Татуировка птицы

– Угадай, что это!

Роля ощупала подарок, не подглядывая.

– Не знаю, дядя!

Она распахнула глаза.

– Можешь съесть эти бусы.

– Все или одну ягодку? – спросила девочка.

К ним подошла Сана.

– По одной, по одной, деточка!

Элиасу же она шепнула:

– Спорим, через полчаса ничего не останется?

Сана переехала из Синджара в Мосул в девяносто пятом, когда ее муж, Карим, получил место в регистрационном департаменте Университета Мосула. Спустя год за ними перебрались Элиас с женой. Ее семья была из Мосула, а Элиас был свободен в передвижениях, ведь он работал из дома и работа была сдельная. Каждый раз, когда он вспоминал, как умирала жена, еще кормящая малыша, на его глазах проступали слезы. Она пожаловалась, что покалывает сердце, потом проговорила, что должно через минуту-другую пройти, и испустила дух, а малыш заревел у нее на руках, словно поняв, что произошло.

Сейчас он нес Яхью на руках домой. Они жили недалеко, через две улицы. Войдя в дом, Элиас положил сына в кроватку, прилег рядом на свою постель и тут же мысленно перенесся в Халики. Вспомнив Элин, он расплылся в улыбке.

На рассвете Элиаса разбудил плач Яхьи, и он бросился разводить ему молочную смесь, отметив про себя ту странность, что сразу, как вскочил от детского крика, первая мысль его была об Элин. Он поил ребенка и продолжал думать о ней. Ему хотелось повторить их пеший переход, даже если вокруг будут ползать змеи. Попозже он сходит на рынок и присмотрит подарок для ее семьи. Сначала он думал купить сладости, чтобы Элин тоже попробовала, но отказался от этой идеи. Съест и забудет. А он хотел, чтобы подарок всегда напоминал ей о нем. Но что именно преподнести, Элиас не мог придумать.

Выбирая подарок, Элиас с Яхьей на плечах провел на рынке «Ас-Сара?й» несколько часов. Было жарко, но высокие потолочные перекрытия рынка, украшенные резьбой, защищали покупателей от солнца. Он бродил по галереям туда-сюда, пока не присел отдохнуть в кафетерии «Аль-Хадба?», который славился своим рецептом гранатового сока с толчеными орешками. Постукивая по стеклянному стакану ложкой, перед их столиком проплыл официант. Яхья прыснул от смеха, официант обернулся и направился к ним. Малыш заливался смехом, а он продолжал звенеть ложкой и качать головой. Элиас попросил чаю для себя и гранатового сока для ребенка.

– Кроха! Что тебе принести? – умилялся официант. – Крохотулечка!

Из радио раздался голос На?зема аль-Газа?ли[17 - Назем аль-Газали – популярнейший иракский певец середины прошлого века.]. И прежде чем закончилась его песня «О черноокая!», Элиас поднялся и, схватив ребенка на руки, засобирался. Он оплатил счет и поспешно вышел, уже зная, что купить. Элиас покинул рынок и нырнул в переулок, который привел его к лавке Джаббара под вывеской «Новая и подержанная техника». Из лавки лилась одна из песен Назима аль-Газали. Хозяин, и это было известно всем, являлся его большим поклонником и ничего другого слушать просто не желал. С правой стороны от входа стоял огромный старый расписанный узорами радиоприемник не меньше метра шириной, а рядом с ним такие же большие марок «Филипс» и «Маркони». Последние, скорее всего, являлись частью декора, поскольку в то, что их ежедневно включали, поверить было трудно. А вот выставленные с левой стороны приемники поменьше действительно ловили волны каждый день. Элиас остановил свой выбор на красном, местной марки «Аль-Кита?ра» и вошел в лавку с намерением его приобрести. В это время другой посетитель, крутя в руках подобный, только белого цвета, расспрашивал торговца:

– А этот почем, уважаемый?

Тот отвечал:

– Семь тысяч. Уважение в карман не положишь. Иностранного производства еще дороже.

Когда подошла очередь Элиаса, он обратился к хозяину с улыбкой:

– Многоуважаемый! Вот тот и еще батарейки к нему.

В ту ночь Элиасу не спалось до двух. Скорее всего, потому что он выпил много чая, пока писал новую статью, к которой приступил за полночь.

«Когда солнце восходит над деревней Халики, нити его живительных лучей сияют так, будто это первое место на земле, куда они проникают раньше всего. А на заходе тени сгущаются под кронами деревьев в проулках меж домов, нежный ветерок обдает все вокруг. Здесь волшебно, хотя это труднодоступное место, дикое. Природа здесь чередует холмы, скалы, долины и подземные, скрытые от глаз, как чувства местных жителей, источники, которые то тут, то там выходят на поверхность и бьют родниками. Открыть такую красоту для себя – полный восторг! Сродни тому, чтобы познать древний секрет мироздания, который изменит твою жизнь раз и навсегда. За столетия в деревне мало что изменилось. Чтобы обозначить ее на карте, нужно поставить точку в северо-западном углу синджарских гор почти на границе с Сирией, и заштриховать склон, спускающийся к руслу пересохшей реки».

Элиас прервал свое занятие, решив доработать текст после поездки, которая должна была состояться завтра. Он и не предполагал, что на следующее утро обнаружится, что Яхья болен корью. Его сын был спокойным ребенком и не хныкал по пустякам. Но на этот раз он надрывался, потому что горел и у него чесалось все тело, покрывшееся красными пятнами. Элиас поспешил с ним в поликлинику. Врач прописал жаропонижающее, предупредив, что ребенок нуждается по меньшей мере в недельном уходе.

Элиас не переживал, так как видел, как улучшается состояние сына с каждым днем. Он развлекал его и шутил:

– Вот приспичило же кори твоей так не вовремя, сынок!

Когда ребенок спал, мысли Элиаса были обращены к Элин. Вспоминает ли она о нем? Расстроилась ли она, что он не пришел, как обещал? Нет, ну с чего же ей скучать по нему, ведь они провели друг с другом не так много времени! Но он-то весь извелся!

Семь дней Элиас не выходил из дома, а на восьмой пришла Сана и с порога запричитала:

– Что стряслось? Не заходишь и Яхью ко мне не приносишь! Роля о нем постоянно спрашивает.

– Он корью болел, а это заразно, – ответил Элиас, приглашая сестру на кухню, где он готовил сыну еду. Яхья сидел там же в детском высоком стульчике. – ?Он выздоровел. Но в понедельник надо показаться врачу. Если все хорошо, во вторник утром его у тебя оставлю. Приду рано. Поеду в деревню. Нужно успеть до полуденного зноя.

Сана ущипнула за щечку испачканного супом Яхью.

– Все с ним в порядке. Свеж, как цветок.

– Видела бы ты этот цветок неделю тому назад. Весь красный был, как мак.

Вечером, уложив ребенка, Элиас присел на кровать и замечтался о горной деревушке, которая уже сотню лет привлекает гостей на праздник птиц. В этом году Элиас его пропустил. Как теперь явиться с опозданием? И главный вопрос: будет ли Элин рада его визиту? Или для нее он очередной никчемный турист?

Элиас вернулся на кухню. Там в клетке сидела самка кеклика. Глаза птицы будто подведены сурьмой, полосатое, отливающее всей гаммой коричневого оперение. Ее клокотание оживляло дом. За птицу можно было выручить хорошие деньги, если продать, как остальных, но Элиас с прошлого года держал ее в качестве домашнего питомца. Боже мой, если Элин и ее семья узнают, что все это время у него на кухне забавы ради стояла клетка с кекликом, не будут ли они его презирать?

День 10 августа 1999 года, который выпал на вторник, был таким же полыхающим и жарким, как остальные дни того длинного лета. Но от прикосновения горячих солнечных лучей Элиас почему-то чувствовал себя счастливым и полным сил. Взвалив на спину рюкзак с подарком, он вышел из дома и направился на запад.