– Что скажешь? Мы нашли и выбросили две гнилые картошки?
Рома пожал плечами, и раздобыл еще три корнеплода. Про запас. А через пять минут гараж обеднел на целый ящик. Ульфир, улегшись на спинку, постанывал и водил пальчиками по отверткам, висевшим на стене.
– Как в тебя столько влезло? – воскликнул я.
– Съесть бы еще рушкец, но никак… – с трудом выговорил Ульфир.
– Хватит, а то помрешь от передозировки картофелем. Что от нас требуется?
Мы склонились над объевшимся чудиком, точно бандиты – над ученым-изобретателем, знающим, как обезвредить бомбу, которую они украли.
– Уснуть.
– Я не могу, – сказал Рома. – Отец постоянно спит днем, а я только ночью.
– Есть другой способ? – спросил я Ульфира.
Тот задумался. Взял и покрутил отвертку. Изучил Рому. Кинул взгляд в сторону погребка. Я подумал опять лезть за картошкой, но чудик скомандовал:
– Притворись!
– Что?
– Ляг. Глаза – закрой. И сопи.
– А это сработает? – засомневался я.
– Ульфир желает, чтобы да. Ульфир – житель сновидений, а те, кто вас охватили, нет.
Было видно, что Ульфиру сложно изъясняться нашими синтаксическими конструкциями. Но он старался.
– И?
– Узнали они, как спят такие, как вы. И сим только и могут о вас размышлять.
– Ты про Безымянных?
– Да.
– Я не понимаю. Можешь объяснить по-человечески?
– Ульфир – не человек. Ульфир – ульфир. Маленький. Притворись – и они явятся, и Ульфир их прогонит.
– А как они…
– Притворись, – сказал Ульфир строже.
– Хорошо. Я попробую, – вздохнул Рома.
В качестве лежбища Рома избрал капот. Подложил под голову старую подушку; я укрыл его полотенцем, которым дядя Валера вытирает руки. Для достоверности.
– Правильно? – спросили мы у Ульфира.
– Правильно, – Ульфир стукнул отверткой по гаечному ключу.
Рома закрыл глаза, и начался цирк. Я засмеялся. На самом деле, проржался на год вперед! То, как Рома изображал храп: “Хр, хр, хр” – лучшая миниатюра в моей жизни.
– Че ты ржешь там!
– Прости, я не могу… Хр-р-р-р-р!
– Нужна тишина, – сказал Ульфир и указал мне на табуретку. Я подставил ее к “изголовью” роминой “кровати”, стараясь сдерживать приступы смеха.
– Я нормально притворяюсь? – спросил Рома.
– Ты идеален!
– Засыпающие не говорят! – отругал его Ульфир.
Маленький ночной кошмар протянул руку, и она повисла над лицом Ромы, как летающая тарелка – над коровой.
– Они близко.
– Кто?
– Ш-ш-ш.
Я чувствовал, что вот-вот нагрянет магия. Мои поджилки тряслись и говорили об этом, моя филейная часть, мои легкие, почки и пространство перед глазами – весь я. И я не ошибся. Вокруг Ромы и Ульфира, сначала неуловимо, но все отчетливее с каждой секундой, проявлялись, сплетаясь, белые нити. А тени – тени каждого предмета, моя тень, тень Ромы и Ульфира – дрожали. Белые нити выскальзывали из теней, как червяки из земли после дождя.
Тень, которую отбрасывал я, билась в агонии сильнее остальных; присмотревшись, я обнаружил, что она и не моя вовсе; не моя, потому что нет у меня такой огромной головы, такой пасти, таких когтей… И я не таких чудовищных размеров.
– Злобные злыдни тут, – сказал Ульфир.
Свет в гараже погас. Рома этого не увидел. А я… Я подумал, что сейчас наконец-то встречусь с семьей. Будто за воротами меня ждут настоящие родители, они машут мне и готовы принять в свои объятия. Они меня слышат – понял я. Они не могут ничего сказать, они здесь, но они – бесконечно далеко.
– Братья мои, – прошептал я. Или не я?
Стены гаража исчезли. Наш мир слился с другим миром, глубоким и правильным. Я видел, как Ульфир, размахивая руками, кого-то отгоняет, я слышал, как тело Ромы хлопнулось о бетонный пол, но эти дела меня более не волновали.
– Придите, – сказал я. Но никто ко мне не тянулся. Между нами простирался космос, и я не мог их встретить прямо здесь, прямо сейчас. – Придите, – повторил я.
– Уходити! – сказал Ульфир, гневно взглянув на меня, и на том поставил точку.
Мир вернулся в нормальное состояние.
* * *
– Это что было вообще?! – донесся голос Ромы из-под машины.