Святые из Ласточкиного Гнезда

Пока шли обратно к повозке, Нолан Браун буркнул:

– Каждое утро одно и то же талдычит.

Похоже, он был тут признанным вожаком, когда дело касалось выражения общего мнения, потому что по толпе вновь прокатился согласный ропот. Они опять забрались в кузов, и Денди Бой тронулся.

– А семья у него есть? – спросил Дэл, указывая на Суини, который все еще беседовал с сурового вида десятником.

– Холостой вроде бы, – ответил Гас. – Старуха какая-то приезжает иногда погостить. Мать, наверное.

Эрл заявил:

– Я знаю только, что деревья он любит больше себя самого. А вот Джим Баллард – тот ничего. – Он показал на светловолосого десятника. – Не бесится, если попортишь инструмент или остановишься чуток передохнуть: лишь бы работа была сделана.

Нолан пустился в откровения:

– Тут много шансов к праотцам отправиться. Можно болотной воды напиться до поноса. Я видел, как люди от этого жутко хворали и скукоживались, будто сушеная репа. Или лихорадку подхватишь, или дистиллятор рванет, и тогда мы все на воздух взлетим, или в баре прирежут за пару монет. Но с Вороном связываться? Излупит он тебя до полусмерти, или в парилку угодишь, или и то и другое. Я был разок в ящике и больше не хочу, хватит с меня. А еще я знаю, – он понизил голос, – случись что, так и труп не найдут. Ворон тут сам себе закон.

Эрл подхватил:

– Помните, когда Генри Гудолл сказал, что не может смолу таскать, потому что спина болит? Его и правда здорово прихватило. А попробуй-ка эти бочки покатай, полные-то, тут и здоровому нелегко.

Нолан кивнул:

– Помню, – и повернулся к Дэлу: – Десятник тогда поставил Гудолла на подсочку. Все работают, а я за Генри приглядываю, и Ворон тоже – как будто только и ждет, что тот где-нибудь напортачит. А у Генри инструмент никуда не годный оказался. Он рубит-рубит, видит – что-то не то. Принес Ворону показать, а тот и смотреть не стал, как будто Гудолл нарочно придуривается. Иди, говорит, работай. Генри говорит, что не может таким инструментом работать, а Ворон выхватил хак у него из рук да как махнет! С одного удара горло перерезал. Генри лежит, кровью захлебывается, а Ворон говорит: «Видишь, инструмент в порядке». И что тут сделаешь. Так Гудолл и истек кровью, как поросенок, там, где упал. Родные потом приходили его искать, так им сказали, что он сбежал. Все со страху молчали и не вмешивались.

– А Пиви тоже не вмешивается? – спросил Дэл.

Чарли покачал головой.

– Они с Вороном без конца ругаются, так он, Ворон-то, теперь тишком свои делишки проворачивает.

– Почему его так зовут?

Нолан наклонился поближе.

– Он говорит, потому что вороны умные.

– Потому что прихвастнуть любит, – возразил Гас. – Вот погоди, еще услышишь.

Разговор иссяк, все замолчали, пока не подъехали к участкам, которые требовалось обработать. Ворон выкрикивал клички, рабочие один за другим спрыгивали с заднего бортика повозки и исчезали в лесу, пока не остались только Дэл, Гас и сам Ворон. Денди Бой развернулся по широкой дуге, и десятник показал Дэлу, где приступать к работе. Тот соскользнул с повозки. Когда она проезжала мимо, возница бросил на Риза непонятный взгляд и укатил по тропинке, по которой ему предстояло до вечера возить смолу на перегонку. Ворон двинулся следом за Дэлом. Взгляд десятника был устремлен на верхушки деревьев, а в голосе появилась какая-то новая нотка – более мягкая, задумчивая.

– Я не так давно читал, что некоторые деревья не касаются друг друга верхушками и, если посмотреть вверх, можно увидеть среди зелени голубую небесную реку.

Дэл поднял голову, но никакой небесной реки среди качающихся верхушек сосен не разглядел.

Суини пояснил:

– Это новое открытие. Уже и название для этого придумали: застенчивость кроны.

Дэл хотел повторить, но Ворон не дал ему и слова вставить: он все еще размышлял вслух над тем, что прочитал:

– Деревья одного возраста и породы не касаются верхушками ветвей других деревьев. Такой в природе порядок, чтоб ты знал. Говорят, это потому, что здоровые деревья не хотят подцепить болезни, которые могут им навредить. Здорово, а?

– Наверное. – Дэл не знал, что хочет услышать десятник, поэтому высказался неопределенно.

Тот фыркнул, выражая свое отношение к такому ответу.

– Все живое знает, что свою породу нужно оберегать. Даже деревья, черт подери. Я не люблю, когда чистую воду мутят. Белая раса должна быть сильной.

Тут Риз предпочел промолчать.

Ворон спросил:

– Где ты работал до этого?

Дэл ответил:

– В округе Клинч.

– Тоже с ниггерами?

– Нет.

Суини откинулся в седле и сплюнул на землю струйку коричневого табачного сока, не переставая разглядывать спутника. Тому же хотелось только одного: приступить к работе.

Наконец десятник спросил:

– Что ты о них думаешь?

Риз пожал плечами.

– О ком?

– О ниггерах. Что ты о них думаешь?

– Думаю, они просто хотят жить по-человечески, как все.

Ворон, держась обеими руками за луку седла, глядел куда-то вдаль, в чащу леса.

Потом сказал:

– Вот написал Линкольн эту свою дурь про освобождение семьдесят лет назад, так и началось. Все наперекосяк пошло. Одно я тебе могу сказать точно: тут, в этом лесу, такое не прокатит. Я люблю, чтобы все было, как природой положено. Мы должны стоять выше, понял? Следить за чистотой и не мараться. – Он вдруг подался вперед и шепотом спросил: – Ты ведь не из этих поганцев, любителей ниггеров, а?

Дэл попятился и оглянулся через плечо, вскинул руки и примирительно сказал:

– Я сюда работать пришел, вот и все. И мне пора начинать.

– Ну так начинай. Да гляди не отставай, не порти деревья и все такое. Не то можно на неприятности нарваться.