Скольжение в бездну: пошаговая инструкция

Защелкиваю дверь, зашториваю окна и подхожу к камину, все больше осознавая и не веря собственной решительности: я это сделал! Я позволил себе нечто большее, чем просто жить – я отнял жизнь, не полагаясь на случай и не рассчитывая на удачу! Я совершил самое настоящее убийство, запланированное и логически продуманное, от начала и до конца!

Осталось сделать последний штрих: довести его до состояния идеального.

Как этого достичь? Идея с осколком больше не кажется такой уж логичной – в конце концов, моих следов на нем нет, и можно просто оставить его прямо здесь. Поджечь дрова и подстроить пожар? В ее жизни, похоже, было достаточно много алкоголя, чтобы поверить в такую версию несчастного случая: пьяная женщина разожгла камин и отключилась, после чего задохнулась дымом и сгорела. Но есть одно но – сейчас не так уж холодно, чтобы топить дровами.

Хотя сама мысль насчет пожара неплоха. Очень даже неплоха… Я бы даже сказал – это лучший способ скрыть следы и подстроить несчастный случай. Если не единственный.

Решено – я сожгу все дотла. Я оттащу ее на кухню, включу плиту и приготовлю блюдо под названием «табула раса»: ноль зацепок, ноль улик и совершенно никаких признаков убийства. Идеально.

Пламя быстро охватывает коттедж, стекла лопаются, деревянные балки трещат и жалобно стонут, создавая впечатление, будто сам дом расстается с жизнью. Но у меня нет времени наслаждаться этим зрелищем – нужно как можно быстрее добраться до машины и свалить ко всем чертям, пока соседи не вызвали пожарных. В конце концов, горит дом самой провидицы Люси Кэролайн!

Я знаю, куда поеду после работы. Нет, не домой, хотя и следовало бы, чтобы не шататься черт знает где и не вызывать ни у кого лишних подозрений. И не в бар, с целью в очередной раз как следует надраться и провалиться в забытье. И даже не к «Монике», пусть я и нахожусь сейчас на пике маниакальной фазы. Я поеду в то место, где впервые обрел смысл жизни, осознав, что способен на нечто большее, чем просто влачить жалкое существование. Я поеду туда, где свершилось возмездие, где получил по заслугам едва не убивший Натали психопат, отправившись прямиком в преисподнюю.

Я поеду на мост.

По дороге я буду думать лишь об одном: как так вышло, что столько людей ведутся на всякую чушь вроде ясновидения? Неужели кому-то нравится, чтобы им лгали в лицо под соусом гребаных несусветных небылиц, выдуманных едва ли не на ходу? И как только я мог повестись на это, полагая, что получу ответы на все вопросы? Видимо, человеческая глупость действительно безгранична, раз уж приходится снова и снова доказывать самоочевидные истины, причем не столько кому-то, сколько самому себе. И что самое дерьмовое – похоже, так будет всегда, сколько бы не существовал мир.

Река под пролетами все так же бурлит и клокочет, но на этот раз как-то по-особенному – словно она теперь отдельное измерение, текущее вопреки времени и размывающее границы между прошлым и будущим. Ее волны все больше чернеют, как и погружающееся в копоть сумерек стеклянное небо. Едва колышащий тросы ветер постепенно стихает и сходит на нет, как если бы все снова замерло перед моментом истины…

И тут я вижу то, что повергает меня в невероятнейший ступор, выбивая почву из-под ног и переворачивая все мое представление о себе и реальности: перила целы! Они не заменены, не отреставрированы и не поставлены обратно. Нет! Эти ржавые пыльные штуки целы и невредимы, будто их сто лет никто и не трогал! Как!?

Ошарашенный, проношусь вдоль всего моста, ощупывая и оглядывая каждый пролет. Делаю это еще раз. Перевожу дыхание и снова осматриваю каждую опору, каждый поручень и каждый мать его прут, не веря собственным глазам и не понимая, как такое возможно! Неужели в ту ночь мне все приснилось?

– Не все. – Говорит Натали, поднимая ворот, закуривая и подходя ближе. – Разве я похожа на сон?

Шаг третий

– И вы снова ее увидели? – Крис отходит от окна, надевает обратно очки. – Так же реально, как наяву?

Комната похожа на кабинет доктора Фрейда, в котором не наводили порядок со времен кокаиновой лихорадки: книжные полки завалены до отвала и кажутся провисшими под тяжестью кирпичей, а рабочего стола под грудами журналов и вовсе не видно. Покрытые слоем пыли жалюзи выглядят черными, хотя панели по краям говорят об их истинном бежевом цвете. Узор на линолеуме почти стерся, остатки рисунка выцвели, и теперь расшифровать, что на нем было изображено, не смог бы даже сам Роршах. Удивительно, насколько творящийся в кабинете бедлам может не соответствовать характеру его хозяина.

Крис Хантер педантичен до мозга костей, и я не помню, чтобы встречал кого-то дотошней, чем он. Сукин сын каждую встречу выглядит так, словно явился прямиком из каннского кинофестиваля – кашемировый костюм, зализанные тоннами геля волосы, «Вашерон Константин» с серебряным циферблатом, золотые запонки, перстень с камнем – все в его стиле настолько же дорого, насколько сердито. Даже в заостренных чертах лица есть нечто такое строгое и одновременно «ювелирное», отчего кажется, что его внешние данные служат дополнением к костюму, хотя должно бы быть наоборот.

– Вам нужно лечь в больницу, – он смотрит на меня, как на новоиспеченного пациента Тонтона, и я невольно начинаю жалеть, что обратился к нему за помощью, – я серьезно. У вас острый психоз, и здесь никакие психотерапии не помогут.

– А как же релизергин? – Спрашиваю, а сам думаю – нужна ли мне эта дрянь? Толку от нее никакого, кроме легкого подъема настроения, и то лишь на первые несколько часов.

– Это мощное средство, и если даже оно бессильно, тогда дело за госпитализацией. – Крис садится за стол, и я все больше убеждаюсь, что это не его кабинет – уж больно силен контраст между его прикидом и беспорядком вокруг. – Тем более, с сегодняшнего дня я не смогу давать его вам в том количестве, каковое требуется для купирования психотических явлений.

– Почему? – Спрашиваю, продолжая ломать голову над тем, могу ли на самом деле доверять ему? Ведь по всему видно – это его временное, «сиюминутное» рабочее место, а значит не исключено, что он готов в любой момент все бросить и свалить к чертям…

С другой стороны – разве можно судить о человеке по его внешности, уподобляясь пройдохам вроде Люси Кэролайн? Похоже, у меня начинается самая настоящая паранойя, и если подумать, в этом нет ничего удивительного – в конце концов, месяц назад я совершил убийство, причем настолько хладнокровное и продуманное, что сама мысль о нем едва укладывается в голове.

А еще – я один виноват в том, что случилось с Натали. Нет, у меня никогда не было бордового фольксвагена, и я даже не уверен, что мне не выдумалась история про студента с ножом, не померещилась встреча с замдеканшей и не приснился почти бесконечный разговор с детективом. В последнее время в моем воспаленном уме творится просто невообразимая дичь, и я бы не удивился еще какому-нибудь провалу в памяти, приступу ложных воспоминаний или чему похуже, что говорило бы о моей абсолютной невменяемости.

– Почему не сможете? – Повторяю, думая о том, действительно ли Крис промолчал в ответ, или может я просто его не услышал?

– Слишком большие риски. – Он поднимает рукав, смотрит на время. Сеанс подходит к концу, но наша встреча на нем не завершится, и мы оба об этом знаем. – Мне стоило неимоверного труда раздобыть несколько пилюль. Вы же знаете, что я передал их вам, рискуя собственной карьерой?

– Мне нельзя в больницу, – отвожу взгляд, в глубине души осознавая, что возможно он прав, – только не сейчас.

Закрыв выдвижной ящик, Крис кладет на стол какую-то папку и облокачивается на спинку кресла. Не могу разобрать, что написано на обложке, но кажется, это чье-то имя.

– Иначе будет становиться только хуже. – Он открывает папку и начинает листать файлы. – У меня был клиент с похожей проблемой – путал сон и реальность. Тоже занимался самолечением. – В руках Криса оказывается пожелтевшая газетная вырезка с фотографией двух тел, накрытых скатертями. Смотрится так, будто снимок сделан посреди ресторана, хоть я в этом и не уверен. – И что вы думаете? В один прекрасный день он убил жену вилкой, чтобы проверить, находится ли во сне. – Он перелистнул на фото пистолета рядом с кровавым пятном, которое в черно-белом цвете выглядит как чернильное. «Еще одно пятно Роршаха», мелькает у меня в голове, и я непроизвольно начинаю думать, на что похожа эта чертова клякса. – А после застрелился, и одному только богу известно, что в тот момент творилось у него в голове.

Что ж, мой психотерапевт сделал из меня шизофреника. Прекрасно. Лучше и быть не могло, учитывая, насколько «продуктивна» наша болтовня ни о чем…

– Я не путаю сон и реальность, – чувствую, как начинаю терять самообладание, но ничего с собой поделать не могу, – я отлично осознаю, что реально, а что нет!

– Да ну? – Крис откидывается на спинку, с таким видом, будто ему все это уже осточертело. – И во что была одета Натали? Какого цвета на ней было пальто, когда вы поняли, что чуть ее не убили?

Хочется послать его как можно дальше и никогда больше не видеть – ни в качестве психотерапевта, ни как дилера, у которого можно затариться запрещенными препаратами. И зачем я только рассказал ему все как есть, упустив разве что эпизод с Люси Кэролайн? Неужели я не мог придумать что-то на ходу, лишь бы получить желанную дозу лекарств?