Я аккуратно закрыл рюкзак. Гугл на запрос «ульфир» никаких результатов не дал, а Википедия предложила мне внести новую статью. Оставался Грохид, однако к Тетради меня не тянуло. Для начала сами разберемся.
– Што же сделал тебе маленький Ульфир, што же? – донеслось из рюкзака.
– Ты неудачный эксперимент? – спросил я, стараясь, чтобы голос звучал твердо.
– Сам ты такой.
– А кто ты тогда?
– Маленький Ульфир.
Что я могу сказать: он действительно маленький. Значит, и в том, что он «ульфир», можно не сомневаться. Я перенес рюкзак на рабочий стол с первыми солнечными лучами и открыл.
– Эй, што же ты делаешь, а ну закрой сейчас же!
– Ты че, э?
– Закрой, закрой, закрой!
– Тихо ты! Разбудишь всех. Что закрыть: окно или рюкзак?
– Окно.
Я повиновался – захлопнул окно, задернул шторы, и вон ту щелочку, на самом верху, даже ее прикрыл, встав на тумбочку. Комната погрузилась во мрак, от которого я испытал дискомфорт, совершенно неоправданный.
– Маленький Ульфир не опасен для тебя, – сказало существо тихо. – Солнце опасно для Ульфира.
– Откуда ты?
– Не скажу тебе ничего.
– А вот это видел?
Я показал кулак.
– Я меньше, ч-чем ты, в сто раз. Я не опасен. И не открывай то, что ты каждый раз открываешь. Я живу во снах. Я – кошмар!
Обычно я, конечно, тормоз, но тут кое-что складывалось, и я не мог не возликовать от своей догадливости. Башня, ночь, кошмар, сторож…
– Так это ты тот комок, который снился Стивену?
– Я ж-жил во снах человека. Он неказистый. А я не комок. Я – лучший ночной кошмар!
Я сел на кровать в позе лотоса.
– Так ты – это правда?
– Сны – первая из правд. Правдивее, чем правда.
– А мои сны ты видел?
– Страшные гадливости овладели твоими сновидениями, распоряжались ими себе впрок. Но я захлопнул дверь. Их имен не узнал. Быть может, они не имеют имен – но теперь ты от них далеко. Теперь они далеко от тебя.
Действительно, этой ночью я не лунатил.
– У моего друга тоже Безымянные в голове, – сказал я. – Освободишь и его сны?
– Конешно. Ульфир добрый!
* * *
Я пришел на кухню, где Мелкий, болтая ногами, пил теплое молоко, а мама жарила свои фирменные сырники.
– С каким вареньем будете? – спросила она.
– С черешневым, – ответил Мелкий, уже захлебываясь слюнями. Я в возрасте Мелкого терпеть не мог завтраки, меня тошнило. А этот точит независимо от времени суток. Что за поколение!
– А ты?
– Я с медом и сметаной. Где папа?
– Только что вышел. Говорит, всю ночь не спал, думал над проектом, в итоге что-то там гениальное начертил и пошел проверить, получится ли воплотить.
Я выронил из рук чашку с чаем. Она не разбилась, но чай растекся по всему столу, а одна струйка полилась на пол. «Ты что?!» – вскрикнула мама и кинулась за тряпкой. Я помог ей прибрать. Прямо сейчас папа увидит, как надругались над его работой! Он не выдержит… Слабое сердце. Отца год назад уже увозили с инфарктом.
– Руки-крюки у тебя? – спросила мама.
– Я просто задумался. Прости.
– РУКИ КРУКИ! – обрадовался Мелкий.
Наконец на кухню зашел папа. Увидев его лицо, я чуть не зарыдал. Он весь осунулся, дрожал, глаза смотрели сквозь нас.
– Прилягу, – сказал он и вышел из кухни. Мама положила оставшиеся сырники передо мной и Мелким и в волнении засеменила за папой.
Глава 18. Очередной ритуал в жизни Дмитрия Каноничкина
Во дворе царил полный хаос. Как после смерча: все разбросано, разорвано, разворочено. Какие-то пенсионеры покачивая головами, переговаривались между собой.
– Столько сил, столько сил! – повторяла бабуля. – Бедняга.
– Может, это он сам? А?
– Как так – сам? Зачем?
– Такое тоже может быть. Надоело ему! Кто их знает? А кто убирать это все будет? Вот мой вопрос. Чай не бумажный пакетик отнести. Тут экскаватор потребуется.
– Службы уберут… Службы.