Сага о хварангах

2.7 Так играют только Волшебные Звери

Жалит колючками снега
И жалобно воет ночами
Белая странница вьюга…

Нынче утром Вилюда светится от счастья, сверкает глазами и рдеет румянцем – всю ночь она дарила Гостю плоды своих тайных умений, преподнося их глубоко и изысканно…

Прошлым вечером, наперво воскурив благовония и наполнив кадушку горячей водой, совершила она целебные омовения – разминала могучее тело воина, разглаживала старые шрамы и следы ожогов. Потом прикладывала к его мышцам и суставам горячие пучки колдовских трав, прижималась упругой грудью и обнажённым влажным телом, щекотала кожу копной душистых волос, вылизывала, покусывала и покрывала поцелуями, жадно заглатывала напряжённую плоть… А потом, как дикая неукротимая наездница, соединилась с любимым мужчиной – задыхалась в причудливом ускоряющемся танце нежных рук и скользящих бёдер до тех пор, пока не забилась в неожиданно ярком и продолжительном экстазе! В другом таинстве берегиня уподобилась покорной и податливой глине, следуя прихоти рук воина, принимая нужные положения и формы… Далее она предугадывала волю господина за мгновение до того, как он был готов эту волю изъявить – секретный навык, доступный только очень опытным и талантливым ведуньям. А завершая таинства – напоила она Кёри ведьминым сонным отваром и сама уснула в кольце сильных рук, сладко растворяясь в любимом, теряя сознание и связь с окружающим миром.

Гость сполна смог оценить её старания – он явно знал в этом толк! Не то что Бутко и Ведко, которым совершенно наплевать на искусство любви и прочие, как они говорят, «бабьи нежности», предлагаемые Вилюдой. Этим юным жеребцам нужно только пыл и страсть свои утолить, а потому, бывало, по полночи тискают они мокрую усталую берегиню, вертят и терзают как хотят, превращая любовные утехи в подобие горячего борцовского поединка.

Шепчет, сулит, прельщает
Хитрый гуляка-вечер…
Утро зовёт в дорогу!

Ещё затемно Гость, Можан-киндяк и деды обулись в лыжи, велели не ждать к обеду да покатили на дальнее зимовье по своим неведомым мужским делам. Братья-воины шумно и весело собрались на охоту, набили колчаны стрелами, взяли по две сулицы[59 - Су?лица – метательное копьё на коротком древке; древнерусское название дротика.], свистнули пса и тоже до потёмок сгинули в белёсой морозной мгле. Юнша, как стало принято у него в последнее время, вздумал пообжиматься да распустить руки, но, получив от Вилюды увесистую плюху, мгновенно остыл и безропотно сел строгать заготовки для вертлюго?в[60 - Вертлю?г – шарнир, поворотный грузовой крюк, подвес, соединение.], кои в большом количестве потребны Можану для подвесных троп и верёвочных лестниц.

Вилюда же привычно занялась обширным домашним хозяйством: прибралась, наколола щепы, поставила на очаг огромный медный котёл, налила туда воды, накидала мороженых костей и длинных пахучих полос сушёного мяса, помешала варево ломкими вениками ароматных трав, в изобилии запасённых в начале лета, порубила на куски квашеную репу и отправила туда же, в похлёбку, добавила пригоршню сухих грибов, почистила вяленую рыбу, разделила её жирное янтарное мясо на волокна и отложила в сторону. Рыбку нужно добавлять вовремя – в уже готовую, но ещё огненно-горячую снедь, для запаха и вкусноты! А пока основа кёле?ша неторопливо побулькивает на углях, самое время сесть за дощатый стол и заботливо перебрать ячменные зёрнышки – от них вся сила и густота в ястве!

Ловко девичьи пальцы делают привычную работу, растёт на столе горка чистых жемчужных зёрен… Мысли Вилюды текут сами по себе, и в мыслях тех – лишь весёлый и заботливый Гость, разом покоривший её юное сердце. Поёт берегиня протяжно и негромко на старинном обрядовом языке длинную песню о чём-то таком грустном и трогательном, что замирает Юнша в своём рабочем углу и дрожат у него в глазах непрошеные слёзы.

Солнцу поперёк Леся хвалится:
– В мире нет милей моего лица,
Ой, краше я тебя да наряднее,
Я для всех парней ненагляднее!
Солнце ей в ответ: – Поквитаемся
Да сполна с тобой рассчитаемся —
Почернев лицом, успокоишься,
Девкой молодой упокоишься…

Тем временем в обширной, но приземистой бревенчатой избе дальнего зимовья, в стороне от чужих любопытных ушей, мужчины степенно беседовали о важном!

– Да, киндяк, удивил ты меня, брат! – с одобрением воскликнул Гость. Он за полдня самолично облазил тайники и схороны Можана, явно смакуя изучил секреты мудрёных охранных и сигнальных конструкций, дал несколько дельных практических советов, что выдало в нём ушлого знатока.

– Восемнадцать хранителей посетил я на сей день, уж такого нагляделся, а только, уверен, ты лучший из них, тебя всем буду советовать, – подвёл окончательный итог Кёри, широко улыбнулся и с удовольствием отхлебнул горячего травяного отвара из деревянной плошки.

– Ты погоди, Посланник, сперва мою печаль выслушай, – не разделил уверенности Кёри помрачневший Можан, – вот когда всё прямо расскажу, опосля того и решишь – советовать меня али нет. Оно, может, иначе всё обернётся! А думы мои невесёлые вот откуда – последние мы в роду хранителей! Юнша вот младшенький, ему передам всё, а боле нет никого. Уходит каляда из этих мест, идут, понимаешь, на юг – вожарями на большую дорогу, меном промышляют, дворами постоялыми… Али у нас тут не та же дорога воровская? А тут только меря одна! Вон у Юнши в товарищах и парни их, и девки, а из нашенских только мы. Иной раз думаю – мере передавать Служение наше придётся, а вдругорядь мыслю – а пёс его знает! Такая печаль у меня, Посланник, может, ты присоветуешь – как быть-то?

– Что ж такого, а и присоветую, как есть скажу! – ободряюще рассмеялся Гость, подражая речи Можана. – Нас Великий так учил, – строго и серьёзно продолжил он, – нет в Служении ни ху?нну, ни эби?су, ни кумасо? {13}. Смекаешь, брат? Все Едины! Готовь мерю и не горюй об том!

Неторопливую беседу про печальное грядущее уж какой раз порывались прервать деды, которые при этом нетерпеливо ёрзали на лавке, покашливали, издавали иные привлекающие внимание стариковские звуки и призывно жестикулировали во время самой малой паузы в разговоре…

Наконец настал и их черёд!

В битве листа и котёнка
Вижу вполне отчётливо —
Игры Волшебных Зверей!

Взялись деды свою священную обязанность исполнять – передавать Гостю сокровенно хранимое предание о Силе Тигра-зверя… Вот тут дид Байдак разошёлся, раздухарился, размял старые кости – самолично показал «ход охотничий» и «ход бойцовый», заставив Вильчура изображать то вепря, то вражеского воина. Чуть отдохнув, изустно поведал весь тайный изво?р[61 - Изво?р (слав.) – источник, родник, начало, основа, первопричина.], а кроме того, важно и торжественно вручил Кёри стопку тонких деревянных пластин, на коих было в рисунках и письменах запечатлено древнее предание {14}.

Дид Вильчур посопел, повздыхал, покачал с сомнением головой, долго смотрел задумавшись в потолок зимовья, а потом махнул рукой, видимо, решившись сказать что-то действительно важное:

– И меня выслушай, Посланник, – хрипло выдохнул старик, – не будет мне покоя, если не откроюсь перед тобой! Не тутошний я… Моя родня – та галяда, что на юго-запад отсель жила, дней в двадцать неспешного пути. У наших, знамо дело, свой извор был, своё предание древнее – о Силе Волка-зверя, вот так! Тутошние-то волка хо?ртом али бирюко?м кличут, а наши серого звали «вил», а я, стало быть, Вильчур, то бишь «волчий»… Смекаешь? Всё предание древнее, с извором тайным и хо?дами особыми знаю, а потому могу передать тебе всё ныне и вкупе!

– Поклон и душевная вам благодарность, почтенные! – улыбнулся Кёри, обнимая стариков за плечи. – Всё то, что взял – сохраню и передам как надо, не тревожьтесь! Ну а касаемо Волка-зверя, то не вините, не потребно мне эту Силу брать, Брат мой Юки уж берёт, поди!

Этот разговор Кёри с весёлым удивлением вспомнит через семь лет, возвращаясь из странствий. Тогда, почти теми же словами, ему предложит взять Силу Волка-зверя пожилой хранитель по имени Во?лдо из союза племён Предтечи Юми?дзина {15}. Удивительное совпадение!

Ныне же день близится к концу, вечереет, метёт колючая позёмка, пора вставать на лыжи и возвращаться домой…

Ещё много дней проведёт Кёри вместе с этими замечательными людьми, соприкоснётся со множеством сокровенных знаний, бережно хранимых ими, увидит невообразимые диковины, доверенные лесным служителям самим Велесом и его Братьями-Предтечами, поможет киндяку улучшить тайные хранилища, подарит ему волшебную Печать, отводящую от нужного места случайные беды, невзгоды и праздных гуляк…

А этим вечером скользит Гость на широких устойчивых лыжах сквозь метель и лесную мглу, думая о тёплом доме, горячем ужине и ласковой берегине Вилюде. Ничто человеческое не чуждо воинам, будь они даже посланники Великого Бога Рода!

Танцует и манит куда-то
Во тьме огонёк лучины —
Это портрет безвременья…

Уже давно наступила ночь, а Гость и радушные хозяева всё беседовали и не могли никак наговориться. В очаге весело потрескивали поленья. Великолепный кёлеш Вилюды был подъеден до зёрнышка, а сама берегиня получила заслуженную похвалу…

И действительно же, великолепна еда, придуманная в незапамятные времена суровыми обитателями гор и тайги! Правда, дряхлые старики упоминают, что слышали в детстве от своих стариков – дескать, предки угров варили кёлеш из проса! Маловероятно. Как можно питаться просом, если есть великолепный ячмень? А коли верно сие, то чудно? как-то! Странный народ, поди, были эти древние угры…

Третий круг

3.1 Старшие и младшие Братья

Мой бык, отпущенный на волю,
Исчез куда-то на закате солнца…
Один, с охапкой рисовой соломы,
Ищу следы быка, но толка нет!
Туманом затянулись склоны гор…
Ну где же бык, куда он мог уйти?

В первую ночь на незнакомой земле хварангам долго не спалось. Их обуревали чувства и впечатления. Они настороженно вслушивались в темноту, которую не мог наполнить светом едва тлеющий костёр полуночной стражи. Подозрительно принюхивались к пряным ароматам ночных цветов. Переговаривались шёпотом. А потом долго ворочались на жёстких циновках, глядели в бездонную пропасть звёздного неба, пока не заснули наконец-то тревожным поверхностным сном…

Прошедший день был удивительно долгим, откровенно утомительным, полным неожиданностей и треволнений. Сначала Старший Брат Хунг оставил юных воинов на попечение пятерым незнакомцам, а сам отбыл на родину, что не прибавило хварангам уверенности ни в себе, ни в завтрашнем дне.

Далее парни-незнакомцы, один из которых оказался девушкой, быстро взяли Лин, Лана и Квана в оборот – в ближайшей роще отобрали у них верхние шёлковые парадные одежды и безжалостно сожгли. А взамен выдали неопределённого цвета потёртые шаровары и рубахи, упругие сандалии из твёрдой соломы, конические шляпы, скрывающие лица, скатанные циновки, деревянные миски, короткие железные ножи и тяжёлые посохи из твёрдого коричневого дерева.

Длинные мечи хварангов бережно завернули в грубую ткань и поместили этот свёрток в середину внушительной вязанки хвороста, которую, как пушинку, взвалил на плечи один из парней.

Закончив таким образом преображение заморских гостей, хозяева едва заметными потаёнными тропами увели их подальше от побережья, в горы, где на небольшой скалистой площадке, прикрытой от посторонних глаз густым кустарником, стали готовить пищу и оборудовать первый привал.

Тут Лин больше не смогла терпеть затянувшееся нарушение всех приличий и решила как подобает представить себя и братьев. Сложив руки в буддистском приветствии, девушка медленно поклонилась и начала свою торжественную речь:

– Намастэ?[62 - Намастэ? (санскр. «поклон тебе») – буддийское приветствие. Обычно сопровождается лёгким поклоном с соединёнными перед собой ладонями.], Братья! Удачи и здоровья вам, мира на земле вашей! Мы – хваранги школы Чхонг-Ённы?м, прибыли на вечное поселение… Моё имя Лин, я Старшая, – резким движением она выбросила правую руку вверх и, рассекая воздух, опустила в сторону жестом командира. Подчиняясь движению, её братья пали на колено, сложили ладони у груди и склонили головы. – Этих юношей зовут Лан и Кван, – Лин резко выбросила левую руку в сторону и вместе с парнями прокричала девиз хварангов: «Один против ста!»

Хмурые Братья-незнакомцы с видимым интересом выслушали Лин и с ещё большим любопытством посмотрели на церемонию приветствия. Потом молча переглянулись и из группы вышел коренастый воин, явно старший по званию и возрасту.