Так говорил Ихтиандр

За промерзшим окном панорама площади Победы, гостиница Пулковская, все обрывается, соскользнули вниз гирлянды виадука и чернота, как в ночном лесу. Пассажиры висели над нами, держась за поручни, кто-то слушал плеер, хлопала едва слышная музыка, автобус мчал без остановок. Куда еду? Зачем?

Я сжал ей кисть, ее ладошка приветливо обнялась с моей. Автобус сбросил скорость, притормозил и распахнул двери, всего лишь на секунду, хлоп – двери закрыты, поехали. Я успел разглядеть заснеженное поле, фиолетовое небо и голубой горизонт – слабое зарево города, далеко-далеко отсюда. Водитель неожиданно объявил остановку.

– Следующая – Пулково.

– Выходим.

С нами вылезло пол автобуса, Вера с кем-то поздоровалась.

– Руку не подать было?

– Извини, забыл.

Народ ручейками растекался по тропинкам к пятиэтажкам, люди гуляли с детьми, собаками, у павильона «24 часа» топтались защитники отечества, передавали стаканы, хохотали. Ее дом крайний, самый последний.

Вера, не раздеваясь, прошла в комнату, включила телевизор, сняла куртку и шапку, я засмеялся.

– Ты чего?

– Я тебя такой еще не видел.

– Красоту ничем не испортишь.

– Программка есть?

– Посмотри под диваном, я пока посуду помою.

Смотреть по ящику нечего, одни концерты по всем каналам, да кино про немцев. Я прогулялся по комнате. Сервант без стекла, в серванте на полочке сервиз, стопка тарелок, рюмки, нелепая фарфоровая супница, пачка квитанций, фотография девочки лет шести в костюме гусара. Книжная полка с учебниками для младших классов, гора Вериного белья в кресле, шкаф, кровать в углу, диван и телевизор.

– Это дочка?!

– Оля! В старшей группе!

– Ну, давай свои макароны, жрать хочу.

– Иди сюда дуршлаг подержишь.

Мы поели, посмотрели фотоальбом, заглохли голоса на улице и лай собак. Потом по очереди помылись, я долго грелся под душем, Вера успела расстелить кровать, переоделась в желтую фланелевую ночнушку, села в кресло с баночкой.

– Ложись, я еще телевизор посмотрю.

Кружилась голова от «клубники», зарылся под одеяло и зажмурился. Огненные круги, будто табачные кольца фокусника, телескопически уменьшаясь, складывались в одно яркое, оранжевое пятно. Не сблевать бы. Так и уснул не опозорившись…

…На следующее утро приехала Наташа, пришла с мужем на рынок, я отпросился домой и два дня отдыхал.

Пришел в понедельник, тихо в этот день на рынке, Гриша пьет чай в своей палатке.

– О, привет.

– Здарова. Как здесь, все живы здоровы?

– Все вроде. Тебе эта подруга ничего не должна?

– Какая подруга?

Я сразу понял о ком речь.

– Алмаза, как ее Вера, кажется.

– Что случилось?

– В субботу не вышла, Алмаз полдня товар считал, пять тысяч минус, звонила ему, плакалась, что у нее квартиру обокрали, то ли отец умер.

– Не, ничего не должна, пойдешь за грузчиками возьми мне чаю.

– Хорошо.

Отбарабанил первыми дождями месяц апрель, мы попрятали до следующей осени валенки и теплые шапки. На рынке нашли бомбу в пакете, милиция выгнала всех за ворота, на Измайловский проспект.

Я звонил Вере несколько раз, там брал трубку какой-то мужик, и говорил, что ее нет.

– А когда будет?

Гудок. Брат, наверное, ну и плевать.

Она позвонила сама.

– Привет, ты рад?

– Достучаться до небес.

– Скучал?

– Что случилось, Вера?

– Потом расскажу, Стакан меня спрашивал?

– Да ну, он уже и забыл, первый раз что ли.

Помолчали.

– Дим?

– Ну, чего?

– Давай встретимся, я буду у метро через полчаса.

– Через час!