Да и секретов в деревне друг от друга не было. Про всех всё знали на этом спрятанном далеко от зла и прелестей мира клочке земли.

На грубо склоченном из досок столе в углу просторной гостиной лежала свирель. Это первое, что заметил Элиас, войдя в дом Элин. Как только Элиас появился в дверном проеме, отец Элин встретил его как близкого родственника – поцелуями в обе щеки. Мать Элин протянула ему руку для рукопожатия, а он поцеловал ее, как это принято в деревне в знак почитания старших. Его пригласили сесть на пол, точнее, на сшитое из лоскутов толстое цветастое покрывало, выделяющееся среди других ковриков в доме, которые все были светло-бежевыми. Элиас сбросил обувь у двери и присел. Перед ним на стене оказалась вышитая нитками картина в рамке, на которой люди воздевали руки к небу, усеянному разного размера звездочками. Элиас не знал тогда еще, что это работа Элин и что она обучалась этому рукоделию. Она была их тех немногих девушек в деревне, кто ходил в школу. Дорога до ближайшей к Халики школы занимала четыре часа. Три часа уходило на спуск пешком на равнину, а затем час на машине до поселка, где была школа. Это дядя Мурад предложил определить Элин и Азада в школу, в которой он сам преподавал. Сначала мать Элин противилась, так как путь был неблизкий и дети успевали бы только к концу занятий. Но дядя Мурад убедил ее. Можно три дня посещать уроки, а остальные дни только выполнять домашние задания, что разрешалось ученикам из отдаленных районов. На три будних дня пусть остаются у него, будут больше проводить времени с бабушкой и дедом.

Элин любила не столько школу, сколько саму дорогу до нее во всех подробностях. Их путешествие начиналось на рассвете, когда они с Азадом усаживались на спину осла и тот спускал их с горы. А там их на своем пикапе поджидал дядюшка Мурад. Элин с Азадом забирались в открытый кузов. Машина с ревом трогалась с места, и они, подскакивая на кочках, оставляли позади одно здание за другим и хохотали, когда кто-либо из них опрокидывался назад или плюхался вперед, не удержавшись. После уроков дед выдавал им сладости, а бабушка при этом приговаривала: «Смотри, наедятся сладкого, потом обедать не будут». Дед научил Элин играть в кункен[14 - Кункен – карточная игра, цель которой – избавиться от всех карт, выкладывая их в определенной комбинации.], и она оставалась с ним сидеть дома, а Азад с дядей выходили на прогулку. Закончив начальную школу, они не продолжили образование, но Элин не бросила живопись и достигла в ней определенных успехов. Ее картины и вышивки нашли своих почитателей среди местных жителей.

Элиас как раз рассматривал ее работу на стене, когда Элин подала ему таз с водой, чтобы вымыть руки и ополоснуть лицо. Она указала ему рукой, где будет удобнее, и он уселся на лавочку. Элиас вытянул ладони, она плеснула воды, и он вытерся поданным ему белым полотенцем. Тогда отец Элин пронзительно свистнул и, повернувшись к Элиасу, сообщил:

– Я объявил о том, что сегодня будет торжество. С вами придут поздороваться соседи.

– Это большая честь. Но я не хотел бы причинять вам неудобство. Да и поздно возвращаться будет, я дороги не увижу, – отозвался Элиас.

– Но у нас всегда соседи собираются, когда принимаем гостя. Здесь любят такие посиделки. Мы рассчитывали, что вы заночуете здесь. Не стоит подвергать себя опасностям на ночной дороге. Разумнее спускаться после восхода. Да и утро вечера мудренее, как говорится. А день глазастее.

– Боюсь, сестра моя поднимет переполох. Я оставил с ней сына и сказал, что сегодня же заберу. Я рад был бы остаться у вас, но… Лучше мне вернуться сегодня домой, а к вам я зайду завтра или через день.

– Тогда уж через три. Как раз у нас будет праздник птиц, – пригласил его отец Элин. – Посмотрите, как мы его отмечаем, сжигая клетки. Вы заметили по дороге, сколько здесь водится птиц? Они обитают по соседству с людьми и летают очень низко. Только вот являются сюда время от времени охотники из города и соседних поселков да ставят силки.

Опустивший глаза Элиас украдкой бросил взгляд на Элин. Она тоже потупила взор.

Из кухни ее позвала мать: «Элин! Подойди сюда!» Так Элиас узнал, как ее зовут, и его охватила необъяснимая радость. Элин вернулась из кухни с подносом, на котором принесла айран и пирожки с инжирным джемом.

– Ничего в жизни вкуснее не пробовал, – проговорил Элиас, присев с ними и надкусив пирожок.

Услышав похвалу, Рамзи?я, мать Элин, приосанилась:

– Я сама пекла! Из Синджара ко мне каждый месяц торговец наведывается, заказывает горы выпечки, потом продает на рынке в городе.

– И в Багдаде даже продает, и в Мосуле! – добавил Шаммо, отец Элин.

– Теперь буду их искать на рынке в Мосуле, есть и вас вспоминать, – сказал Элиас и посмотрел на Элин, сидевшую между родителей. Он встал и засобирался.

– Секундочку! – остановил его Шаммо и поспешил на кухню.

Элин улыбнулась Элиасу и тоже встала. Она была копия матери, только в современном образе. Она не носила белую повязку на голове и широкое платье, перехваченное на талии льняным поясом. На ней была юбка и рубашка из хлопка. Волнистые волосы кофейного оттенка спадали прядями на плечи. Среднего роста, как и мать, но стройнее.

Шаммо вынес два больших пакета – в одном пирожки с джемом и заплетенный в косу высушенный инжир, в другом – большой пирог в форме птицы с инжирной начинкой.

– Спасибо! – поблагодарил Элиас.

– Всегда пожалуйста!

– Отец! Тяжело будет ему нести все это, – вмешалась Элин.

Шаммо озадачился, потом, воскликнув «Есть решение!», выбежал из дома. Его не было несколько минут, и вернулся он с ослом.

– О, это животное знает дорогу. Он не раз уже отвозил наших гостей, а потом сам возвращался в деревню. Мы его нагрузим, а внизу отвяжите пакеты и отпустите его, он сам добредет.

Уже усевшись на осла, Элиас помахал им на прощание:

– До свидания!

– Всегда рады!

Жители Халики никогда не говорят «До свидания!», только «Приветствуем!» и «Всегда рады!».

Красный мак

Спешившись с осла и пустив его обратно в гору, Элиас встал на обочине пыльной дороги дожидаться, когда мимо проедет автомобиль, следующий в сторону шоссе. Несколько раз, пока осел не скрылся из виду, Элиас оборачивался, чтобы убедиться, что животное идет в правильном направлении. Спустя четверть часа вдалеке показалась машина, и Элиас поднял руку, проголосовав. Машина сбросила скорость и притормозила рядом с ним.

– Тебе куда? – первым спросил его водитель. Под кустистыми усами у него торчала зажженная сигарета.

– Буду благодарен, если подбросите до шоссе.

– Залезай!

Элиас сел рядом с водителем, тот сразу нажал на газ и спросил:

– Мне в Сину?ни[15 - Сину?ни – город в Ираке, провинция Найнава, округ Синджар.]. Тебе пойдет?

– Вполне. Там автобусная станция. Сяду в маршрутку до Мосула.

– Тогда высажу тебя на станции.

– Если не трудно.

– Плевое дело. За полчаса доставлю.

– Спасибо большое!

– Добро! – отозвался водитель и выпустил кольцо дыма.

– Вы местный?

– Из Харда?на[16 - Харда?н – деревня к северу от горы Синджар с исключительно езидским населением.]. Слышал?