– Хорошо, через час.
Утро долго не наступало, выл ветер, жужжали стекла в оконных рамах, Вера спала без подушки, свернувшись в фасолину у меня под мышкой. Я смотрел в черную бездну окна и прикидывал, что мне делать со всем этим счастьем. Вчера я почувствовал себя счастливым, на одно мгновение, на заднем сидении такси, когда машина летела по ночному Московскому проспекту и Вера сидела рядом, держала меня за руку.
С рассветом пришла весна настоящая, грохнуло плюс четырнадцать по Цельсию, ветра как не бывало. Весь последний снег потек ручьями, мы вышли на улицу, искать по магазинам любимый Верин «Напиток Кофейный».
В «Универсаме» в аптечном отделе над полочкой с презервативами табличка – «для души».
– Может по пиву? Для души.
– Для души. Давай.
Пешком дотопали до метро «Пролетарская», обратно поехали на трамвае. Я жарил пельмени, Вера разливала по чашкам напиток «Кофейный». Пришлось мне еще бежать за такой же бутылкой.
– Поел – подобрел?
– Почему?
– Весь день орешь на меня.
– Я любя, пойдем, полежим, чашки возьми.
– Ты следующую неделю работаешь?
– Работаю.
– Не знаю, что буду делать, звони мне каждый вечер.
– Да, ладно, всего неделя.
– Я же умру, умру, умру! Дурак…
– Давай чашку, хорошо, что две бутылки взял.
– Знаешь, что? Надо переезжать ко мне и жить по-человечески.
– А брат твой?
– Если Кузя будет знать, что я с кем-то, он не сунется, ему есть, где жить. Ты, что замолчал, Дим?
– Кузя…
– Фамилия – Кузнецов.
– Давай в следующие мои выходные, я буду у тебя.
– Собирай свои вещи и приезжай, я хоть порядок наведу.
– Сережки снимай. Все лицо мне расцарапала.
– Скажи, что ты меня любишь, нет сначала скажи.
Вера кричала, пустые без мебели стены, звонко резонировали в такт ее оргазмам.
– Ты ори потише.
– Я не виновата!
– Ладошку мне укусила.
– Не фиг мне рот закрывать. Митя, сходи еще за бутылочкой. Для души.
– Пес с тобой. Для души.
…Вера разглядывает фотографии, вот я в шортах, на пляже, вечер, фиолетовое небо, гирляндные треугольники яхт далеко в море. Рядом бар из тростника, блестят бутылки, несколько молодых людей в плетеных креслах смотрят в объектив.
– А ты что там делал?
– Красиво? Это мы в Израиле – Смит, Паша, Турист с женой, девяносто четвертый год. Я потом домой уехал, сбежал в родной сопливый Питер, зачем-то.
– А друзья?
– Друзья в Иерусалиме остались.
– Они евреи?
– Нет, конечно, просто понравилось там. Мы все в Америку собирались, в те годы каждый идиот мечтал об Америке, приглашения продавались по пятьдесят долларов, одно краше другого. Добрались до Израиля, хорошо, красиво, все по-русски пиздят, короче – рай. Постреливают иногда и бомбы летят с арабских территорий, но это все равно лучше, чем в России вонючей.
– Ты же вернулся.
– Иди в жопу. Вот денег накоплю и уеду.
– Возьмешь меня с собой, чучело?
– Что?
– У меня там бабка троюродная и сестры, которых я никогда не видела.
– Жидовка. А за чучело ответишь!
– Отвечают петухи на зоне! Отстань, я обиделась! Дима, вот так больно…
Вера смотрела на меня спящего, я просыпался, мне это не нравилось. Я подозреваю, что во сне я вот так выгляжу – рот открыт, слюна ручьем, храплю.
– Отвернись!
– Скажи, что ты меня любишь, ну скажи, скажи!
Скорей бы, думаю на работу. Когда прощались у колонн на перроне «Техноложки», у нее в глазах снова дрожали слезы.