Татуировка птицы

В этот момент Элин так хотелось ему откровенно сказать, что благо для нее – если он ее сейчас же оставит, ради Аллаха.

– Ты неверная. Но ты не виновата. Ты такой родилась.

Элин отвела глаза в сторону.

– Останешься езидкой – попадешь в ад.

Она ничего не ответила.

– Прими душ и иди в спальню, – закончил он разговор.

Элин тянула минуты в ванной. Она знала, что затем последует молитва, а после нее – насилие. Это их схема. Несколько девушек, похищенных в деревнях, покончили с собой в ванных комнатах в тех домах, куда их привезли. Элин вгляделась в свое лицо в зеркале, обрамленном металлической серебристой оправой. Странно! Она выглядит естественной и свежей. А кажется, должна была покрыться морщинами. Так она ощущала себя изнутри. Она прикрыла глаза. Слезы жгли. Элин сполоснула лицо водой еще раз. Если бы она могла убить себя, как те девушки! Сердцем она была сильно привязана к близким, и это удерживало ее. Она все еще надеялась спастись, пройдя через все испытания, из которых живой выбраться было почти невозможно.

В спальне она встала на колени рядом с Аяшем, который позвал ее присоединиться к молитве. «Господи! Прошу Тебя! Помоги мне! Верни меня домой! Во имя Господа двух миров! Малак Тавус![7 - Малак Тавус – главный ангел в религии езидов, которого изображают в виде павлина.]» – взывала всей душой Элин, сама не понимая, молилась ли она или умоляла.

Закончив намаз, он приказал ей раздеться и лечь в постель. И тут Элин словно наэлектризовало, как прибор, на котором нажали кнопку. Она всегда противилась насилию, с первых же дней плена, и просила оставить ее в покое. Элин сжалась и свернулась комочком. Аяш поедал ее взглядом с головы до пят.

Он взял ее за левую руку и стал рассматривать татуировку.

– Это что?

– Долго рассказывать, – проговорила она.

– Я бы послушал.

Элин насупилась. Тогда Аяш потребовал еще раз, чтобы она поведала ему историю, связанную с татуировкой птички. Элин пришло в голову, что таким образом можно заговорить Аяша и не обнажаться сейчас перед ним. Но он успел раздеться. Элин решила, что он передумал и уже не жаждет ее слушать. Очевидно, что он намерен заняться с ней сексом. Но он откинул одеяло, укрыл их обоих и переспросил:

– Так что там насчет птички?

Элин сомневалась в том, что он искренне хочет знать ее историю. Есть ли смысл довериться ему? Действительно ли он из этих? Кто вообще этот Аяш? Он не собирается ее ни насиловать, ни избивать. Зачем тогда приказал принять душ и снять одежду? А если он не из этих, что тогда ему нужно?

– Можешь рассказать мне все. Не бойся, – попытался подтолкнуть ее Аяш.

– Ты из ИГИЛ?

– Исламское Государство Ирака и Леванта, так нужно говорить. Служу в полиции нравов. Занимаю ответственную должность. Государство дало мне работу, оплачивает счета за воду и электричество. Они наводят порядок, налоги собирают по справедливости. Нам предоставляют все необходимое на каждый день, чтобы мы работали за идею, а не за кусок хлеба.

Элин сдержалась, чтобы не поинтересоваться, что это за идея, ради которой они с такой жестокостью убивают людей, делают их рабами, выгоняют семьи из их жилищ.

На минуту повисла тишина, Аяш стал ее гладить, и Элин тут же пожалела, что не начала рассказывать ему свою историю. Возможно, он бы сейчас слушал, а не лез к ней своими ручищами.

– Ты попадешь в рай. Ты знаешь об этом? – спросил он ее.

Элин помнила, как один из них сказал, что в раю она будет не человеком, а гурией и будет услаждать правоверных.

– Нет, я не попаду в рай. Мне уготован ад, – отозвалась Элин, решив, что если в раю окажется Аяш и ему подобные, то она предпочла бы ад.

– Почему? Какой грех ты совершила?

Элин не знала, что ответить.

– Встречалась тайно с мужчиной?

– Да, было один раз.

– У тебя с ним что-то было?

– Нет, этого у него со мной что-то было, – совсем поникнув, ответила Элин.

Она замерла и лежала камнем, пока он щупал ее тело. Элин не подавала виду, что у нее побаливают синяки. Она не могла найти в себе сил, чтобы сопротивляться, и смирилась с тем, что с ней сделают, что захотят, с ее согласия или без оного. А может, он не такой дикарь, как другие, к кому она попадала в рабство? Вдруг он окажется человеком, просто заколдованным? И, как в сказке про красавицу и чудовище, обретет свой прежний, человеческий облик. Элин была готова расплакаться под грузным телом Аяша, слушая его прерывистое дыхание. Ей вспомнилась семья. Они понятия не имеют, где она сейчас. Что будет с отцом, если он узнает, что с ней делают? Отец был всегда мягок к ней и все ей тут же прощал, когда видел, что у нее подступают слезы. Даже в тот день, когда она разбила калейдоскоп. Один из родственников подарил его Азаду, а ей принес куклу. Она тут же предложила брату: «Обменяемся?» – «Не-а», – ответил Азад, продолжая крутить картинки и глядеть в трубу. Да, узоры повторялись через несколько оборотов, и в них не было ничего особенного, но у детей эта забава вызывала ни с чем не сравнимое любопытство. Она попросила дать ей посмотреть, но он продолжал вертеть колесико, будто не слыша. Тогда Элин выхватила калейдоскоп у Азада из рук и пустилась наутек. Он бросился за ней. Они так и гонялись друг за другом по всему дому, пока не грохнули игрушку об пол и не сломали ее. Нахмурившись, Азад толкнул Элин. И когда отец увидел их, дерущихся над разбросанными деталями подарка, то он сорвал злость на Азаде, а не на ней. Потому что Азад не плакал.

Где сейчас брат, Элин не знала. Разыскивает ли он ее? Известно ли маме, что ее похитили? Элин представила, как мать поет свою заунывную песню, больше похожую на стон. Она всегда затягивала ее, когда теряла кого-то из близких или узнавала плохие новости о знакомых. Их дом наполнялся соседями каждые выходные. Под вечер, когда темнело, они пели. У матери был очень красивый голос. Элин нравились и веселые и грустные песни в ее исполнении. Иногда отец рассаживал гостей в саду у дома и угощал их инжиром, срывая свежие плоды прямо с дерева. Отца в деревне знали все. Никто не мог провести обрезание так быстро и безболезненно, как он. Через его руки прошли все мальчики не только их деревни, но и соседней. Так он зарабатывал себе на жизнь, принимая подношения от благодарных родителей. Но заработка его не всегда хватало, так как он был щедрым хозяином и тратился без счета на гостей. Если кто-то из соседей терял урожай, он помогал им деньгами, не оставаясь в стороне. Однажды их гостиную усыпали гранатами. Их принес сосед, когда отец отказался принять у него обратно деньги, данные в долг в черный день. В тот же вечер из города приехал мамин брат – дядя Мурад. Он попросил мать, чтобы она сопровождала его, когда он пойдет свататься, и предложил взять с собой Элин и Азада. Ведь им нравилось ездить в соседний Синджа?р. «Я еду!» – воскликнула обрадованная Элин. Азад же отказался: он условился с другом встретиться в саду, где на дереве они обнаружили змею. Забаву со змеей он пропустить не мог.

– Никуда вы не поедете, если не увезете отсюда все эти гранаты. Складывайте в мешки, сколько поднимете! – заявил отец. – По-моему, хороший подарок семье невесты, Мурад. А?

Мать Элин набрала два полных мешка. Отец вручил еще два мешка Мураду. Элин наполнила гранатами сумку. Можно было ехать. В городе дядя Мурад занес их ношу домой, и они сразу направились на рынок. Он усадил племянницу себе на плечи так, что она плыла поверх прилавков и толпы. Элин то и дело чихала ему на голову, когда они проходили мимо открытых огромных бочонков с приправами и пряностями. Дядя остановился у афиши с новым фильмом. Кинотеатр был через две улицы отсюда, и он предложил им сходить в кино. Элин замерла перед казавшимся гигантским экраном. Мама и дядя переглянулись с усмешкой: Элин сидела как взрослая, положив ногу на ногу. По возвращении домой она скакала перед отцом, хвастаясь: «Мама испугалась в кино, а я нет!»

– Детям никогда не страшно в кино. Вот станешь взрослой и будешь трястись, как мама, от любого ужастика, – ответил отец.

Ах, отец, как мне сейчас страшно от того хоррора, что творится вокруг. И мне приходится в нем жить. Если на основе моей жизни снять киноленту и показать на экране, меня будет просто колотить от жути. Отец, а помнишь, как ты пришел в бешенство, когда учительница влепила мне пощечину и я разревелась? Ты вообще запретил мне ходить в школу, и мне пришлось убеждать тебя, что пощечина была понарошку и я ее даже не почувствовала. «Я никому, никому не позволю поднять на тебя руку. Никому!» – нервно повторял ты. Если бы ты знал, папа, сколько я без тебя получила ударов по лицу, сколько раз надо мной надругались! А помнишь, как однажды ночью ты взобрался на крышу нашего дома и смотрел в небо? «Что там? Куда ты смотришь?» – любопытствовала я, и ты указал пальцем наверх. «У каждого есть своя звезда на небосклоне. Вот смотри, это горит твоя. Такая яркая, как ты сама. Я хочу, чтобы ты всегда сияла, как она, и держала голову так, будто смотришь ввысь на эту звезду. Никогда не вешай голову, Элин!»

Вот бы сейчас прижаться к тебе, папа, и выплакаться. Я бы умоляла тебя, чтобы ты ни за что меня от себя не отпускал. Из глаз Элин полились слезы. Она просила помощи у отца, но его не было рядом.

Аяш только что кончил и теперь вытирал ей слезы.

– Чего расхныкалась? Потому что я теперь твой муж?

– Нет, вспомнила родных.

Спустя месяц пребывания в этом доме Элин рискнула включить телевизор. Она долго держалась, потому что Аяш запрещал ей это делать, предупреждая, что по нему транслируются блудливые песни и телепередачи неверных. Однако в тот вечер ей не терпелось посмотреть новости, и она решилась. Ей нужно было удостовериться, что весь остальной мир знает, что стряслось с ней и что вообще происходит с людьми в этой части света. Она нажала на кнопку, и экран вспыхнул на канале, по которому читали Коран. Хотя в том, чтобы послушать Коран, не было ничего предосудительного, Элин с опаской поглядела в окно: не следит ли охранник за тем, что она делает, и не возвращается ли Аяш? После Корана транслировали мультики. Она выключила телевизор. Посмотрит позже, когда будут новости. Но через десять минут в окне промелькнула фигура Аяша. Он разговаривал с водителем у машины. Как только Аяш вошел, она спросила его:

– Мне ведь можно смотреть религиозные программы и мультики? Я одна, и время тянется так медленно.

– Нет! Мы отдадим телевизор кому надо, – ответил строго Аяш. – Послушай! Сюда едет еще одна семья. Организация выделила второй этаж в доме одному чеченцу. Его все называют Эмир Пустыни. Он заключил брачный контракт, взял женщину с детьми. Он одаренный человек. Придумывает разные фасоны. Первоклассный дизайнер! Для нашего Государства он разработал линию мужских моделей, которые ничем не отличаются от одеяний времен Праведных Халифов[8 - Имеется в виду эпоха Праведного халифата, государства, созданного после смерти Пророка Мухаммада в 632 году. Халифат возглавляли четыре праведных халифа (согласно суннитской традиции): Абу Бакр, Умар ибн аль-Хаттаб, Усман ибн Аффан и Али ибн Абу Талиб.].

– Когда они заезжают?

– Дня через два-три. Как только его жену выпишут из больницы. Ей сделалось плохо в дороге. Оказалось, у нее обезвоживание. А она и не просила пить. Но она уже идет на поправку. Теперь тебе не будет здесь так скучно.

Элин никак не могла заснуть. Не потому, что Аяш громко храпел. Она вообще стала засыпать с трудом. Бессонница мучила ее с первого же дня плена. Только прикроет глаза – и сон как рукой снимает. Точнее, не бессонница ее терзала, а воспоминания. Стоило сомкнуть веки, и тут же приходили образы ее близких. А этой ночью ей не давали покоя мысли о пленнице, которую должны были сюда привезти.

Утром Аяш сообщил ей, что за телевизором уже едут. Элин пережидала в спальне, пока Аяш помогал явившемуся от Организации мужчине перенести телевизор в пикап. Дверь скрипнула. Это означало, что Аяш ушел. Элин поднялась с кровати, вышла в гостиную и увидела на стене выцветший прямоугольник на том месте, где висел телевизор. Она подошла к входной двери, зная, что заперто на ключ. Но у нее уже вошло в привычку подходить и дергать ручку, тщетно проверяя. Закрытая дверь – просто еще одна стена. Забудь о ней! А окно? Что, если в него швырнуть тяжелым предметом? Ведь стекло разбить проще, чем выломать дверь. За последнее время Элин осунулась. Может, у нее получится пролезть между прутьев решетки? Она внимательно изучила окно. Да, лаз узкий, но, может быть, этого хватит, чтобы спасти ее жизнь? Окно милосерднее, чем дверь. Через него хоть что-то видно. Но сейчас она наблюдает человека, которого бы глаза ее не видели! Водитель, привезший ее сюда. Ему поручено охранять ее. Он стоял перед домом у своего «шевроле» и болтал по телефону. Отослать бы его куда-нибудь! Элин разбила бы стекло и попыталась выбраться. Как она тогда помчится! Изо всех сил! Без остановки! Какое солнечное утро! Однако какая разница, ярко ли светит солнце? Заточенному в тюрьму все равно. Светит, не светит. В ее случае это не имеет никакого значения.

Элин взяла одну брошюру из стопки на столе. Вчера горка этих проспектов была больше. Аяш взял часть с собой, чтобы распространить среди жителей района. В них сообщалось, что «все госслужащие должны присягнуть на верность Исламскому Государству и покаяться в том, что служили прежней власти. Служащие обязаны сдать мобильные телефоны для проверки на отсутствие в них запрещенных в Государстве мобильных приложений… Музыка – грех, за исключением той, под которую исполняются религиозные нашиды». Элин перелистнула и прочитала обращение Эмира Правоверных по поводу ценностей, «которые воплотит в жизнь Государство, противодействуя коррупции и справедливо перераспределяя доходы… Государство, которому перейдет былая слава Халифата».

Элин проверила все шкафы на кухне в поисках подходящего инструмента, которым можно было разбить окно. В куче карточек различных магазинов и пожелтевших обрывков со списками покупок она наткнулась на небольшого формата альбом с надписью «Семейные фото». Она раскрыла его, и перед ней предстала история семьи, которой раньше принадлежал этот дом. Самые старые карточки, на которых запечатлен утопающий в цветах жасмина дом, были черно-белые. Элин не была уверена, что снят именно этот дом. Она видела его фасад мельком, один лишь раз, перед тем как войти сюда. Портрет пожилой дамы, судя по жестам, беседующей с кем-то, кто находился за кадром. На нескольких других цветных снимках – коротко стриженная молодая женщина в медицинских очках. А здесь она с двумя девочками в парке, они позируют на фоне развесистых деревьев. Какая милая у нее улыбка! Человек улыбнется для фото, и эта улыбка будет храниться всю его жизнь, как бы судьба ни повернулась. Посмотрит, и, может, улыбка снова просияет на его лице. А этот мужчина, он, должно быть, отец семейства, хотя его нет нигде на совместных фотографиях. Похоже, он торговал антиквариатом и коврами, работал в лавке или был ее владельцем. Вокруг него разложено и развешено множество ковров с восточными узорами и шедевры каллиграфии. А! Вот откуда в этом доме такие роскошные ковры. Только тот, на котором вытканы волшебные птицы с разноцветными крыльями, чего стоит! Даже часы на кухне – классика в хорошем обрамлении. Только вот они остановились на десяти минутах одиннадцатого. Стрелки, когда время перестало идти, застыли, словно руки, воздетые в мольбе.

Элин открыла и тут же захлопнула холодильник, ни к чему не притронувшись. Она ничего не брала в рот со вчерашнего утра, все инстинкты притупились, есть ничего не хотелось. Она стала призраком, который бродит по миру с единственным желанием – отыскать родные души. Обернуться бы привидением! Невидимым, скользящим легко с места на место. Ей часто снится сон: она бродит среди мертвецов, ощущая запах гниения их тел и не зная, когда этот кошмар закончится и она очнется. В этом омерзительном видении на мертвецах шоры, как на лошадях в Средневековье. А ведь от нее хотят именно того, чтобы она смотрела на мир, будто из Средних веков, чтобы для нее не существовало другого мира и другой жизни, которой живут близкие ей люди. Она же скучала по своей семье до боли. Полжизни готова была отдать, чтобы знать, что с ними все в порядке.