– Вот это называется, биля, чо написано, блузон открытый! Пять штук.
– Знаю, мать писала, отец звонил.
– Ты – блатная.
– Блатную жизнь люблю, а воровать боюсь.
Пришел мой начальник, сказал, что Наталья с мужем уехали на Украину, что-то у них там дома случилось.
– Поторгуй недельку, продавцов нет, все болеют.
– Поторгую, хули делать…
У светофора, на перекрестке Вера догнала меня.
– Даже не попрощался.
– Чего прощаться, завтра увидимся.
Первая Красноармейская, широкая, как Невский проспект. До метро далеко, мы спустились в подвальчик «Дагвина». Этой зимой появились – «водка – клубника», «водка – малина», «дыня», «апельсин». Я купил нам по баночке «Клубники», самая приятная смесь. Вера взяла меня под руку.
– Чего молчишь?
– Ты не замужем?
– Была. Дочка с бабушкой живет.
– А чего так?
– Я же работаю, а ее из школы забрать надо, кормить, уроки. Мне не успеть. Эту квартиру мне отец купил, что бы мы под ногами не путались, Ольга как раз родилась…
– Я тоже был женат, сыну шесть лет.
– А сейчас ты с кем живешь?
– Тебе-то что?
– Не хочешь, не говори.
– Один живу, в коммуналке на «Елизаровской», иногда у матери, когда жрать нечего.
– А Наташа? Все кудахтала – Димочка, Димочка, скорей бы Димочка.
– Мы с ней больше года в одной палатке, она замужем.
– Деревня.
– Натаха-то? Сейчас еще ничего, помню как-то тетка ходила по рынку, косметику «Ив Роше» предлагала, ничего такая косметика, говорят, дорогая. И Наташа себе пудру заказала за двести рублей, как сейчас помню. Я ей, Наташ, ты в чем зиму стоять будешь? Она глаза вылупила, а шо тут холодно? Конечно, говорю, минус тридцать бывает. Ой, шо делать? С земляками посоветовалась, взяла себе валенки с калошами. Приходит тетка «Ив Роше», улыбается, коробочки достает вот, девушка, я вам принесла, как просили, выбирайте. Наташа покраснела и говорит – я не буду у вас пудру брать, я себе уже валенки купила.
Вера смеялась, мы прошли мимо входа в метро.
– Ты с ней спал?
– Какое твое дело?
– Ладно, не ори только.
В метро она вошла в вагон, улыбнулась мне и пожала плечами – сесть негде, свободных мест нет. Двери закрылись, я показал ей язык, она мне «фак», и исчезла вместе с электричкой в туннеле, я сплюнул на рельсы и пошагал на свою платформу.
Утром пьяный грузчик чуть не снес нашу палатку, он держался за свою телегу, груженая телега ехала сама.
– Вовочка, ты пять ночевал в «Мани – Хани»?
– Народ подавит…
Через пару часов у меня карман распух от денег, надо будет посчитать, вижу Вера тоже впаривает мужские свитера, джинсы, шарфики. Алмас вышагивает за спинами и хлопает в ладоши:
– И сниться нам не грохот аэродрома…
Но без Наташи не поется, свалил куда-то с земляками. Вера вылезла из палатки, прикурила сигарету, под глазом фингал.
– С братом вчера поговорили, потом милицию вызвала, его забрали.
Она вручила мне бутылку водки.
– Одурела?
– С праздником. Что будешь делать вечером?
– Спасибо. Не знаю пока.
Набежали покупатели. Алмас больше не появлялся, Вера сама собрала товар, грузчики увезли баулы в камеру хранения. Хорошо, что ко мне начальник приехал рано, поздравил с днем защитника отечества, интересно, заметил или нет. Я водку закусывал снегом, пожрать было некогда. К вечеру все были пьяные: покупатели, продавцы, милиционеры.
– Не пей больше.
– Это почему?
– Ладно, если хочешь, поедем ко мне.
– У тебя брат.
– Нет никого, я звонила из кафе, уехал к себе.
Помню кривые шеренги ларьков, розовые баночки с «клубникой» одна за другой, вот Вера с кем-то ругается по телефону у игровых аппаратов. Долго ждали автобус, народу битком, я успел занять одно местечко, она села ко мне на колени.
– У тебя попа острая.
– Я не виновата, терпи.