Скольжение в бездну: пошаговая инструкция

Машина издает треск и наклоняется еще больше, держащая ее опора со скрипом вздрагивает. Фары тускнеют и начинают моргать, как свет в иллюминаторах тонущего корабля. Вот-вот, и она рухнет в воду.

– А какой первый? – Спрашиваю и смотрю, как Натали откусывает нитку от пластыря на пальце.

– А ты у этого парня спроси. – Поправив бинт и сделав глубокую затяжку, она указывает кончиком сигариллы в сторону машины.

Бросаю взгляд на фольксваген, думая, что парню действительно повезло: еще немного, и он бы слетел с моста прямо вниз. Впрочем, сейчас его положение не лучше – не пройдет и минуты, как колымага сорвется с держащей ее опоры и устремится вместе с ним в рокочущую бездну.

– Думаете, он хотел покончить с собой?

Натали подходит ближе к машине, словно пытается заглянуть внутрь. Затем опирается о ржавую ограду и говорит:

– Понятия не имею, чего он хотел. Но чего хочешь ты – позволить этому психопату жить? – Огонек сигариллы становится ярче, ветер треплет ее волосы, из-под пальто вырывается белый, как шлейф бинта, шарф. – Он же чуть не убил меня. Да что говорить – он чуть не убил тебя, причем уже дважды!

В памяти всплывает тот день, когда Натали согласилась быть моим куратором, и когда на выходе из университета меня едва не сбила машина. Да, не бордовая и не серая, и я даже не уверен, что фольксваген. Но кто сказал, что Корабль Тесея должен оставаться одного цвета и одной формы?

– Может, это была случайность. – Проговариваю и сам не верю своим словам, будто голос в голове уже все за меня решил.

– Случайностей не бывает. – Она делает последнюю затяжку, тушит окурок о столб, хотя можно было бы бросить его в реку – словно это намеренный жест, означающий конец игре. – Прикончи его, пока он сам кого-нибудь не прикончил.

Минуту назад я был уверен, что моя жизнь утратила смысл, и что единственный способ перейти от существования к сущности – убить себя. Минуту назад я был готов если не шагнуть, то случайно соскользнуть с моста и расшибиться о каменистое дно Скитса, ничего не прибавив и не отняв от прогнившего насквозь мира. Но вот мне подвернулся шанс доказать самому себе, что я чего-то значу, шанс сделать хоть что-то настоящее в своей жизни. Неужели я так просто его упущу?

Натали кладет руку на торчащий обломок балки, будто давая понять: все, что мне нужно сделать – лишь опустить «рычаг», который окончательно отломает часть ограды и позволит машине сорваться с пролета. Ветер стихает, и каждая деталь моста со скрипом замирает, как если бы все вокруг застыло в ожидании чего-то страшного, неизбежного и в то же время прекрасного – в ожидании момента Творения…

Я подхожу к «рычагу», слыша стук в машине и видя слабое мерцание фар, которые через секунду потухнут насовсем. Вот он – миг, что положит конец моей боли и начало чему-то новому. Вот он – шаг, что позволит мне почувствовать себя, наконец, живым…

Не знаю, был ли в тот момент со мной призрак Натали, или это усталость давала о себе знать. И даже не знаю, была ли она еще жива в ту бесконечно долгую ночь, навсегда изменившую мою жизнь. Но одно знаю наверняка: когда фольксваген с убийцей полетел вниз и с грохотом врезался в камни, я освободил не только ее, но и себя. И каждый проклятый заложник Стикса, каждая его неприкаянная душа тому свидетель – если бы я этого не сделал, мы с Натали так и остались бы стоять посреди моста, ведущего в никуда.

Шаг второй

Я продолжаю лежать, уставившись в потолок. Она встает с кровати и заматывается в полотенце. В пустой мрачной комнате, в которой нет ничего, кроме дешевой гостиничной лежанки и комода, повисает тишина.

– Со мной такое впервые. – Проговариваю и сажусь на край кровати, оказавшись в полоске света.

– Ой, с кем не бывает. – Она протягивает мне пачку сигарет. – Забей. Некоторые, вон, вообще приходят просто поговорить.

Закуриваю, не помня, когда последний раз держал во рту сигарету. Закашливаюсь. Комната наполняется табачным дымом, и полоска света обретает кинематографичные очертания, становясь похожей на луч софита.

– Серьезно? – Спрашиваю, не испытывая ни удивления, ни интереса, словно бросаю вопрос в пустоту, не особо рассчитывая на ответ.

– Да. – Она стряхивает пепел в жестянку, похожую на крышку от кофейной банки. На какой-то миг мне представляется, что ее тело состоит из фарфора – настолько бледной и холодной кажется ее кожа. – Тупо приходят излить душу. Мне-то можно что угодно рассказать.

– Интересно, это кому-то помогает? – Смотрю в ее лицо, утонченное, веснушчатое, но какое-то совершенно безучастное, будто ей не терпится поскорее со всем этим покончить.

– Иначе никто не приходил бы ко мне снова и снова, чтобы платить такие деньги за одну только болтовню.

Облокачиваюсь о жесткую планку перила, как о стенку гроба. Всматриваюсь в татуировку на ее ключице, похожую на пятно сажи с едва различимыми очертаниями козлиной головы. Потом на чокер с пентаграммой, проматывая в голове все то, что говорят о рыжих бестиях и думая, что возможно когда-то она такой и была. Пока жизнь не выжала из нее все соки.

«Моника». Ей не подходит это имя. В детстве у моей кузины была игрушка – бархатная лисичка, которую она назвала в честь героини из какого-то старого диснеевского мультфильма. Это была прыткая, озорная, веселая и харизматичная авантюристка, и по сюжету ее звали Мариан. Но однажды сестра услышала из титров имя озвучивавшей ее актрисы, и очень скоро ее любимая «Мариан» превратилась в «Монику». С тех пор это имя ассоциируется у меня с той самой героиней, и ее типаж является полной противоположностью холодной и уставшей от жизни фарфоровой куклы, которая сидит сейчас передо мной, и которая думает лишь о том, как поскорее отработать еще одну чертову смену, последний раз принять душ и провалиться в забвение.

– Наверное, ты хороший психолог, – говорю и вижу, как на губах «Моники» появляется что-то вроде улыбки – натянутой, вымученной, неуместной.

– Не обязательно быть психологом. – Проведя пальцем по экрану телефона, она смотрит ни то на время, ни то на фотографию своей дочки. – Можешь попробовать, вдруг станет легче. Тебе же наверняка есть что рассказать, раз уж все так плохо. А времени у нас полно.

Да, мне действительно есть что рассказать: три месяца назад я понял, что способен на убийство. А еще три месяца назад я осознал одну простую и одновременно важную истину – жизнь не так уж и плоха, когда тебе удается перешагнуть через себя и совершить хоть сколь-нибудь значимый поступок. Вот только спустя какое-то время ощущение удовлетворенности исчезает, словно его и не было, и появляется желание шагнуть еще дальше, пока чувство внутренней опустошенности не поглотило тебя с головой. И чем больше проходит времени, тем сильнее разверзается твой персональный ад под названием ангедония.

Седьмой круг. Всепоглощающая пустота. Потолок.

– Ты веришь в загробную жизнь? – Спрашиваю, подняв голову и сделав очередную затяжку. – Веришь, что есть ад и рай?

– Конечно, есть. – Она кладет недокуренную сигарету на край «пепельницы», начинает собирать волосы в пучок: длинные, вьющиеся, неестественно красные. – Можешь даже не сомневаться.

Хотелось бы верить. Ведь если жизни после смерти нет – значит, меня никогда не посещал призрак Натали, и все, что я узнал про парня в сером фольксвагене, не имеет никакого отношения к действительности. Если жизни после смерти нет, возможно, я убил невиновного человека, идя на поводу собственного воображения и абсолютно уверенный в реальности происходящего. И наконец, если жизни после смерти нет – выходит, у меня серьезные проблемы с головой, и я больше не могу доверять тому, что вижу, слышу и чувствую.

– А почему ты так уверена? – Говорю и удивляюсь собственному безрассудству – неужели я готов принимать за чистую монету всю эту болтовню ни о чем? Похоже, сейчас я во что угодно готов поверить, лишь бы не считать себя сумасшедшим.

– Есть у меня одна знакомая, ясновидящая, – «Моника» усаживается поудобней, поправив подушку и поджав ноги под себя, – ну, как, знакомая… Я к ней ходила несколько раз – узнать, что у меня в жизни не так и что с этим делать. И вот представь, все, что она сказала – все сбылось, причем такие вещи, в которых я даже себе боялась признаться. – Она бросает на меня взгляд, в котором читается ни то страх перед неизвестностью, ни то озадаченность невероятными совпадениями. – Она сказала, что я надолго застряну в городе, в котором меня никто не будет знать, и что найду там работу, на которой мне будет это на руку. А еще – что у меня будет дочка от продавца пластинок, и что через три года он попадет в… познакомится с норвежкой, станет геологом и уедет в чертов Свальбард… Вот как она могла все это знать?

Так я узнал про Люси Кэролайн – «провидицу с темным прошлым и светлым даром», как пишут о ней в соцсетях. И если «светлый дар» еще вызывает сомнения, насчет темного прошлого сомневаться не приходится: подстроив несчастный случай и отравив мужа, она получила в наследство внушительное состояние, да еще и несколько особняков, включая коттедж с выходом на Ясперский залив. А когда дело дошло до суда, вместо семилетнего тюремного срока отделалась девятью месяцами в психбольнице, где, судя по парочке просочившихся в прессу случаев, обрела способность предсказывать будущее. Другими словами, либо фортуна была на ее стороне и ей попались грамотные адвокаты, либо не обошлось без вмешательства потусторонних сил, как бы странно это не звучало.

Именно последнее я и собирался проверить. А еще я собирался сделать то, чего желал едва ли не с момента своего первого экзистенциального шага, позволившего в полной мере ощутить вкус жизни – я собирался поднять планку и совершить новое, идеальное убийство, без благоволящих обстоятельств, от начала и до конца.

Люси Кэролайн подходила на роль жертвы как никто другой, и чем больше я о ней узнавал, тем отчетливее понимал это. Мне пришлось провести уйму времени в своем кабинете, уставившись в жидкокристаллический экран монитора, питаясь дешевыми полуфабрикатами вперемешку с никотиновым дымом и выходя на свет лишь для того, чтобы забрать с крыльца молоко. Я оторвался от реальности, не спал несколько ночей и прошерстил сотни источников информации, как легальных, так и нет. Но то, что в итоге выяснил, лишь подтверждало мои мысли и не оставляло никаких сомнений: если кто-то и способен в этом мире доказать существование высших сил, так это великая провидица Кэролайн. Если кто-то и достоин умереть от рук маньяка вроде меня, так это черная вдова Люси.

Наконец, сочинив какую-то чушь про личную жизнь и договорившись с Кэролайн о встрече, я начал продумывать детали своего плана. И как бы парадоксально это не звучало, возможно, все прошло бы куда более гладко, отнесись я к убийству не настолько серьезно. Другими словами, Дьявол кроется не столько в деталях, сколько там, где его не ищут – в чем мне довелось убедиться на собственной шкуре.

Я планировал перерезать ей сонную артерию и навсегда избавиться от ножа. Нож я хотел взять из тех, что были у меня, но так и не смог выбрать подходящий: один казался слишком тонким и гнущимся, другой недостаточно длинным, у третьего чересчур выпирала рукоятка. Остальные пять составляли набор, и я поймал себя на мысли, что будет сложно объяснить полицейским пропажу одного из них, если вдруг до этого дойдет. В итоге мне пришлось ехать в магазин, чтобы найти хоть что-то подходящее.

Но и в магазине меня ожидало разочарование: почти все ножи казались дешевыми кусками металла, не годящимися даже для откупоривания консервных банок. А любой их тех, что более-менее походил на потенциальное орудие убийства, был совершенно неудобным – то неестественно изогнутый, то со слишком скользкой рукояткой, то тяжелый и широкий, как тесак для разделывания свиных туш…

В другом магазине ситуация повторилась. И в третьем. В какой-то момент я заметил, как продавец начал косо на меня смотреть, и чтобы отвести от себя подозрения, мне пришлось купить барный комплект для приготовления коктейлей. И как же я удивился, узнав, сколько стоит этот гребаный набор ни на что не годных побрякушек…

В конечном счете, из «Гефеста» я вышел не только без подозрений, но и без наличных. К счастью, у меня с собой была банковская карта. К сожалению, я не сразу понял, что рассчитываться ею за нож накануне убийства – так себе идея.

«Юпитер» на окраине города оставался последним торговым центром, где можно купить кухонную и не только утварь. А еще «Юпитер» всегда отличался максимально широким выбором, потому не удивительно, что я нашел подходящий нож именно там. Вот только поездка за ним оказалась бессмысленной тратой времени, потому что уже на кассе стало ясно: если я не притворюсь идиотом, забывшим дома бумажник, то стану идиотом, оставившим свои анкетные данные при покупке орудия убийства.

Когда я с пустыми руками покинул торговый центр, было около семи вечера. Я понял это не только по сгустившимся сумеркам, но и потому, что банк напротив оказался закрыт. Снимать наличные с банкомата не хотелось – в этом районе некоторые из терминалов мошенники превращают в «одноруких бандитов», и мне не раз доводилось слышать истории о пропадающих с карт деньгах. Так что ничего не оставалось, кроме как вернуться домой с одним только комплектом бесполезных барных штуковин.

Наутро мне в голову пришла мысль, которая в корне меняла весь план: про нож как про орудие убийства можно забыть. Почему? Да потому, что я попал на камеры слежения едва ли не каждого магазина в округе – как странный тип, ошивающийся у стеллажей с ножами. И будучи экспертом, почти полгода проработавшим в криминалистическом центре, к тому времени я мог с полной уверенностью сказать: это хоть и слабая, но уже зацепка.

Но как же мне тогда быть?

Чтобы собраться с мыслями, я решил приготовить себе мохито, воспользовавшись инструментами из нового набора. Иногда это помогает – занять чем-то руки и отвлечься, дав голове немного подостыть. Но сейчас ничего подобного не происходило – чем больше я пытался абстрагироваться, тем сильнее все валилось из рук и катилось к чертям. Закончилось тем, что раскалывая кусок льда, я случайно зацепил новенький коктейльный стакан, тот упал и с дребезгом разлетелся по кухне.

На кучу тонких осколков.

Настолько острых, что любым из них можно было бы запросто перерезать кому-то горло…

Твою ж мать! Как я раньше об этом не подумал?