Торговец счастьем

Ему снились дом, тишина безлюдных улиц, мрачные воды океана и мать, чьё лицо стёрлось из памяти за прошедшие годы. В касту воинов забирали в самом раннем возрасте и искореняли проявление любых эмоций. Воину не ведома жалость, он не знает страха, любовь для него – пустой звук. У хтон’ваагра всё было продумано за годы вперёд. Есть каста воинов, охотников, жрецов и рабочих. Роль каждого в обществе предопределена ещё до рождения, распределена и просчитана до мелочей. Древний закон, созданный Первыми предками, в далёкие, дикие времена, когда в мире властвовали костеликие и рогатые звери, был нерушим многие столетия. Мир наверху менялся, империи, народы и расы возникали и исчезали, но лишь скрытый в глубинах океана город оставался таким же, как и в первые годы своего основания. Возможно, он простоял бы ещё тысячелетия, если бы не таинственный враг. Всё началось с одного обглоданного рыбами утопленника, а закончилось геноцидом.

Ему не удалось пройти ритуал становления воином, жрец не провозгласил его частью их общества, не оборвал последнюю нить в сознании, оставив в душе крупицу перепутанных чувств. Душа юноши навеки осталась блуждать где-то между обычным существом и совершенной машиной для убийства. Она осталась атрофированной. Не то и не другое. Где-то посередине.

Отец – безымянный воин, мать – обычная рабочая. Их он никогда не знал, видел лишь пару раз. Были ещё жрецы, тщательно проследившие за передачей лучших генов зародышу. Годами его готовили к тому, что он станет воином, защитником, убийцей. Но судьба имела на него совсем другие планы. Старейшины лишали воинов первичных инстинктов, видя в них слабость. По иронии именно прерванное обучение спасло ему жизнь. Его братья плыли в бой со спокойным лицом, убивали врага без эмоций и при смерти не издавали ни звука. Ни страха, ни ненависти, ни сожалений они не испытывали. В это время юноша бился отчаянно, с дикой яростью, кричал, плакал и истерично смеялся, наслаждаясь каждой победой. Он боялся умереть, но, задушив страх, плыл вперёд. Он скорбел при виде разрушающегося города, но, спрятав слёзы, помогал другим выбраться оттуда. Он радовался, вонзая своё копьё в очередную зубастую тварь, но не терял бдительности и уже встречал следующего врага.

Война Скорби – так называли то сражение. Хотя произошедшее больше напоминало истребление. Захватчики ничего не хотели, не выдвигали требований или ультиматумов. Город пал, надежда угасла, оставалось только бежать.

– Гид. Гид, проснись!

Открыв глаза, Гидеон Пакс увидел серый потрескавшийся потолок съёмной квартиры любовницы. Глаза рыбоголова, предназначенные для мрачных глубин океана, хорошо видели и в ночное время на поверхности, в мире людей.

– Ты превращаешься, – сказала лежавшая рядом женщина.

Гидеон глянул на свою посеревшую руку и с трудом вспомнил, когда в последний раз принимал истинный облик. Мышцы разбухли под кожей, проступили синие и пурпурные вены, а меж пальцев виднелись тонкие перепонки. Изменения касались всего тела. Гидеон сосредоточился, вгляделся куда-то в сторону и начал приводить себя в более привычный для окружающих вид. Постепенно облик восстановился, кожа стала более смуглой, глаза обрели карий цвет, а копна длинных толстых щупалец на голове превратились в чёрные, местами зеленоватые волосы.

– Так пойдёт? – спросил рыбоголов.

– Меня не твой облик беспокоит, – ответила женщина. – Тебе снился сон? Ты всегда начинаешь трансформироваться, когда тебе снится что-то нехорошее.

Гидеон наклонился у края кровати и взял портсигар из кармана валяющихся на полу брюк.

– Мне снился дом, – сказал Гидеон, закурив.

– Море? – спросила женщина.

– Океан.

– Там, наверное, холодно, – предположила женщина, взяв предложенную сигарету.

Её лицо при бледном свете луны, пробивавшегося из окна, казалось серым. Они долго смотрели вперёд, на пустую стену, и молча курили. Оба были чужаками, в этом большом странном городе, существами из другого мира, так хорошо притворяющимися людьми.

Тысячеликий Аррас по сути своей и был городом чужаков и изгнанников, большой колонией, куда со всей страны стекались полукровки. Шутка нынешнего правительства над пережитками прошлого, когда ксенофобия была нормой. Хотя, если разобраться, ничего не изменилось, появилась лишь иллюзия свободы выбора. Если раньше Империя ущемляла права полукровок и магов, то сейчас правительство ущемляло права всех, а называлось это – равенство. Ксенофобия и расизм в других городах всё же остались, но в куда более меньших масштабах. Там, как и двадцать лет назад, имелись обособленные гетто и диаспоры. Магам повезло чуть больше. Хотя и их, спустя десять лет свободы, под шумок убрали подальше, закрыв в особых школах и интернатах. Видно, испугались вмешательства Телоса.

– Ты скучаешь по дому? – спросил Гидеон, втянув сигаретный дым.

– Шутишь? Конечно, скучаю! – засмеялась женщина. – Аррас хорош, много разного есть. Но дома… Ковен прекрасен! Тебе как-нибудь надо посетить его. Половину года там стоит непроглядный туман, а оставшееся время льёт дождь. Тебе бы он понравился. Но больше всего я скучаю по сёстрам. Эти вечные интриги, заговоры и притворство! Ах, как мне этого не хватает! Заклятые враги улыбаются друг другу и желают доброго здравия, а сами готовят заказное убийство или ищут удачный момент, чтобы незаметно подсыпать яд в бокал с вином. А инкубы… лучшие любовники на свете!

Гидеон сделал удивлённое лицо, при виде которого Афина засмеялась.

– Неужели всё так плохо? – засмеявшись, спросил Гидеон.

– Да перестань. Ты великолепен…

– Нет, – прервал, улыбаясь, Гидеон. – Конечно, я бог любовных утех, но я про интриги и убийства.

– А, ну, это обычное дело для Ковена, – махнула Афина и положила голову ему на плечо. – О, ещё умиляют моменты, когда вчерашние враги объединяются против кого-то посильнее, а потом, расправившись с ним, снова грызутся между собой. Таков он, город на холме. По части лжи Аррас и рядом не стоял. А ты скучаешь по дому?

– Иногда. Хотя не должен, – признался Гидеон.

– Почему это? – удивилась в ответ Афина.

– Воинам не снятся кошмары, воины не ностальгируют о прошлом.

– Перестань, – отмахнулась Афина и погладила любовника по щеке. – Ты уже не воин. Ты – следователь.

– Я обычный рыбоголов, – пожал плечами Гидеон. – И кто же придумал это дурацкое название? У людей нет фантазии.

– Ты далеко не «обычный», – возразила Афина, выпустила кольцо дыма и взмахом руки предала ему форму птички. – У тебя много достоинств. Ты умный, проницательный, смелый. Ну… а ещё ты не пахнешь рыбой.

– Спасибо. Последнее было самым приятным, – усмехнулся Гидеон.

И правда, таких, как Гидеон Пакс, осталось совсем немного. Определить касту рыбоголова, даже если он в человеческом облике, было несложно. Если возле рта торчат маленькие усики, как у сома, то это – рабочий. Короткие бакенбарды – охотник; густая серо-зелёная борода, под которой невидно рта – жрец. И только воины были практически неотличимы от людей, ни внешним видом, ни запахом. Длинные головные щупальца они маскировали под волосы, которые обычно были либо распущены, либо связаны в хвостик.

Стоявший на полу телефонный аппарат внезапно зазвонил. Афина с неохотой слезла с кровати и направилась к центру комнаты, где царил хаос. Везде были разбросаны одежда, книги, бутылки из-под вина и грязная посуда с остатками ужина.

«Я сплю со свиньёй, – подумал Гидеон, любуясь прекрасной наготой ведьмы, и тут Афина, стоявшая к нему спиной, медленно наклонилась за трубкой. – С самой красивой свиньёй на земле».

– Петрикор слушает, – сказала Афина и выпрямилась, накручивая на указательный палец локоны рыжих волос. – Понятно. Скоро буду.

– Что случилось? – спросил Гидеон, когда женщина, положив трубку, огляделась в поисках своей одежды.

– Убийство. Угадай, кто?

– Бездна, – прошептал Гидеон и сел. – Зверь? Снова?

– Да, дружок, – выдохнула Афина и бросила недокуренную сигарету в собранную в углу груду немытой посуды. – Собирайся.

Гидеон встал с кровати, и они принялись одеваться.

– Ты же помнишь…

– Я выйду первым, – перебил мужчина, натягивая штаны. – Через минут десять появишься ты. Никто не должен знать о нашем романе. Мы только коллеги. Твоя репутация тебе дороже, чем кусок рыбьей плоти. Если проболтаюсь, ты меня проклянёшь. Влюбляться в тебя тоже не стоит. Всё это временно.

– Ужас! – воскликнула Афина.

– Это твои слова, – улыбнулся Гидеон и поднял с пола рубашку. – Я только цитировал.

– Что, так и сказала? «Рыбья плоть»? – удивилась ведьма.

– Именно, – кивнул Гидеон.

– Из твоих уст это звучит так грубо, – ответила Афина и задержала его долгим страстным поцелуем. – Прости, дорогой.

***

– Что там? – спрашивали журналисты, столпившиеся перед узким переулком.

– Что вы нашли? Скажите хоть что-то, – не унимались они. – Ещё одна жертва?