Волны любви. Маленькие семейные истории

Сыну скоро исполнится четыре года, и все это время она крутилась как белка в колесе. Хваталась за любую работу, чтобы оплачивать няню и содержать большую квартиру. О себе тоже не забывала. Следила за модой, бегала по театрам и концертам, успевала заглянуть к подружкам на вечеринки. Все это была суета, а ей вдруг захотелось покоя и тишины. Чтобы ни о чем не думать, не заботиться о хлебе насущном. Наверное, это давал знать о себе возраст.

Вальтер назначил ей встречу в аэропорту Гамбурга. Она удивилась и немного встревожилась. Но зацикливаться на этом не стала, подумав, что ее ждет маленький уютный домик на побережье Балтики.

По прибытии она немного задержалась в зале прилета, решив проверить все ли у нее в порядке с прической и макияжем, и когда вышла в общий зал, все прилетевшие вместе с ней и их встречающие разошлись. И она сразу увидела Вальтера. Сердце вздрогнуло, губы непроизвольно начали расплываться в улыбке и остановились на полпути. Что-то было не так. Вальтер стоял, широко расставив ноги и заложив руки за спину, закрытый на все замки. Вспомнилось мамимо «недобитый фашист». Именно так изображали немецких офицеров в советских фильмах о Великой Отечественной войне перед толпой приготовленных к расстрелу пленных или партизан.

Елена шла к нему и ей казалось, что с каждым шагом она как-будто погружается в ледяные волны Балтийского моря в декабре месяце. Таким холодом веяло от всего его облика и взгляда. Он сухо приветствовал ее «Добрый день!», взял у нее чемодан и пошел к выходу.

Они приехали в какой-то кемпинг в лесной зоне недалеко от моря. Вальтер проводил ее в номер.

– Отдыхай. Через полчаса тебе в номер принесут обед. Об ужине позаботься, пожалуйста, сама. К семи часам. Я вернусь в семь. Чемодан не разбирай. Мы здесь только на одну ночь.

И уехал.

Елена в растерянности присела на кровать.

«Вот значит как! Тридцатилетний мальчик, которым я вертела, как хотела, превратился в мужчину? Ну, что же, посмотрим, что будет дальше».

После обеда она в размышлении прогулялась по территории кемпинга. В середине недели здесь было пустынно. На парковке стояло три машины и несколько велосипедов. Возможно, это вообще транспорт персонала. Мыслям ничто не мешало. Доносившийся из-за деревьев шум моря успокаивал. Собираясь встретиться с Вальтером после долгой разлуки, она побаивалась, что ее снова как когда-то затянет любовная лихорадка. Поэтому заранее прокрутила в голове несколько вариантов поведения. На всякий случай. Но сегодняшняя непредсказуемая реакция Вальтера на ее появление разбила все козыри, которые она собиралась бросать ему в лицо. Радовало лишь то, что он выполнил просьбу насчет уединенного места. Хотя, это, кажется, не конечный пункт? Как он сказал? На одну ночь? В маленьком кафе на подъезде к кемпингу она выпила чашку кофе и заказала ужин. Ей долго не удавалось определиться с выбором меню. Кто знает, может, у Вальтера теперь и пищевые пристрастия изменились? Когда с этим было все-таки покончено, она купила в баре бутылку сухого итальянского вина. «Если он не будет пить, напьюсь сама. Пусть будет ему такой подарочек».

Ночью он не давал ей спать, все никак не мог насытиться ею. Когда Елена сообразила, что он напился каких-то стимуляторов и явно перебрал с дозой или эффект усилили два выпитых бокала вина, ей стало страшно. «Умрет к черту на мне от разрыва сердца. Вот будет анекдот! Нет, не анекдот, а страшная месть за то, что я ушла от него четыре года назад и отлучила от сына. Кстати, а ведь на днях будет как раз четыре года! Угораздило же меня!». Но все закончилось благополучно. Если не считать, что у нее заболела спина и сводило судорогой мышцу на одной ноге. Вальтер вырубился и крепко спал. А к ней сон не шел. Она вообще плохо спала последнее время.

Сквозь жалюзи проникал свет раннего утра, и в комнате было почти светло. Елена рассматривала лицо Вальтера и находила в нем незнакомые черточки, появившиеся за годы разлуки. Или просто не замечала их? Вот одна бровь опущена во сне чуть ниже другой. Как у сына, хотя у того и цвет и форма бровей от нее. Вот русые волосы сбегают на висок не на уголок, как ей нравилось, а на трапецию. Поэтому она отрастила сыну длинные локоны и стала подстригать его «а ля паж». Эти милые мелочи напомнили ей о сыне и непроизвольно вызвали чувство нежности к спящему рядом мужчине, которого она была готова убить полчаса назад. Она уткнулась лицом ему в грудь и задремала.

Утром Вальтер приветствовал ее так, будто они только что встретились, словно не было вчерашнего странного дня и дурацкой ночи:

– Доброе утро, любимая! Я так по тебе скучал и очень рад тебя видеть.

Она ощутила даже сквозь платье исходящее от его рук тепло и утонула в их кольце. Из головы сразу вылетели все слова, которыми она хотела «отхлестать» его за безумие минувшей ночи.

Куда они летят, она узнала только в аэропорту, когда объявили посадку. Они приземлились на Мадейре, потом еще морем плыли до острова Порту-Санту. Там недалеко от рыбацкой деревушки на побережье их ждал небольшой уютный и комфортабельный домик. Дальше все было так, словно они вместе уже много лет.

Они были внимательны и предупредительны друг с другом как супруги, изучившие привычки и смирившиеся со странностями друг друга. Он был неназойливо заботлив. Она была умеренно ласкова. Правда, первые дни он донимал ее расспросами о сыне, как растет, что ест, во что играет. Нередко эти расспросы готовы были перерасти в серьезную ссору. Но когда она сдалась и сбросила ему на телефон фотографию Генриха и несколько видеосюжетов, он успокоился и лишь изредка задавал уточняющие вопросы. Он сменил заставку на телефоне на фотографию сына и часто рассматривал ее.

Три раза в неделю они ездили в Вила-Балейра, где Вальтера ждала парусная яхта с веселой зубоскалистой командой. Яхта появилась здесь через несколько дней после их прибытия на Порту-Санту и принадлежала Гаамбургскому яхт-клубу. Стало понятно почему встреча состоялась именно в Гамбурге. Вальтер уходил с ребятами в море в качестве мачтового на тренировочные заплывы. Они готовились к предстоящей любительской регате. До возвращения Вальтера Елена гуляла по городу или снимала комнату на несколько часов и пережидала самое жаркое время дня, а вечером вместе ужинали в ресторане и возвращались домой.

В свободное время она много купалась и часто уходила на прогулки к дальним холмам, кое-где поросшим дроком и полынью. И старалась укрываться от солнца. Загар так старит кожу! Но оно все равно проникало под легкое платье, широкие поля шляпы, парусиновый навес перед домиком.

В рыбацкой деревушке кроме свежевыловленных тунца и макрели и зелени можно было купить свежий вересковый мед в удобных порционных маленьких баночках. Мед был очень ароматным и имел чуть горьковатую нотку, напоминавшую вкус местных пряных трав и запах степного разнотравья, еще не успевшего сгореть под палящим июньским солнцем. Старый португалец, продававший мед, на ломаном немецком научил ее как правильно его есть и предупредил, что он может быть опасен, если не соблюдать правила. Елене очень нравилась эта горчинка и она припрятала в чемодане несколько баночек с намерением увезти их домой как законсервированную атмосферу этих дней. А еще однажды на прогулке ей пришла в голову мысль, что этот мед представляет собой вещественное воплощение ее жизни, в которой было много сладкого с примесью привнесенной извне горчинки. Своей жизнью она была в принципе довольна, потому что строила ее сама. С возрастом вопреки законам природы она стала оптимисткой. Обычно бывает наоборот.

Старичок также рассказал где растет вереск. Это было единственное место на острове в низине между двух холмов. Благодаря холмам зимняя сырость держалась там чуть дольше, чем на равнине. В один из дней она не поехала с Вальтером в город, а отправилась на вересковое поле, прихватив с собой купленную на прогулке по городу специально для этого случая небольшую книжечку со стихами Р.Л. Стивенсона на английском языке. В школьные годы ей очень нравилась его баллада в переводе Маршака «Вересковый мед». Одно время она с утра до вечера твердила:

«Не верил я в стойкость юных,

Не бреющих бороды.

А мне костер не страшен.

Пускай со мной умрет

Моя святая тайна -

Мой вересковый мед».

Теперь она сидела в окружении вереска и учила наизусть это четверостишие, чтобы продекламировать его Вальтеру, когда он вернется с моря.

Ее английский остался на уровне средней школы, и Вальтер смеялся над ее произношением и неправильной расстановкой акцентов в строках и пытался поправлять. Она не слушалась его и упорно раз за разом читала по-своему и как зачарованная следила за голубыми огоньками в его глазах.

Вальтер не сопровождал ее в прогулках по острову. Он проводил дни за компьютером со своими проектами и часто переговаривался с коллегами.

Она тоже работала. Еженедельно Елена отправляла на работу заявление о продлении отпуска за свой счет. Вместо ответа начальник отдела высылал ей материалы для переводов. Он ценил ее за безотказность и работоспособность и не давал заявлениям ход. Конструкторское бюро было на грани расформирования, как и сам завод, и контроль за явкой персонала на рабочие места был на нуле. При ней не было специальных словарей, и если попадался сложный текст, Вальтер помогал ей разобраться в терминах. А еще ради забавы учил ее писать по-немецки готическим шрифтом. Она держала ручку, а он накрывал ее руку своей мягкой и теплой ладонью и выводил похожие на орнамент старинные немецкие буквы. Она таяла от тепла его рук, от его дыхания над ухом, и ручка ее не слушалась. Вальтер, шутя, сердился и говорил:

– Лена, соберись с мыслями. Сосредоточься. Представь себе, что ты это наш сын. А я это ты. И ты учишь нашего сына писать. Имей ввиду, что если наш сын вырастет таким же как ты неучем, я предъявлю тебе иск.

Через два неполных месяца они вернулись в Гамбург и переночевали в том же кемпинге, где Вальтер оставил свою машину. Утром после завтрака он повез ее в аэропорт, но по дороге остановился перед небольшим трехэтажным офисным зданием современной постройки. Прежде чем выйти из машины, он повернулся к ней и начал говорить:

– Лена, мы сейчас пойдем к юристу и подпишем договор. По договору я буду ежемесячно высылать фиксированную сумму в евро тебе и сыну на содержание. А ты будешь обязана приезжать ко мне два раза в год в удобное для меня время.

Елена была шокирована и морально раздавлена таким финалом свидания, почувствовала себя как побитая собака или маленькая девочка, которую обманули, вручив вместо конфеты пустой фантик, но спокойно с сарказмом ответила:

– Ты покупаешь меня? Попробовал, примерил, подошло и решился на покупку?

Вальтер помолчал.

– Лена, у меня есть деньги. Мне не на что их тратить, кроме как на мою семью. Моя семья – это ты, моя любимая женщина, и наш сын.

– Твоя семья – это Лина, твоя законная жена.

– У Лины есть собственный бизнес. Она не нуждается в моих деньгах. Завтра в Москве ты сходишь в банк и откроешь валютный счет. Реквизиты счета пришлешь мне. Даю тебе на это три дня. Если первого августа я не получу реквизиты счета, я начну искать пути, чтобы отобрать у тебя сына. Я уже консультировался по этому поводу и, как меня заверили, у меня есть шансы выиграть дело. Давай выходи из машины. Нас уже ждут.

– Посмотрю, что ты там сочинил. И будь уверен, к сыну я тебя все равно ни на шаг не подпущу.

Она вышла, оставив открытой дверь, и быстро, не оглядываясь, пошла в сторону офиса. Вальтер замешкался, пока вылезал, потом закрывал машину, и ему пришлось бежать за ней вприпрыжку. Группа турок, стоявших у входа в офисное здание, расценила это как семейную сцену, в которой эффектная и уверенная в себе женщина играла ведущую роль, и дружно заржала. Елена правильно поняла их реакцию и подумала: «Ну, хотя бы так отомстила!»

Уже дома, прежде чем ехать в Питер к матери за сыном, она позволила себе еще два дня одиночества на размышления. И поняла, что отлично провела время и прекрасно отдохнула. Все хорошее перевешивало все плохое. В результате у нее появилась защита и опора в лице Вальтера. Все-таки он был надежен хотя бы потому, что ему был интересен сын, и даже, может быть, он любил его. А у сына появились неплохие перспективы на будущее. Возможно, даже отличные перспективы, просто она боялась несвоевременно сглазить их. На второй день она съела прямо из баночки полчайной ложечки меда с горчинкой и пошла в банк открывать валютный счет.

***

Когда через семь лет Елена умирала в палате онкологического центра, в ее затухающем сознании вдруг всплыла ясная мысль, что она не сделала одно важное дело. Она собрала остатки сил и прошептала уже заплетающимся языком:

– Сбереги сына. Он теперь твой.

Понял ли ее Вальтер, услышал ли… Он не скрывал своего горя и рыдал как ребенок, спрятав лицо в ее, несмотря на болезнь, все еще роскошные волосы. На него наплывали волны нежности к умирающему телу любимой им женщины, и ему казалось, что он сходит с ума. Иначе как объяснить, что ее волосы вдруг стали пахнуть полынью. Она вся пахла полынью, когда возвращалась с прогулок на острове Порту-Санту. Именно там он почувствовал себя по-настоящему семейным человеком и как болван радовался простым вещам, составляющим семейный уклад благополучной супружеской пары. Потом нигде вместе с ней ему не было так хорошо, как на Порту-Санту. Он вдыхал аромат ее волос и не мог им надышаться. Пытался запомнить его до конца своих дней. Ведь он никогда больше его не почувствует, даже если будет каждый день летать на Порту-Санту. В полынном букете уже не будет примеси аромата ее нагретой на солнце кожи. И вкуса меда с горчинкой на губах.

Дядька Черномор

… Фильм-сказка о царе Салтане поразил меня сценой выхода из морской пучины дядьки Черномора и его богатырей. Она долго преследовала меня в снах и одинокими осенними вечерами, когда мама оставляла меня с няней, а сама убегала на какую-нибудь модную постановку очередного гениального режиссера. Я грезил и представлял себе как огромная волна накроет наш город и, отступив, выбросит к моим ногам моего папу, моего Черномора.

В пять лет мама повезла меня к Черному морю. Часами, как заворожённый, я всматривался в морскую даль из окна номера пансионата, где мы жили, и ждал. Ждал, когда же придет большая волна, чтобы сорваться и бежать на пляж встречать ее. Море было спокойное и какое-то ленивое. Из окна десятого этажа волны казались просто мелкой рябью. Я понимал, что в таких волнах никак не укрыться Черномору.