Кремлевский клад: Cosa Nostra в Москве

– Давай, давай! – закончил тот, вспомнив русские слова со стройки, – Я тебя встречай.

Следующий раз Черкизов позвонил ему уже из аэропорта Рима: как добраться? И вот действительно, ранним утром, приехав на автобусную станцию Флоренции, Черкизов увидал своего давнего друга, теперь толстого и лысого.

Друг повез Черкизова сразу к себе домой на новенькой «Альфа-Ромео». Ехали быстро, и, покрутив головой перед окнами машины, гость сразу понял, что попал в какое-то необыкновенное место.

Друг жил на другой стороне реки. Взлетели на мост, с него на холм, Черкизов взглянул в боковое окно и чуть ни ахнул. Весь старый город лежал теперь под ними: черепичные средневековые крыши вперемежку с прекрасными соборами и башнями из светлого мрамора. За городом, в сиреневой дымке летнего утра, поднимались горы, зеленые и столь же прекрасные. Такой удивительной красы Черкизов нигде и никогда не видал.

В доме паркетчика, несмотря на ранний час, их ждал накрытый стол. Это был просторный особняк среди фруктового сада. От машины они шли к особняку виноградником с наливающимися гроздями. После дальней дороги, и чтобы окончательно проснуться после ночи в автобусе, Черкизов сразу принял предложение освежиться под душем. Ванна здесь была, как римская терма, – мраморная, с мозаичным полом. Но он не полез в джакузи, а поплескался под простым душем, – и хорош. Свеженьким Черкизов сел за стол.

За столом они оказались одни, – и вообще Черкизов никого из домашних тут не увидел: только охранники снаружи, да несколько бесшумных слуг внутри. Но ни о какой серьезной совместной выпивке, как в старые добрые времена, тем более о баньке, уже и речи не могло быть: у флорентийского друга давненько пошаливала печень. Старый друг только слегка пригубил бокал сладкого шампанского «Dolce». И вообще, Черкизов с легким удивлением заметил какую-то перемену в его характере. Уже не было в нем той знакомой типично итальянской живости, – что-то в этом флорентинце надломилось. Черкизов с сожалением заметил это, и отнес все к зрелым годам, к болезни и жаркому итальянскому климату. Настоящую причину грусти друга он понял много позже: когда историк Сизов уже работал в архивах Флоренции. Знал бы Черкизов причину раньше – не привез бы сюда историка с дочерью, и сам ни за что больше не приехал.

Черкизов ничего не ел с самой Москвы и самолета, поэтому с удовольствием навернул: всяких сыров и холодного мяса тут был полный стол, одних сортов маринованных маслин – пять видов. Несмотря на ранний час, он не удержался и запивал эту роскошную итальянскую снедь любимым с давних пор кьянти. Ощутив в животе и голове приятную негу, он откинулся на спинку стула и без паузы перешел к своему делу.

– Дорогой, надо бы нам с тобой найти в Кремле те две иконы. Как ты думаешь?

– Отчего нет! – их разговор шел на английском.

– Мой человек, профессор истории, скоро сюда прилетит поработать в ваших архивах. И ты знаешь в чьих? Семьи архитектора Фьораванти, – и Черкизов остро, но с улыбкой, в упор посмотрел на друга.

Паркетчик, встретив этот взгляд, дрогнул губами, отвел глаза, но потом весело рассмеялся.

– Зачем тогда я тебе нужен?

– Как зачем! Ты мой старый друг. Разве нет? Как же я без тебя!

– Расскажи, расскажи.

– Пока рассказывать нечего. Вот если бы ты нам все свое рассказал! Что же моему профессору перелопачивать все архивы, раз ты знаешь, что у вас, да где! Объединим наши знания. Чтобы не стучать больше по стенам напрасно. Ну, как идея?

– Можно. Что ж… – но ожидаемого энтузиазма в своем друге Черкизов не заметил. Какой-то вялый стал его друг.

– Так покажешь моему профессору, где искать? А он еще что-нибудь нам накопает. Тогда одна икона – твоя, когда вынем, а другая – моя.

– Сможешь вынуть?

– Теперь смогу. Раньше нет

– Большим начальником стал?

– Так, кое-каким. Да вот деньги у меня кончились.

– Это бывает. Давай, давай, – опять по-русски закончил итальянец.

Осматривать достопримечательности города Черкизов поехал без друга, но с нанятым им русскоязычным гидом, и на другой его машине, в открытом кабриолете "Ланча" с шофером.

После сытного завтрака с бутылкой выпитого кьянти этот город показался Черкизову совсем фантастическим.

Ужин у друга был не менее обильным, но кратким: в шесть утра нужно было выезжать Черкизову в Рим, к самолету. Обычно не пившей теперь много Черкизов, в этот вечер себя не сдерживал. Кьянти он перемежал с коньяками, закусывая их, просто бросая в рот маслину. Почти все было сказано между ними утром, оставалось только договориться о прилете профессора с дочерью, о размещении их в отеле: сам Черкизов прилететь вместе с ними не планировал.

К девяти часам Черкизов с трудом уже ворочал языком на своем тяжелом английским, и ноги у него подкашивались. Года сказывались и на нем: раньше он мог принять на грудь куда больше…

Самое важное итальянец сказал Черкизову в конце ужина, когда тот не смог воспринять это, как следовало. Это и стало причиной всей трагедии.

– Передай своему профессору, – медленно и отчетливо сказал итальянец, – и сам имей это в виду, местоположение тайника в архивах, возможно, зашифровано. Не знаю кем. И многие страницы архива утеряны. Только поэтому нам не удалось узнать все до конца.

– Шифр? Ребус? Это ничего, мы это любим. Ты еще нас, русских, не знаешь!

– И еще одно. Очень важное. Может, ты передумаешь, пока не поздно. Я уже не свободен, как раньше. Мою фирму контролируют. Я больше не хозяин.

– Вот это плохо. Надо все и всегда контролировать. Но ничего, они нам и не нужны – твои новые хозяева. Кто они?

– Мафия.

Рано утром на рассвете Черкизова разбудил слуга и проводил его в душ. Выпив лишь стакан грейпфрутового сока, Черкизов медленно оделся. У подъезда его ждал знакомый ему кабриолет «Ланча», но верх у него теперь был поднят. Друг вышел в сад его проводить, и на прощание они без слов обнялись. Как только машина тронулась, Черкизов опять провалился в тяжелый похмельный сон.

11. Миланская «семья»

На том же левом берегу реки Арно, но только дальше от города и вглубь холмов Тосканы, стояла другая вилла. Она была еще просторнее, сады вокруг нее шире, и она была еще более старинная. Когда-то она принадлежала потомкам самого знатного рода Флоренции: Медичи. Несколько лет назад эта вилла была куплена у потомков Медичи потомком рода не столь знаменитого, но тоже известного в Италии, и носившего титул «герцога миланского». Италия – не Англия, но титулы и аристократические фамилии здесь тоже любят и ценят.

Куплена вилла современным «герцогом миланским» была, как загородная дача, особенно приятная своими тенистыми садами и виноградниками во второй половине лета, когда оставаться в Милане становилось просто невозможно. Выбор пал на эту виллу еще и потому, что восемнадцатилетняя дочь «герцога» Франческа поступила учиться в знаменитый колледж дизайна во Флоренции. Позволить же ей жить, как всем, в общежитии, или что-то снимать, было бы этим богатым и влиятельным людям очень беспокойно, и даже неприлично. Наконец, еще одной причиной выбора этого места стала известная тяга «герцога» к историческим местам, связанным с его славной фамилией. Флоренция, – жемчужина Ренессанса, – веками была местом драматичных событий, как в политике, так и в искусстве. В ее архивах, – до того, как наводнение 1966 года не уничтожила, и не разбросало значительную их часть по всему городу, – хранились бесценные документы из рода «герцога миланского». Поэтому «герцог» лично время от времени заглядывал в эти полутемные помещения, чтобы полистать оставшиеся старые бумаги, упоминавшие его знатных предков.

И то, что современный «герцог миланский» происходил не из самой почетной ветви этого знатного рода, а скорее из самой его «захудалой», и даже его фамилия была иной, большого значения это для него не имело. Все прочие многочисленные потомки герцога миланского никогда не решились бы оспаривать его, так сказать, «первородство». И по одной простой причине. Современный «герцог миланский» был еще и главой миланской мафии, преступной родовой организации, – или, как это называется на Сицилии или в Нью-Йорке, – он был миланским «доном».

Приобретя во Флоренции недвижимость, миланский «дон» не смог однако широко развернуться на дружественной, но все-таки чужой территории. Он сумел взять под свой контроль лишь одно крупное предприятие: паркетную фирму с мировой, правда, известностью. Он убедил местного мафиозного босса, что эта фирма имеет к нему прямое «родовое» отношение. Он и себя убедил в этом, узнав от лебезящего перед ним местного архивариуса о давнем интересе бывшего владельца паркетной фирмы к архиву одного из знаменитых друзей славного герцога миланского образца пятнадцатого века – Аристотеля Фьораванти. Поэтому «дон» вскоре поставил эту фирму под полный свой контроль – со всем ее паркетом и с архивным интересом к далекому предку и другу его Фьораванти. В обмен на эту добрую волю «дон» выдал боссу местной мафии не меньшую привилегию в своих районах родного Милана: расширить сеть наркодилеров. Сам «дон» этим никогда не занимался, – только разнообразным строительством, нелегальным ростовщичеством, а в последнее время, еще игорным бизнесом.

Получив финансовый контроль над паркетной фирмой, «дон», как полагается, сначала припугнул бывшего хозяина фабрики. И только после этого начал лично расспрашивать его об их недавнем интересе к его далекому предку и его другу Фьораванти. Бывший хозяин оказался слаб и здоровьем и волей, он выложил «дону» сразу все, что они накопали двадцать лет назад в местном архиве, и даже рассказал, как они пробовали найти клад в далеком московском Кремле.

Но «дон» только позабавился наивностью бывших хозяев фабрики, убедившись еще раз, что им не стоило существовать без его контроля. Он даже рассмеялся, и ему сразу пришлось принять после этого лекарство: «дон» уже несколько лет боролся с сердечной аритмией. Он принял лекарство и забыл обо всем этом. Вспомнил он, или, вернее, ему напомнили это, через несколько лет, когда управляющий фирмы, бывший ее хозяин, доложил ему о скором приезде во Флоренцию профессора из Москвы с дочерью, чтобы опять рыться в «его» архивах, чтобы найти в них разгадку к «его» тайнику в московском соборе. За годы отдыха на вилле во Флоренции, после частых и долгих бесед с местным архивариусом об истории своего славного благородного рода, «дон» и одновременно «герцог миланский» теперь был полностью убежден, что все, связанное, с древними миланскими герцогами или их друзьями, касалось только лично его, и никого другого. Тайник в Кремле, разумеется, тоже был только его.

Когда же профессор из Москвы действительно приехал во Флоренцию, «дон» очень радушно принял его с дочерью в офисе паркетной фирмы, как истинный ее хозяин. Дон Спинноти был обаятелен и вежлив с московским историком, как может быть вежлив только умный хищник со своей жертвой. Прием московских гостей был теплым, но кратким: «дон» чувствовал себя все хуже, сердце стучало все беспорядочней, ни лекарства, ни врачи не помогали. На прощание он пожелал русским успеха, посетовав, что не сможет заниматься их поисками лично, и предоставит заботу о них своему сыну, правой его руке во всех теперь делах.

Сын «дона» Марио выехал из Милана во Флоренцию только через несколько дней, специально взглянуть на кладоискателей из Москвы. Это был крутой мафиози нового склада, жестокий и холодный. Его интересовали только деньги, но, правда, и все остальное, что можно на них купить, включая власть. Новость об «их» семейном кладе в московском Кремле чрезвычайно заинтересовала его. Строительный бизнес в Италии во время кризиса, да и после него, буквально загибался. Миланцам было и не до азартных игр с его жуликоватыми автоматами – однорукими бандитами. Конечно, деньги в займы у мафиозных акул-ростовщиков миланцы брали, и даже больше, чем раньше. Но отдавать в срок могли немногие, некоторые вообще не в состоянии были это сделать, а ломать им всем за это руки или ноги, – как это положено, – становилось слишком хлопотно. Все же прочие криминальные сферы и районы города были давно поделены между несколькими «семьями», но начинать войну за их передел тоже пока не было ни сил, ни денег. Заполучить же половину кремлевского клада, – а может быть, и весь, – по предварительным оценкам стоящего под сотню миллионов долларов, было бы чрезвычайно кстати.

Ехал сын «дона» из Милана во Флоренцию не один, а со своей старшей сестрой. Та была в процессе развода со своим очередным мужем. Две ее девочки учились в Англии, и сама она тоже только что вернулась оттуда. В Милане ей было летом до смерти скучно и тоже захотелось на дачу во Флоренцию, а заодно и поглядеть на этих полоумных русских. Это была роскошная итальянская женщина, сладкая, как груша, но слегка уже перезревшая. Звали красавицу Анжела.

Третьим в их несущейся по холмам и горам на юг от Милана машине был иностранец. Это был паренек двадцати трех лет с русой копной волос, слегка курносый, внешне спокойный. Его постоянное напряжение выдавали только голубые глаза – они то «бегали», перескакивая с одного на другое, то останавливались, как будто мертвые. В мафиозной семье паренек был на подхвате, выполняя все, что ему скажут. Итальянский язык он только учил, но уже мог кое-как изъясняться. У себя на родине он убил год назад очень крупного «авторитета» и «вора в законе», поэтому вынужден был сразу уехать. В Италии его приютила в порядке «интернациональных связей» эта миланская «семья» и дала ему кое-какую работу. Но Марио, сын «дона», взял его с собой во Флоренцию только по одной простой причине: тот знал русский язык. Звали молодого киллера Петькой Ребровым, но он был известен у себя на родине и под кличкой Терминатор, или попросту Теря.

Четвертым в машине сидел за рулем телохранитель, шофер и личный друг «сына» – крепкий, смешливый Карло. Отличался он от других членов «семьи» тем, что никогда не носил при себе огнестрельное оружие, – что было безопаснее в случае обыска. На нем всегда были только разнообразные ножи, – он был виртуоз в обращении с холодным оружием. В зависимости от опасной ситуации, в руках Карло мог появиться один или другой нож, который в следующее мгновение либо летел, вращаясь, во врага, либо со щелчком открывался автоматически и в обратном хвате снизу вверх, вспарывал тому живот, или же, как молния, взлетал к горлу и перерезал сонную артерию. Как хороший итальянец учится играть на мандолине, практикуясь на ней часами, так и виртуоз Карло мог оттачивать свою ножевую технику, не замечая ни времени, ни чужих глаз вокруг.

12. Архивы

Историк профессор Сизов жил и работал с дочерью во Флоренции уже полторы недели. Остановились они в скромном «Феруччи-отеле» на набережной реки Арно, напротив собора Кроче. Этому отелю, как и всем зданиям в центре Флоренции, было, по крайней мере, лет триста: с высокими потолками, с дубовой резной мебелью и картинами, а в комнате Сизова, – даже с расписанным в стиле Ренессанса потолком.

С первого же дня историк засел в архивах, и узнавал о красотах этого города только вечерами от своей дочери. Та успела уже обежать множество мест и была в восторге от увиденного. Историк же пока откладывал свой выходной день, полагая, что еще не заслужил его. Работа продвигалась медленно. И это не смотря на то, что многое было сделано до их прилета: принимающей стороной были получены важные разрешения и допуски в архивы, скопированы перечни и классификаторы. Наконец, профессор был сразу приведен сотрудником паркетной фирмы в самый многообещающий архив, где те сами двадцать лет тому назад нашли ссылку на кремлевский тайник. Работа осложнялась тем, что после катастрофического наводнения во Флоренции в 1966 году, когда горные потоки выплеснулись из русла Арно и поднялись на три метра выше ординара, все архивы, и прочие ценности, хранившиеся ниже этого уровня, либо были унесены рекой в море, либо перемешаны до степени хаоса. После просушки многое было также утеряно для историков, попав в «чужие» папки и «дела». Официально считалось, что погибли или были повреждены более 3 миллионов книг и рукописей, а также 14 тысяч иных бесценных произведений искусства.

Предыдущим вечером, когда Сизов с дочерью пили чай, вскипяченный в стеклянной банке электро-спиралькой, и поглядывали на экран телевизора, мелькающий итальянским весельем, к ним в номер явился сын того сеньора, кто их принял в день приезда, сын хозяина паркетной фирмы. Явился он не один, а с блондинистым парнем, который, правда, даже не открыл ни разу рот.

Сначала, конечно, раздался телефонный звонок. Сизов не сразу решился поднять трубку: ничьих звонков сюда, в номер отеля, он не ждал. Но телефон продолжал трезвонить, и он взял трубку. По-итальянски, вежливо и кратко мужской голос попросил разрешения нанести визит. Сообразив, кто это, Сизов радушно пригласил его подняться к ним в номер.