Святые из Ласточкиного Гнезда

Дэл и еще один рабочий подхватили избитого под руки. Его рубашка, если ее можно так назвать, представляла собой рогожный мешок с прорезями для рук. Всю спину крест-накрест пересекали багровые полосы. Мужчина еле волочил ноги, черные от грязи и сосновой камеди. Вот так лагерь, подумал Дэл. Пожалуй, он совершил ошибку. Но ведь за ним уже долг числится. Если уйдешь, не заплатив, начальники могут сделать с тобой что угодно. Они тут сами себе закон, творят все, что заблагорассудится.

Если беглеца найдут, так позаботятся, чтобы больше уж никто не нашел. Сбежал, мол, и всё тут, до сих пор ловим.

А если в дело и вмешается представитель закона, босс только скажет: «Поймаешь – тащи его сюда, он мне должен остался».

Они помогли избитому человеку забраться в повозку и покатили дальше. Когда подъехали к окраине лагеря, Дэл увидел, что крышка ящика-парилки открыта, а того, кто там лежал, не видно. Ворон уже сидел на крыльце и точил свой неизменный нож. Он не поднимал головы и не обращал никакого внимания на проезжавших мимо. Как будто теперь, когда смена закончилась, работников для него уже не существовало. Дэл посмотрел на избитого человека, лежащего на дне повозки, и задумался, что хуже – ящик или плеть.

На следующее утро Дэл встал ни свет ни заря – так беспокойно спал. Он прошелся среди старых сосен неподалеку, разглядывая стволы, испещренные шрамами, отчетливо видными на коре в лунном свете. Пощупал твердую, как кость, древесину под старыми надрезами и заметил свежую, девственную, еще не тронутую. Решил, что погодит пока, посмотрит, как дело пойдет, разберется, типичную картину вчера наблюдал или нет. Ризу хотелось только одного: быть как все и делать свою работу. Вписаться в ритм здешней жизни. В половине шестого он уже ждал повозку у забора, а когда она подошла, забрался в нее и уселся сзади на бортик, спиной к остальным. Ворон ухмылялся. На месте сбора Дэл вместе с другими направился к большому дереву в тени. Повесил ведро с обедом на ветку, заметив, что никто здесь не разговаривает друг с другом. Потом все быстро запрыгнули обратно в повозку. Пока она везла рабочих через лес, Суини выкрикивал их здешние клички, и они один за другим спрыгивали с повозки и исчезали.

Наконец Ворон рявкнул: «Батлер!», и Дэл проворно соскочил с повозки.

Он прошелся по сосняку и оглядел следы от подсочек. Они были глубокие – глубже, чем он сам сделал бы. Оставалось только надеяться, что деревья не погибнут. Территория была аккуратно размечена, к основаниям стволов в холодные месяцы сгребали хвою. Дэл принялся за дело. Две тысячи деревьев не оставляли времени на долгие размышления – только успевай раз за разом делать подсочку и выкрикивать свое прозвище. За работой Ризу вспомнились длиннохвойные сосны, которые они посадили дома, – как-то они выглядят сейчас? Может, когда-нибудь он посадит там новые деревья, и неважно, что им расти еще лет пятьдесят, зато они переживут его самого и его сыновей – если у него когда-нибудь будут сыновья.

Отец объяснил однажды, что такие сосны могут прожить пятьсот лет. Дэл размечтался: представлял, как теперь уже он будет учить своих ребят, рассказывать, что земля и деревья вроде длиннохвойной сосны стоят дороже любых денег, которые на них можно заработать. И что, если их не беречь, они могут просто исчезнуть. Он видел такое. Как сказал десятник, целые леса гибли, когда деревья выжимали до полного истощения. Потом приходили лесозаготовительные компании и вырубали стволы. Кто-то однажды сказал, что белка может соскочить с верхушки дерева в Виргинии и добраться до Техаса, ни разу не коснувшись земли. Дэл готов был поспорить, что теперь так уже не выйдет.

Пусть его и точили сомнения насчет Ласточкиного Гнезда после того, что он успел увидеть, пока что он здесь и постарается извлечь из этого все, что можно. Всю вторую половину дня он работал без передышки, хотя с тех пор, как подался в леса, толком ничего не ел и был уже не так силен, как на ферме Саттона. Работать было жарко, тяжело, но он рубил быстро, точно и чувствовал себя все увереннее. По его подсчетам, он успевал подсочить сто шестьдесят семь деревьев в час, и так с восхода до заката. Дэл сложил цифры: выходило, что если так и дальше пойдет, то жить можно. По крайней мере, ему хотелось в это верить.

Глава 6. Рэй Линн

Измученный болью, взвинченный, угрюмый, Уоррен без конца ворочался в постели, так что ни он, ни Рэй Линн толком не спали. После несчастного случая прошло уже четыре дня, и у Рэй Линн голова раскалывалась от недосыпа и волнений. Она встала и пошла на кухню за аспирином, а когда вернулась в спальню, остановилась в дверях, увидев, что Уоррен перекинул ноги через край кровати и пытается встать. Но муж так и остался сидеть, скорчившись и обхватив руками живот. Рэй Линн застыла на месте, затаив дыхание. В глубине души она почти надеялась, что вот сейчас он поднимется безо всякой боли и все вернется на круги своя. Уоррен медленно выпрямился, держась за бок, но тут же снова рухнул на спину, тяжело дыша. Плечи у Рэй Линн разочарованно поникли. Она подошла к кровати и встала рядом. Голова мужа свесилась вниз, и он даже не пытался ее поднять.

– Зря ты пробуешь вставать. Рано тебе еще.

Он прошептал:

– Где моя лошадь?

Рэй Линн хотела было погладить мужа по плечу, но его слова были настолько странными, что она отдернула руку.

В недоумении она ответила:

– У нас же нет лошади.

– А?..

Рэй Линн положила руку Уоррену на лоб. Кожа была холодная и влажная.

– Ляг и постарайся не двигаться, – посоветовала она. – Ты только хуже делаешь.

– Хуже? Куда еще хуже-то, черт подери, Рэй Линн!

Муж и раньше поминал черта, но не в ее адрес.

Она пояснила:

– Ты мог бы шею сломать и лежать в сейчас в могиле, так что есть куда.

Потом Рэй Линн осторожно пощупала живот Уоррена. Он был твердый, горячий, вздувшийся. Что-то внутри было совсем неладно, сомневаться не приходилось. Кобб положил руку на ее ладонь и посмотрел на жену так жалобно, что она не нашла слов.

Он прошептал:

– Может, ты…

Она не поняла, хоть и старалась помочь.

– Тебе что-нибудь нужно? Может, я?..

Уоррен закрыл глаза. Он больше ничего не сказал, и Рэй Линн гладила его по руке, пока он не задышал легче. До конца дня она старалась не сидеть без дела, заглядывала к Уоррену в перерывах между хлопотами по хозяйству, клала ему на лоб прохладные салфетки и давала глотнуть сладкого чая. Когда пришло время ложиться спать, ей хотелось только одного: чтобы сон пришел к ним обоим. Она наполнила водой таз для умывания и принесла в комнату. Разделась, умылась, натянула ночную рубашку, а затем вынула из волос шпильки. Голова все еще болела, но Рэй Линн расчесала волосы щеткой, и стало легче. В зеркале она увидела, что Уоррен смотрит на нее, и повернулась к нему в тот самый момент, когда муж заговорил. Голос у него был слабее, чем утром.

Он прошептал:

– У тебя такие красивые волосы.

Рэй Линн отложила щетку, взяла тряпку, окунула ее в воду и подошла к мужу. Села на кровать рядом с ним и стала обтирать ему лицо.

Кобб посмотрел на нее и спросил:

– Ты кто?

Она слегка отстранилась и нахмурилась.

– Это я, Рэй Линн. Твоя жена.

Он моргнул.

– Рэй Линн?

Встревоженная, она спросила:

– Пить хочешь? Можешь выпить немного воды?

Муж кивнул, она принесла ему воду, и он дрожащими руками потянулся к стакану. Крепко стиснул его в пальцах и пил, пока не выпил все до дна. Рэй Линн поставила стакан на тумбочку и легла рядом с Уорреном, стараясь не потревожить его. Как-то незаметно она уснула и очнулась только утром, услышав за окном пение пересмешника. Она повернулась к Уоррену и увидела, что он тоже не спит. Вот только человек, смотревший на нее, не был похож на ее мужа. Землистая кожа, фиолетовые тени под глазами – ничего общего с прежним Уорреном Коббом. Но взгляд у него был ясный, какого она не видела уже несколько дней.

Стараясь говорить бодро, она спросила:

– Получше тебе?

Он не ответил, как будто его утомляли вопросы жены.

Она пошла выносить ночной горшок, а когда вернулась в спальню, взгляд у Уоррена уже стал жестким. Задыхаясь, он проговорил:

– Мне нужно… кое-что.

Рэй Линн подошла к нему и сказала:

– Все, что хочешь.

Он указал на комод.