Кремлевский клад: Cosa Nostra в Москве

– Нет.

– Он существует?

– Да.

– Благодарю вас. Я хотел узнать только это.

Сизов повеселел. На него так подействовали голубые глаза гостя. Как историк, он представил, что за этими голубыми глазами полтысячи лет, а их гены прямиком из России, привезенные русской женой того самого Андреа. Этот молодой Джулиано мог быть похож на своего предка Андреа или даже на отца его Аристотеля, поэтому разговаривать с ним тут, на берегах Арно, вообще было немного фантастично.

Джулиано замялся, поглядывая на сидевшую за столом дочь Сизова. Сизов перехватил этот взгляд:

– Вы еще не знакомы… Это моя дочь, Таня. Танечка, а это Джулиано. Его фамилия Фьораванти. Представляешь? Тот самый! А встретил я его вчера, – знаешь где? – ха-ха, тоже в архиве.

– Еще я хотел пожелать вам успеха в вашей работе, – сказал Джулиано. – Я уеду из Флоренции через несколько дней.

– Вам же, наверное, будет интересно, Джулиано, что я нашел в архивах вашей семьи?

– Нет, не интересно. Я не люблю прошлого. Напрасная трата времени.

– Тогда я хочу предложить вам бокал вина, – Сизов потянулся за бутылкой.

– Нет, нет, я за рулем. Ни капли. Но вы не обращайте на меня внимание, и ужинайте. Сеньорите нравятся наши итальянские закуски? – Джулиано теперь смотрел чаще на Таню, чем на Сизова.

Таня слегка улыбнулась и покраснела:

– Я обожаю ваши маслины.

– Так вы во Флоренции тоже проездом? – встрял Сизов.

– Да. Я живу теперь в Штатах, в Нью-Йорке. Наведываюсь в Италию только изредка, у меня тут даже жилья своего нет. Но в этот раз, похоже, я прилетел сюда напрасно. Хотя, кто знает, – увидел вот вас, познакомился с сеньором Спинноти. Вы с ним знакомы?

– Виделись, но всего раз. Вы от него узнали, где я тружусь целыми днями?

– Да. Он пригласил меня, как я понял, по тому же делу. Я живу у него. Но мне уже надоело. Сеньорита Таня разговаривает по-итальянски?

– Нет, нет, к сожалению, – ответила Таня по-английски и снова покраснела.

– Вы сказали, Джулиано, что сеньор Спинноти пригласил вас по тому же, как вы выразись, делу? Вы тоже ищете клад?

– О кладе я слышал, но он меня мало интересует. Даже не знаю, зачем я сюда прилетел, – так, просто развеяться. Но теперь думаю – напрасно. Мне тут скучно.

– У вас голубые глаза… – неуверенно начал Сизов. – Вы догадываетесь почему?

– Ха-ха, вы думаете, я русский? Никогда об этом не думал. Ну, не буду вам мешать… – Джулиано встал, и в тесном номере он показался еще крупнее и выше. – Рад был познакомиться. Сеньорита, мое к вам почтение, и восхищение…

Сизов тоже встал:

– Что же, прощайте. Нам повезло: мы увидали живого Фьораванти. Спасибо вам за это.

– Я уезжаю, но еще через несколько дней… – теперь Джулиано в упор смотрел на Таню. – Поэтому кто знает, может, еще увидимся.

Таня подняла глаза и улыбнулась: она хотела видеть этого Джулиано еще и еще.

Когда Джулиано вышел, Сизов с дочерью сидели несколько минут молча, каждый по-своему вспоминая беседу с гостем. Потом они услыхали яростный рык заведенного у подъезда мощного автомобиля и его резкий старт по набережной.

Джулиано Фьораванти жил в Нью-Йорке уже девятый год. Он приехал туда почти сразу после окончания колледжа в Милане, и работал сначала мелким клерком в брокерской фирме своего дяди. Но через пять лет он стал уже совладельцем небольшой финансовой компании. Компания была действительно небольшой, даже микроскопической по числу работников, но весьма успешной, и потому крупной по своему капиталу. До начала экономического кризиса его фирма наваривала своим инвесторам до пятидесяти процентов годовых на их капитал. Это было очень много для любых капиталов в стране доллара, где тощей нормой был десяток процентов. Поэтому Джулиано со своими сверстниками-партнерами стали почти «звездами» в тесном биржевом мире. Теперь инвесторы не только толпились, фигурально выражаясь, у их дверей, – они буквально упрашивали по телефону компаньонов принять их капиталы в такой сногсшибательный рост. Компаньонам приходилось даже вежливо отказывать многим просителям: большие деньги было труднее с успехом прокручивать на биржах и, главное, много опаснее. Но и с такими ограничениями они ворочали уже сотней миллионов долларов, своих и чужих.

Эта лафа кончилась для них с началом мирового экономического кризиса. Мало того, что одновременно обвалились все мировые биржи – неожиданно и очень глубоко. Все жадные и пугливые инвесторы начали панически выхватывать свои сбережения из всех рискованных игр, чем собственно только и занимался Джулиано с друзьями. Через несколько недель капитал их фирмы сократился в десяток раз. На счетах компании оставались еще миллионы долларов, но то были только собственные деньги молодых партнеров, заработанные ими круглосуточным и нервным трудом.

Но десяток миллионов долларов на троих – тоже немало. Однако, к несчастью, после некоторого восстановления мировой экономики, когда Джулиано с друзьями начали только-только обретать вновь равновесие, вдруг все биржи потянула вниз вторая волна кризиса. Фондовые рынки опять затрясло, они вновь стали пугливыми и нервными, и начали шарахаться из стороны в стороны от любого случайно оброненного слова какого-нибудь политика или еврокомиссара. Наконец, наступило время, когда чем меньше партнеры смотрели усталыми глазами на свои биржевые мониторы, чем реже они нажимали на компьютерных клавиатурах кнопки, тем меньше они теряли денег.

Именно в это время Джулиано Фьораванти получил приглашение от дона Энрико Спинноти посетить его виллу во Флоренции в любое удобное для него время и провести здесь с приятностью свой отпуск.

Джулиано никогда не был связан с итальянской мафией. Она его не интересовала, а он ее. Но Джулиано был итальянцем, и жил он в Нью-Йорке. Этот город оставался как бы пропитанным для всех итальянцев романтикой «Крестного отца», со всеми его киноверсиями и их продолжениями талантливого писателя. «Той» итальянской мафии в Нью-Йорке уже давно не существовало, как не было и в других городах Америки. Но что-то все-таки оставалось, и весьма значительное. Во всяком случае, в итальянских ресторанах Нью-Йорка, которые часто посещал Джулиано, и где разговаривали только по-итальянски, – мафия часто незримо и беззвучно присутствовала в разговорах за столиками, – то ли сицилийская, то ли неаполитанская, то ли северная миланская. К тому же, получив американский паспорт, Джулиано так и не стал настоящим американцем. Говорил он по-английски отлично, с типичным нью-йоркским акцентом, и деньгами был всегда набит, – судя по «Порше», на котором он раскатывал по Манхэттену, – и сам был парень хоть куда. Но даже для знакомых американцев, даже для его партнеров по бизнесу, он оставался чужим, как и они для него. Сначала это удивляло Джулиано, но потом он все понял. Чтобы стать тут своим «в доску» надо было поучиться в местной школе, где-нибудь в Квинсе или в Бронксе, от первого класса до выпускного бала, перетереться с ними со всеми от младых ногтей, передраться, влюбляться мальчишкой или девчонкой. Тогда бы стал свой, и в голове было бы все «свое», точно такое же, как у всех. А без этого – навсегда ты иностранец, человек второго сорта.

Приглашение мафиозного «дона» передали Джулиано устно, за столиком итальянского ресторана. Они здесь шумно праздновали день рождения одного из друзей, и тогда-то один из них попросил разрешения, чтобы к ним на минуту подсел его хороший знакомый, – «только что из Италии», – тот хотел познакомиться с Джулиано.

Знакомый оказался по южному загорелый, веселый, и говорил он с сильным сицилийским акцентом. После нескольких пустых фраз он приблизил свои губы к уху Джулиано и негромко сказал:

– Вам передает привет из Италии один очень уважаемый человек.

– Кто же? – Джулиано откинулся на спинку стула из-за неприятно близкого чужого дыхания.

– Он приглашает вас посетить его на своей вилле во Флоренции в любое удобное для вас время.

– Кто это? – повторил с улыбкой Джулиано.

– Почтенный дон Спинноти, – сицилиец сказал это, приблизив снова губы к уху Джулиано, опять обдав его горячим дыханием.

– Что ему от меня надо? – спросил Джулиано, не понимая еще значения слов сицилийца.

– Ему от вас ничего. Но для вас это большая честь.

– Кто он?

– Вы не понимаете?

– Начал догадываться… Зачем я ему нужен?

– Как я могу это знать! Я маленький человек, он – большой.

– Как же я могу принять его приглашение, не зная, в чем, собственно, дело?

– Ну, я думаю, вы приходитесь ему каким-то родственником, или что-то в этом роде. А он человек добрый и сентиментальный.

– Родственник? Дон мафии? Никогда этого не слыхал. У него мало других родственников?

– Не надо так говорить о нем, – сицилиец сбросил со своего лица улыбку, и без нее он стал неприятен. – Это очень уважаемый в Италии человек. Вы, наверное, давно не были на своей родине, или все о ней забыли.