Равновесие Парето

По другую сторону стойки регистрации оказалось уютнее, чем в приёмном зале. Сразу в глаза бросалось то, что тут скорее не работали, а жили. Так обычно бывает в бытовках, где дежурят ночные сторожа. Эдакий одомашненный уют, посылы к хозяйственности. Чайники, электрические плитки, изрезанные доски для хлеба, чайные чашки с тёмными ободками, сточенный нож и многое другое. А также старые игральные карты с разлохмаченными уголками, сломанный приёмник без антенны, замусоленная книжка с потрескавшейся обложкой, старые газеты и журналы, какие-то листочки с написанными телефонами. Насколько я знаю, всё это пребывает в постоянном движении по замкнутому кругу, переходя с места на место. Каждый новоприбывший сотрудник собирает этот конструктор под себя, чтобы вот это не мешалось, а вот это, наоборот, чтобы было под рукой.

Я стоял возле стола, покрытого клеёнкой, держа в руках сумку, и размышлял, куда бы её поставить. Пальто я повесил на рогатую вешалку у входа в служебное помещение, от предложенных стариком тапок отказался.

– Вот так, – раздался металлический шум, и из большого стенного шкафа показалась спина Николая Семёновича. Он пятился, вытаскивал за собой растопыренную раскладушку из дюралевых трубок.

– Помочь?

– Нет, не надо, я сам.

Ну, сам так сам, я настаивать не стал. Определившись с местом для сумки, я водрузил её на табурет и прошёлся по комнате, освещённой жёлтым светом настольной лампы. Меня заинтересовали наклеенные на стену листы.

На куцых кусочках скотча, на ржавых кнопках или на маленьких гвоздиках тут располагалась целая стена истории. Вот календарь из 80-х с белыми котятами, сидящими в большой прозрачном бокале. Помню, я где-то такой уже видел. Рядом, на скрепке, маленький календарик с неизвестным мне депутатом на фоне государственного флага. Ему кто-то закрасил пару зубов, отчего улыбка политика вышла ущербной, как у пропойцы.

По соседству с беззубым народовольцем – чёрно-белая ксерокопия фотографии. На ней несколько человек в толстых ватных штанах и дутых телогрейках, обнявшись, позировали на фоне какого-то огромного агрегата с зубастым ковшом. Все были молодые, все широко улыбались. Тут же – приколотая фотография с уголком, на ней худой мужчина с нахмуренными бровями. Я с трудом узнал в нём своего нового знакомого. Это сколько же времени прошло?

Дальше – стенд, увешанный предписаниями, пожелтевшими инструкциями, графиками и списками. В самом низу – карикатура на тучного мужчину с торчащей во все стороны бородой, похожего на пьяного и злого Деда Мороза. В одной руке у него было нечто похожее на маленький молоток, а в кулаке другой он сжимал за горло какое-то обмякшее большеголовое существо с крупными глазами, перепончатыми лапами и подобием антенн на голове. Неровные каракули под ними гласили: «Карыч разбушевался».

– Вот тут и спать будете, Игорь, – сзади раздался довольный голос Николая Семёновича. Я повернулся к нему.

Между шкафом и стеной, в нише, старик соорудил целое гнездо. Из-за свисающих двух или трёх матрасов не было видно раскладушки, во главе лежала покрытая на вид чистой тряпкой подушка. Поверх всего – старое армейское одеяло синего цвета с двумя белыми полосками поперёк. А что, выглядит даже уютно.

– Спасибо, – поблагодарил я. – У вас во сколько пересменка?

– Ну, должна быть в девять, но сейчас с этим сложно. – Николай Семёнович с облегчением водрузился на свой скрипящий стул, протянул ноги. – Но к девяти я вас разбужу, на чай.

Он ещё что-то говорил, но я уже скидывал ботинки, ощущая как же устали ноги в туфлях. Мгновение размышлял, снимать ли брюки и насколько мне неловко. Подумал, что лучше немного смущения, чем мятые с утра вещи. Впрочем, смущать меня старик не стал – он уже отвернулся и чем-то шуршал на столе, бормоча под нос.

Скрипнув пружинами, я забрался под одеяло, спиной ощущая приятную прохладу простыни, с огромным удовольствием вытянулся. И словно провалился в яму, чуть моя голова коснулась подушки. Крепкий сон без сновидений – что ещё нужно для усталого путника?

4

Разбудил меня громкий звук где-то рядом. Я заворочался, заскрипев пружинами раскладушки, потянул одеяло на голову, желая удержать стремительно улетучивающийся сон. Увы, это оказалось мне не под силу, потому как навязчивый звук превратился из громового ворчания в мужской бас. И стоило мне понять это, как тут же к голосу присоединилась какофония звуков из позвякивания ложкой по стенкам чашки, скрипа стула и какого-то шуршания.

– Семёныч, это иррационально! – возмущённо прорычал незнакомый бас. – Ты бы себя со стороны послушал.

– Я знаю, что говорю, – возразил ему голос Степанова.

Заскрипели доски пола, раскладушка качнулась, будто мимо прошёл кто-то большой и тяжёлый. В нос ударил запах крепкого табака.

Не желая больше притворяться спящим, я перевернулся на спину и откинул с лица одеяло.

Первым ощущением было, словно я и не спал вовсе. Всё та же темнота ночи в маленьких окнах под потолком, всё так же тускло светит лампа, старик в безрукавке сидит на стуле, держа в руках дымящийся стакан в подстаканнике, на столе дымится пепельница.

А вот напротив него, в метре от меня, стоял великан, большой и определённо тяжёлый. Я сразу узнал в нём персонажа карикатуры со стены – тёмная борода, торчащая в разные стороны, будто у пирата, длинные волосы, стянутые сзади в хвост, маленькие глаза над холмами щёк. Одетый в длинный болоньевый анорак невероятных размеров и в линялые джинсы, он тёмно-зелёной тучей закрывал от меня большую часть потолка. В своей лапище великан держал чайную чашку, которая практически терялась между пальцами.

Старик заметил, что я проснулся, скосил глаза. И тут же туча пришла в движение, и практически мне в лицо протянулась огромная лопата ладони для рукопожатия.

– Карчевский Олег Аркадьевич, геолог-рецидивист, – абсолютно серьёзный тоном представился великан и тут же опять отвернулся к собеседнику. – Не прав ты, Семёныч, не прав. И доказывать я тут ничего не буду.

– Твоя воля, – легко согласился старик и улыбнулся мне. – Вставайте, Игорь, чай заварился.

Я бросил взгляд на наручные часы. Надо же, половина десятого утра.

Завтракал я за столом в одиночестве. Степанов выставил передо мной большую чашку и тарелку с парой бутербродов. Пододвинул открытую коробку с мелким рафинадом. Пожелал приятного аппетита. После чего они с Карчевским ушли курить на крыльцо.

Покушал я быстро, обжигаясь крепким чаем. Всегда неловко себя чувствую по утрам в гостях. А уж тут тем более. А ну как старик уйдёт, сдав смену, и мне придётся, пусть и недолго, но находиться один на один с этим бородатым шутником?

Но опасался я зря – человек-гора оказался не сменщиком.

– …Заброшу и уйду, – услышал я голос Степанова. Дверь открылась, и они вошли в диспетчерскую. – Сколько уже можно-то?

– А я что тебе говорил? – вставил Карчевский. – Оно уже нахрен никому не надо…

Я запихнул в себя последний кусок бутерброда, запил остатком чая. Поднялся из-за стола, как раз им навстречу.

– Позавтракали? – кивнул старик. – Прошу извинить меня, Игорь, но я не смогу составить вам компанию. Опять сменщик не пришёл. Вы помните дорогу до нотариальной конторы?

– Да, помню.

– Тут несложно, по прямой. – Николай Семёнович кивнул на входную дверь. – И надевайте пальто, на улице моросит. Если вдруг что-то случится – я тут ещё сутки буду, приходите, не стесняйтесь.

– А что может произойти? – спросил я между делом, собирая вещи.

– Это вы нам потом расскажете, – ответил мне Карчевский, нагло ухмыляясь в бороду. – Нам очень это интересно.

Я хмыкнул, показывая, что оценил сарказм, накинул пальто. Отказался от старого чёрного зонта с поломанной ручкой, на всякий случай попрощался. И с облегчением покинул старую диспетчерскую, хлопнув на последок дверью.

До нотариальной конторы я добрался довольно споро, практически в одиночестве шлёпая по лужам пустого проспекта. В свете бледных фонарей я видел несколько человек, спешащих по своим делам, но их оказалось до пугающего мало для будничного утра. Машин проехало чуть больше, причём три или четыре из них оказались бортовыми грузовиками и ехали они со стороны шахт. Где-то вдалеке несколько раз прогудела сирена. Я читал, что так на заводах оповещают о начале рабочего дня.

Я прошлёпал по лужам, старательно обходя грязевые разводы, прыжком оказался под козырьком двери нотариальной конторы. Без особой надежды потянул ручку двери, но она легко подалась, пропуская меня внутрь.

Миновав светлый коридорчик, я упёрся в обитую дверь с вывеской: «Нотариус А. Ю. Савохин». Из-за неё раздавался стук клавиш печатной машинки. Ещё не решив, как вести себя, я вошёл внутрь.

Нотариус оказался, как все встреченные мной здесь люди, каким-то растрёпанным и взъерошенным, хотя и старался поддерживать официально-канцелярскую внешность. Немолодой уже мужчина с мягкими чертами лица, одетый в поношенный серый костюм с ослабленным синим галстуком, он усердно печатал что-то на тяжёлой печатной машинке. Машинка была из тех, что показывают в кино про эпоху развитого социализма, – высокая, с чёрными клавишами и кареткой с длинным рычажком. Она буквально вбивала буквы в лист, зажатый между двумя валиками.

Отодвинутая в сторону, перед нотариусом лежала клавиатура выключенного компьютера. Видимо, современной оргтехнике Савохин предпочитал старое и доброе.

– Здравствуйте, – хмуро поздоровался я.

– Здравствуйте, – человек поднял на меня голову, с трудом оторвавшись от напечатанного. – Чем могу помочь?

Я молча положил перед ним мятый лист телеграммы. Отчего-то начало проявляться глухое раздражение. Конечно, нотариус не мог меня знать в лицо. Но неужели к нему в последнее время заходит так много посетителей, что он даже не удосужился поразмышлять и понять, кто я и зачем заявился? Тем более что кругом все знакомые лица, а по мне за версту видно приезжего.

Нотариус взял листок и внимательно пробежал его глазами, кажется, тщательно вчитываясь в каждое слово. Я терпеливо ждал.

– Вот оно что, – протянул Савохин. – Присаживайтесь.

Он без особенного энтузиазма указал мне на стул возле стены. Я секунду задержался, смерил его взглядом, потом снял пальто и сел на стул. Ох, что-то он как-то спокойно отреагировал. Обычно платные юристы, которых я знал, адвокаты и нотариусы, вцеплялись в клиента похлеще весенних клещей. Учитывая количество институтов и университетов всех мастей, выпускающих адептов Фемиды, конкуренция среди них была как среди ночных таксистов, а рабочие места становились призом в гонке связей и знакомств. Потому меня несколько озадачило такое наплевательское отношение этого Савохина А. Ю. Впрочем, возможно, у него тут конкурентов и вовсе нет, учитывая массовый исход местного электората из города.