– Пришла весть, что Аяш сегодня погиб. Ты должна вернуться обратно. Мне поручено тебя отвезти.
Элин была ошеломлена.
– Я могу остаться здесь еще на день, чтобы присутствовать на его похоронах?
– Его тела не нашли. Собирайся и выходи прямо сейчас.
– Нет! Я никуда не пойду. Я останусь с Газаль! – закричала она.
– Это приказ. Если не подчинишься, твоего трупа тоже не найдут.
Элин взвыла так, что, казалось, потеряет сознание. Всхлипывающая Газаль обняла ее.
– Шевелись! – пригрозил охранник.
Элин не двигалась с места. Тогда он вытащил пистолет и направил ствол на нее. Газаль взмахнула руками, обняла Элин и прижала ее к себе. Охранник двинулся на них, и Газаль громко заревела. Он оттолкнул девушку, схватил Элин за плечо и потащил за собой из дома. Заперев входную дверь снаружи на ключ, он выстрелил в воздух, проволок Элин через весь двор, затолкал ее на заднее сиденье и хлопнул дверью. Машина рванула с места на огромной скорости, но в конце улицы водитель затормозил из-за выскочившего на дорогу ребенка. Из ближайшей лавки выбежал мужчина, дернул мальчишку за плечи назад и жестом поблагодарил водителя. Элин прочитала вывеску на его лавке «Продажа сиропа из фиников». Это был тот самый магазин, где раньше торговали маринадами и оливками.
А кто спасет ее, выдернув из лап беды, как этого мальчика? Сокрушаясь об этом, Элин проклинала про себя водителя, который лишил ее шанса на побег вместе с Газаль.
Татуировка птицы
На заднем сиденье Элин рассматривала сквозь слезы татуировку в виде птицы у себя на пальце. Она погладила изображение птички. Среди жителей ее деревни было распространено поверье, что потеря обручального кольца грозила супругам расставанием. Поэтому в деревне ходили слухи, что молодые Элиас и Элин, чтобы не разлучаться, отказались носить кольца. Дядя Элин обронил где-то свое кольцо и через месяц развелся. А татуировка остается навсегда, ее невозможно потерять. Элиас и Элин открыли изумленным гостям на своей свадьбе, что сделали татуировки на безымянных пальцах и не будут носить привычных колец, но не по этой причине. Их тайна заключалась в том, что они познакомились благодаря птице, поэтому выбрали ее символом своей любви.
Пятнадцать лет прошло со дня их знакомства. Ей только исполнилось двадцать, она шла из долины в свою деревню, что располагалась на склоне горы, и вдруг остановилась, заметив на дороге кеклика, попавшего в расставленные у дерева силки. Птица билась, но разноцветные плетеные веревочки прочно удерживали лапки. Элин слышала от местных жителей, что охотники считают большой удачей поймать кеклика и что красота этой птицы – ее же проклятие, поэтому волей эти птички наслаждаются недолго и очень быстро оказываются в клетке. В окрестностях ее деревни этих птиц водилось видимо-невидимо, так как жители их не ловили и не употребляли в пищу. Наоборот, они завели обычай раз в год сжигать пустые клетки и водить вокруг костра хоровод. Устраивая праздник птиц, они давали пернатым знак, что здесь им ничего не угрожает. Деревенские думали, что птицы не покинут эти места и будут садиться к ним на подоконники, предсказывая хозяевам скорые вести. Люди сжигали клетки как олицетворение зла в надежде, что птицы принесут им лишь добрые новости. Даже в своем танце они подражали полету стаи, выстраиваясь косяком. Птицы не сразу слетались к местному источнику. Сначала появлялась одна, осторожно пила и приглядывалась, выжидая. Если убеждалась, что охотников нет, давала стае знак своим квохтаньем, что на водопое безопасно. Эти птицы были чем-то даже похожи на жителей деревни – бесхитростные, но гордые. Если пуля стрелка пробивала кеклика, он взымал ввысь и стремился наверх, истекая кровью, а с последней ее каплей падал. Если охотник несмертельно ранил кеклика, птица корчилась от боли, и ее страдания напоминали танец. В деревне Элин его так и называли – «танец боли» – и исполняли его под грустную музыку, изображая мучения птицы.
В домах местных жителей много чего не хватало, но никогда у них не было недостатка в наигрышах свирели, барабанной дроби и звуках танбура. Хотя бы один инструмент в доме да был, иначе как жить без музыки и песен, которые передаются от отца к сыну? Большинство безграмотно, школа слишком далеко, но все – стар и мал, мужчины и женщины – умели петь и играть на каком-нибудь инструменте. На заходе солнца они собирались, расставляли свечи, зажигали их и заводили свои песни. Когда кто-то умирал, чья-то одинокая свирель насвистывала грустную мелодию. Другим их увлечением было рассказывать сказки, будь то интересные случаи из жизни или выдуманные истории. Зачинали они всегда словами «Было ли то, не было». И надо сказать, что некоторые реальные истории оказывались более волшебными, чем вымышленные.
Для Элин, как и для всех в деревне, привычным делом было наблюдать копошащихся близ смоковниц кекликов. Но первый раз она увидела птицу, угодившую в силки. Элин выронила вязанку сушняка, которую несла, и бросилась высвобождать пленницу. Птица сначала нахохлилась, захлопала крыльями, потом прильнула к руке Элин, словно благодаря. Как только Элин сдернула веревки, птица проделала несколько неуклюжих шажков. Элин погладила ее, кеклик расправил крылья и взмыл. В этот момент Элин вздрогнула, так как за спиной раздался сердитый возглас:
– Эй, ты! Что ты там делаешь?
Элин обернулась и увидела бегущего в ее сторону молодого человека.
– Да ты знаешь, что наделала?
Элин не отвечала.
– Я битый час ждал, пока она попадется. И когда наконец это произошло, ты просто так ее выпустила?
– Я не знала, что это твоя птица. Она была полужива, грех-то какой. А если у нее птенцы? Кто их будет кормить? Ты подумал?
Элин сама не знала, зачем она это выпалила, и не думала, что ее слова так подействуют на впечатлительного молодого человека, но он сначала показался обескураженным, затем внимательно с грустью посмотрел на Элин и отвел взгляд на холмы, утопающие в зелени, а когда снова взглянул на нее, его глаза были полны слез.
Он отошел в сторону и, обхватив голову руками, сел прямо на землю под смоковницей. Элин присела рядом. От смущения она не знала, что и сказать. Рассудив, что ему лучше побыть одному и выплакаться, она подобрала свою вязанку и направилась, куда шла. Метров через двадцать она остановилась и поглядела назад: молодой человек оставался на том же месте, будто вместо птицы сам попал в силки. После минутных колебаний она вернулась.
Когда он поднялся, утерев слезы, она была так же сильно рада это видеть, как обретшую свободу, взмывающую в небо птицу.
– У меня жена умерла недавно. И оставила маленького ребенка. Ее не стало, когда еще кормила его. Поэтому твои слова – что соль на кровоточащую рану.
– Ах! Мои соболезнования. Печальная история.
Элин снова выронила вязанку. Он поднял ее со словами:
– Давай помогу! Куда тебе?
– Спасибо. Но я живу далеко. На той горе, – ответила она и показала рукой.
– Ничего! Буду признателен, если на вершине мне подадут стакан воды.
– Можем угостить айраном.
Он кивнул, и она заметила, что в глазах его еще блестят слезы.
Уже час они шагали по неровной горной дороге. Элин привыкла спускаться и подниматься. Она выгоняла овец на выпас со своей подругой Аминой, носила воду, собирала сухие ветки. Но сегодня она шла налегке. Они взбирались в гору, скалистую и грубую, но привычно-близкую, как морщины на лице родных стариков. Через полкилометра, запыхавшись, молодой человек проговорил:
– Подумать только, здесь еще что-то выращивают!
Элин остановилась у куста помидоров, растущего у обочины, сорвала алый плод и протянула его:
– Хочешь?
Он положил вязанку на камень, взял помидор из ее рук и предложил:
– Может, устроим привал?
Они присели на большой плоский выступ. Сбоку от него из расщелины пробивались молодые деревца.
– Мне всегда видно эту гору, но не думал, что однажды на нее поднимусь.
– Ты издалека?
– Из Мосула. Элиас меня зовут.
Элин зычно свистнула вместо того, чтобы, как ожидал Элиас, назвать свое имя в ответ. Она пояснила вздрогнувшему Элиасу, что так она дает своей семье знать, что идет с гостем. Она привстала и свистнула еще раз. В этот момент откуда ни возьмись выползла крупная змея и обвила ствол деревца прямо перед ними.
Элиас резко потянул Элин за руку:
– Берегись!
– Не бойся! – ответила Элин. – Я возьму эту змею домой. Это хорошая примета!
Не успела она сделать шаг, как Элиас вскрикнул:
– Нет! Ради Бога! Это опасно. Как страшно!
Через секунду он пожалел о вырвавшихся у него словах.
– По правде говоря, я не боюсь змей. Просто не знаю, как себя вести при встрече с ними. Никогда не видел змей вживую.