Волны любви. Маленькие семейные истории

Волны любви. Маленькие семейные истории
Диана Вран

Успешный промышленник Хайнрихъ Риггерт создает и развивает свой бизнес ради сыновей в надежде, что они продолжат его дело. Но надежды не оправдываются. Старший сын Андреас винит отца в смерти матери и отдаляется от него. Младший Вальтер уводит у отца невесту. Пути сыновей и отца расходятся на многие годы. И только внуку, отвергнутому дедом еще до его рождения, удастся воссоединить семью.

Диана Вран

Волны любви. Маленькие семейные истории

Горький мёд

– Эй, Гусь! Тормози! Иди сюда, поговорим! Гаденыш! И ухом не ведет! Ну-ка, Михей, разверни его.

Михей, Мишка Комаров, с готовностью бросился исполнять приказ вожака. Он догнал Гуся, схватил его за шиворот и попытался тащить назад. Гусь вырвался из его рук, развернулся, в развороте задев обидчика рюкзаком по носу, и пошел в сторону Гвоздя с высоко поднятой головой. За эту привычку задирать голову и еще не отзываться на всякие обидные прозвища и клички, в чем окружающие усматривали гордыню и снобизм, Генка и получил прозвище Гусь.

Гвоздь с улыбочкой наблюдал приближение Гуся. Когда тот подошел, остановился и в упор и даже дерзко посмотрел на противника, Гвоздь сорвал с него рюкзак, по-взрослому висевший на одном плече, бросил его на асфальт и придавил ногой.

– Ну, что? Давай рассказывай, что ты там наплел Сергачу, что у тебя отец живет в Германии?

Генка старался не поддерживать разговоры о родителях с посторонними. И Сережке Гельцеру он проболтался случайно. Они налетели друг на друга на перемене в дверях столовой и здорово припечатались лбами. Гельцер сразу полез в драку, а Генка отбивался от него рюкзаком и этим привлек к нему Сережкино внимание.

– Откуда у тебя такой отбойный рюкзачок?

Генка усмотрел в этом вопросе намек на примирение и, не подумав, ляпнул:

– Папа прислал из Германии.

Но сейчас с Гвозданутым типом, уверенным в своей силе, совсем не нужно бы быть откровенным, если бы был выбор. Конечно, можно рискнуть и для начала попробовать озвучить очень классную бабушкину отговорку:

– Нельзя с чужими людьми обсуждать своих родных. Это табу.

Но это не тот случай. Для Гвоздя не существовало ни правил, ни норм. И Генка спокойно ответил:

– Да, мой папа живет в Германии.

– Ха-ха, и что он там делает? Собирает по улицам какашки за немецкими собачками или унитазы туркам чистит?

– Мой папа строит заводы.

– Какие заводы? Нет у тебя никакого папы! А мать твоя вообще потаскушка. Ездит по заграницам валюту зарабатывать.

Пока свора Гвоздя ржала, Генка напрягся, собрал всю силу и волю в кулак и с яростью ударил им Гвоздя снизу в подбородок. Потом подхватил рюкзак и помчался в сторону дома. Он бежал и ненавидел и презирал себя. За то, что так позорно покинул поле боя.

Погони не было. Скорее всего Гвоздь прикусил от удара язык, на что и был рассчитан приемчик, и от боли не смог вовремя отдать приказ догнать и ощипать Гуся.

Когда впереди замаячил голубой угол родного дома, Генка сбавил бег, постепенно перейдя на шаг. Он шел и быстро-быстро бормотал:

– Alles gut! Alles gut! Alles gut!

Этому упражнению его научила мама. Как она объяснила, на первом слоге легкие наполнялись воздухом, на втором слоге происходил выдох. Дыхание выравнивалось, сердце переставало биться о ребра, кровь отливала от головы.

Генка пришел домой почти спокойным. Только зверский аппетит никак не хотел отпускать. Прямо хоть не переодеваясь, беги на кухню и сметай все подряд с плиты, не ощущая вкуса! Если бы не железная воля…

Он внимательно осмотрел рюкзак. Следа ноги Гвоздя на нем не осталось. Но все равно Генка аккуратно протер его со всех сторон влажной салфеткой. А вот рука пострадала. На двух костяшках кожа оказалась немного содрана и теперь начала саднить. Пришлось как следует промыть руку с мылом холодной водой, а потом еще помазать раствором борной кислоты по примеру мамы.

После этого он прошел в свою комнату, переоделся и только потом разрешил себе пообедать. Аппетит хоть и затих немного, но все равно не обошлось без двух тарелок супа.

Вечером он позвонил Артему и предложил завтра сходить в кино в ближний кинотеатр на новый американский боевик. Артем с радостью согласился и тут же побежал спрашивать разрешения у отца. Вовка разрешил и даже обещал заехать за ними в гимназию и довезти до кинотеатра и даже купить им билеты и дать деньги на буфет. Йес-бес-перевес! Это же значит, что потом брат заберет их после сеанса и довезет до самого дома. Фикушки тебе, Гвоздь! Генка умел планировать свою жизнь и немножечко жизнь других. Правда, бабушка называла это умение словом «манипулировать», и как он выяснил с помощью словарей, не совсем безобидным словом. Ну, и что же, если у него к этому талант? Мама же сказала, что у каждого человека есть какой-нибудь талант. Только не каждый умеет им пользоваться.

На другой день он пригласил в кино еще двух своих приятелей-одноклассников, живших с ним в одном дворе. Генка посчитал, что Вовка не обеднеет от такой нагрузки, а будет артачиться – сам купит друзьям билеты на свои деньги и угостит их бургерами в буфете. Деньги у него были всегда.

Вовка только посмеялся, взглянув на ватагу любителей кино:

– Ого, да у нас коллективный выход в кино! Ваша Нина Алексеевна может записать себе в актив внеклассное мероприятие.

Мальчишки вприпрыжку бежали к машине. С тыла их прикрывала широкая Вовкина спина. Что у Генки такой взрослый брат, знали не только в гимназии, но и в соседней через дорогу средней школе, где учился Гвоздь. Толкаясь и повизгивая, киноманы залезли в новенькую блестящую машину, шумно устраивались каждый на своем месте. Генка посмотрел в заднее стекло и увидел у дальнего угла гимназической ограды Гвоздя с его свитой. Вдруг захотелось показать им язык. Но природная мудрость, впитавшаяся с молоком чересчур взрослой матери, не позволила ему сделать это: вряд ли Гвоздь увидит дразнилку, все-таки приличное расстояние, это во-первых, во-вторых, жест какой-то сомнительный. Как-будто радостная гримаса труса, удачно избежавшего сегодня своего мучителя. Генка трусом не был. Хотя у него, как у любого девятилетнего мальчика, были свои страшилки, которых он боялся. Но он знал, что если со страхом встретиться один на один, страх сам испугается и исчезнет. И только одна страшилка никак ему не поддавалась.

Однажды он услышал как директор гимназии за что-то отчитывал мальчика из старшего класса и в заключении сказал:

– Я всё сказал, Игнатенко. Завтра придешь в гимназию с отцом. Или можешь совсем не приходить. Мы тебя исключим, и будешь учиться в школе через дорогу.

Гена страшно перепугался. Вдруг он по неосторожности совершит плохой поступок и ему тоже скажут такое и потребуют привести с собой отца? Где же он его возьмет? Объявить во всеуслышание, что у него нет отца, он не мог. Он же у него есть! Только где он? Страх услышать когда-нибудь «Приходи с отцом!» всегда был с ним. Поэтому он старался хорошо учиться и не поддаваться на провокации. Как же ему, маленькому, было догадаться, что директор гимназии знает о его беде!

Вечером после кино, уже приготовившись ко сну, он передумал ложиться в постель. Достал из тайника заветную тетрадку, сел за стол и стал писать:

– Привет, папа! Я давно не писал тебе. Сегодня был хороший день. Я хочу тебе рассказать…

Генка был приверженцем краткости и всегда укладывался в определенный с самого начала объем письма. Когда страница была заполнена на две трети, он поставил точку, подумал немного и на оборотной стороне переписал все слово в слово уже на немецком языке.

***

Сегодня Елена вернулась с работы поздно. Неделю назад поступила новая документация и ее нужно было срочно перевести на русский.

Она никогда не отказывалась от подработки, чтобы обеспечить себя и сына всем необходимым и даже сверх того и не уронить себя ни в чем в глазах, нет, не коллег или друзей, они тоже все были нищебродами и жили от зарплаты до зарплаты, а родственников бывшего мужа, старшего сына и, конечно, Вальтера. У нее была прекрасно обставленная большая квартира, она хорошо одевалась, следила за своей внешностью и фигурой, сын учился в престижной гимназии, в музыкальной школе и занимался в разных кружках и секциях. Но имидж стоил денег. Хотя надрываться совсем не было нужды. Она вообще могла бы уже не работать.

У нее был валютный счет в банке, куда ежемесячно вот уже пять лет Вальтер переводил деньги для нее и для сына. Не говоря уже о подарках, получаемых от него в поездках, и о полном содержании там за его счет. Вальтер оказался нетипично щедрым для немца. Но она, гордячка, только в крайнем случае обращалась к секретному счету. Каждый раз перед поездкой к нему она шла в банк и заказывала выписку со счета, а потом демонстративно вручала ему ее, непременно прикладывая чеки, если случались траты.

Первым делом Елена прошла в комнату сына. Генрих сидел за столом и спал, уронив голову на свою заветную тетрадку. Она осторожно перенесла его в кровать. Мальчик всегда спал очень крепко, и ее суета не потревожила его сон. Елена прочитала то, что написал сын, взгрустнула, закрыла тетрадь и убрала в тайник – на полку книжного шкафа за двойную стенку, которую сын соорудил сам из сосновой доски, разукрасив ее выемчатой резьбой. Ради этой доски он самостоятельно записался в кружок резьбы по дереву в центре внешкольной работы и был счастлив до тех пор, пока доска не приобрела завершенный вид. После этого интерес к занятиям в кружке пропал и он о нем забыл.

Мать подошла к кровати, взяла в свои ладони руку сына, прикоснулась губами к ссадинам на двух пальчиках с внешней стороны и несколько раз прошептала:

– Прости меня, сынок!

Маленькая ручка сына обещала вырасти такой же красивой как у отца. Мягкой и теплой.

Мягкие и теплые руки Вальтера когда-то свели ее с ума. А еще стального цвета глаза. Когда он смеялся или просто был в хорошем настроении, они искрились голубыми огоньками.

***

Однажды пять лет назад она осознала, что ей надоели бесконечные требования и мольбы Вальтера увидеться с ней и с сыном и согласилась приехать к нему. Она ни на что не рассчитывала, ему тоже ничего не обещала, а ехала просто отдохнуть. Так и сказала в коротком телефонном разговоре и еще попросила, чтобы он нашел для встречи не очень многолюдное, может быть, даже уединенное место. Ей нужен был отдых.