Равновесие Парето

Вертолётчик закончил погрузку, гулко похлопал себя по рукам и ногам, отряхиваясь. Закурил, задумчиво склонив голову и уставившись в одну точку.

– В Дробню повезёте? Далековато, – решил блеснуть познаниями я. Отчего-то хотелось наладить отношения с этим угрюмым пилотом. Так хочется найти общий язык с проводником в поезде, чтобы ехать чуть удобнее, на чистом белье и получать немного больше сахара для чая. Кто-то внутри меня презрительно фыркнул.

Шишов поднял свои холодные глаза на меня, потом бросил взгляд в зияющий провал люка.

– Да, в Дробню, – даже с каким-то вызовом вдруг ответил он. – Машина назад почти порожняком идёт, чего зря горючку палить. Почта, медикаменты, крупы там.

Он повернулся спиной, пошёл в сторону кабины. Бросил из-за плеча:

– Садись. Взлетаем.

Уже залезая по ребристой лесенке в салон вертолёта, я думал о том, что такой резкий ответ меня несколько покоробил. А потом вдруг, к своему стыду, сообразил – пилот подумал, что я против его полёта в Дробню. Я же внеурочно лечу, вне стандартного плана полётов. Так сказать, частным рейсом. А пилот решил заодно и подхалтурить, на обратном пути залететь в соседний посёлок и отвести туда груз. Может, забрать кого из ждущих своего дня пассажиров. Естественно, такие полёты не были в штатном расписании и считались не совсем законными – весь заработок шёл напрямую пилоту, минуя кассу аэропорта. И, видимо, Шишов подумал, что я своим вопросом даю понять, что мне о его афере стало известно, что я могу и сдать его, если что не так.

Так мне стало неловко от этих мыслей, так возмутительно. Захотелось сейчас же пройти в кабину пилота и сказать, что я ничего такого в виду не имел. Но тут один из рабочих оттащил снаружи лестницу, люк с лёгким хлопком закрылся. Где-то над головой заработали турбины, разгоняя винты.

– Сядь и пристегнись, – крикнул сквозь открытую дверь внутреннего отсека лётчик. Он был уже в большом, дутом шлеме с поднятым светофильтром. Руки его ловко летали над пультом, щёлкая тумблерами.

Я устроился в одном из дюжины пассажирских кресел, попарно расположенных вдоль бортов грузового отсека, поставил сумку в проходе, возле нагромождения коробок. Отметил, что в вертолёте почему-то пахнет сеном.

Пол под ногами качнулся, я поскорее пристегнулся ремнями безопасности. Сквозь толстое стекло пыльного иллюминатора было видно, как уходит вниз похожая на серое, выцветшее лоскутное одеяло бетонка взлётного поля, как уменьшается здание аэропорта, как горизонт накатывает перспективой, раздвигаясь в разные стороны.

Я откинулся на спинку кресла и попытался задремать, стараясь не обращать внимания на клёкот мотора над головой. Перелёт должен занять больше полутора часов, а заняться чем-то ещё не представлялось возможным. Да и сон, сдаётся мне, не такое уж и плохое времяпровождение. Всё лучше, чем грузить коробки.

Почему-то эта мысль заставила меня улыбнуться. А ещё через пару минут я выпал из реальности, погрузившись в чёрный омут небытия.

Очищенная картошка с глухим стуком ударилась о поверхность чугунной раковины и скатилась к дюжине себе подобных, сгрудившихся у сливного отверстия. Я протянул руку и взял из полиэтиленового пакета очередную жертву, покрупнее.

Время на часах давно перевалило за полночь. Самое время немного подкрепиться. Сегодня на ночном столе у нас жареная картошка, чай, батон и банка сгущёнки. Причём картошка, жаренная не на вонючем комбижире, как обычно, а на настоящем, цивильном сливочном масле. Вкуснятина.

Дедушка-хлеборез попросил достать ему офицерскую шинель. То ли увольняться он в ней собрался, то ли обложку дембельского альбома обтянуть, не знаю. Он не сказал, я не спросил. Как бы там ни было, хлеборез попросил помочь, а хлеборезам и каптёрам в армии отказывают только полные кретины.

Озадачился я не один, а со своим товарищем, который тоже служил при штабе. Такой же «пиджак», как и я, окончивший совсем уж бесполезный в армии факультет филологии. Звали его Денис Краснов, и был он переведён из другой части как хороший специалист по компьютерам и диковинному для тогдашнего поколения военных Интернету. Говорят, что Денисом нашего командира части отблагодарил другой командир части, находящейся по соседству, за какую-то услугу. Вроде наш команча ему безвозмездно машину с песком отдал и ещё солдат нагнал на разгрузку. К слову, за нашим Батей водились иногда такие шаги невиданной щедрости, но чрезвычайно редко и бессистемно. А этого полковника из соседней части понять тоже можно – ему проще отдать нужного, но не последнего специалиста из личного состава штаба, чем придумывать адекватный подарок, о котором, естественно, напомнят и потребуют дарить в самый неудобный момент. Так, скорым переводом, к нам в часть попал «откупной» ефрейтор Краснов Денис Семёнович, высокий и худой парень с круглыми очками на строгом лице.

Подружились мы быстро. Началось всё с обычного трёпа в курилке, куда я забрёл в поисках начштабовской зажигалки, потом вместе целую ночь корпели над чертежом чьего-то гаража, потом Денис меня пригласил по Интернету полазить в отсутствии офицеров. Мне импонировала его постоянная серьёзность и деловитость, его вдумчивый подход к любому делу. Мне кажется, он даже цветы в кабинетах поливал как-то сосредоточенно, с самоотдачей. Краснов был из тех людей, которые ничего зря не говорят, а уж если и берутся за что-то, то только если процент успеха никак не ниже 99,9 процентов. При всём при этом у него были очень тонкое чувство юмора и здоровая доля самоиронии. И ещё один немаловажный факт – в армию он пошёл сам, сразу после института.

Нужную шинель мы нашли быстро. Служа при штабе и имея необходимый запас хороших отношений с некоторыми офицерами, подкреплённый мелкими услугами и солдатской смекалкой, при желании можно достать не только шинель, но и кое-что поинтереснее. Тем более что обмундирование практически без проблем можно купить или выменять у прапорщиков, исконных хранителей армейских складов. Единственным прапорщиком, к которому мы пока не нашли подход, был начальник продовольственного склада. Как мы подозревали, он торговал пайками на сторону и с солдатами не связывался во избежание лишних ушей и глаз, которые могут испортить маленький бизнес. Именно поэтому с продуктами у нас было не то чтобы туго, но не так, как хотелось бы.

И тут такая удача! Найти общий язык с хлеборезом, да ещё и который на полтора года старше тебя по призыву, то есть фактически обзавестись могущественным покровителем минимум на полгода. А там мы уже и сами подрастём, лычками обзаведёмся.

Шинель принесли в столовую. Раздутый полиэтиленовый пакет перекочевал в руки хлебореза, а оттуда – в угол, к пустым коробкам из-под консервов.

– На-те вот, поточите натощак. – Дедушка кивнул на пыльный солдатский вещмешок, стоящий возле двери. На том мы и разошлись, каждый довольный исходом дела.

Так мы оказались облагодетельствованы внеплановым ужином, готовкой которого сейчас и занимались, предусмотрительно запершись в бытовке под лестницей, где густой полумрак разгоняла лишь небольшая настольная лампа.

Очередная картошка булькнула в раковине. Я отложил нож и потянулся, разминая поясницу. Крякнул от удовольствия. Денис поднял на меня глаза, ухмыльнулся.

– Уф, аж спину ломит. Много там ещё? – спросил я его.

Денис тыльной стороной ладони поправил очки, растопырив чёрные от грязи пальцы.

– Около пяти штук ещё. Что, уже устал?

– Да не то чтобы устал, – покачал я головой. – Не люблю монотонную работу. Усидчивости не хватает. Да ещё картошка гнилая наполовину, выковыривать глазки надоело.

– Ты же инженер по профессии. Как же ты схемы чертил, расчёты делал? У меня знакомый на техническом учился, так он спины не разгибая учился. Или ты платил за проекты?

– Бывало, – не стал врать я. – Бывало, и платил. Сам понимаешь – студенческие годы, женские общежития, портвейн в подворотне. Ах да, совсем забыл! Ты же у нас идейный!

– Нечего подтрунивать, – улыбнулся Денис. – Просто я не понимаю, как можно отдать пять лет своей жизни на то, что тебе ненужно и неинтересно.

– А тебе что, эта твоя филология нужна шибко?

– Нужна, – утвердительно кивнул Краснов. – У меня в городе, в школах, преподавать некому. Детишки на каком-то наречии мата с феней болтают, даже я не понимаю уже. А у них альтернативы нет. Они иного не знают. Вот и растёт бескультурье.

– Это ты русским языком и литературой будешь наш генофонд править?

– Вроде того. – Денис вновь поправил очки и принялся за следующую картошку. Его тонкие пальцы точными, выверенными движениями двигались по плоду, нож снимал тонкую, длинную кожуру, словно станок стружку.

– Генофонд другим надо править, – хохотнул я. – И не языком с литературой.

– Тебе бы всё только поржать, – беззлобно откликнулся товарищ.

– Постой-ка, – спохватился я. – Как так у вас преподавать некому? Ты же вроде из большого города? У вас там институтов штук пять, поди. Куда же все выпускники деваются?

– Ты перепутал или забыл, – покачал стриженой головой Денис, – учился-то я в областном центре, но живу на периферии. В маленьком провинциальном городке.

– В каком?

– Ты вряд ли слышал. Славинск называется. Небольшой шахтёрский город. Это туда, к Уралу ближе.

– Что добываете? Золото?

– Руду. Найдут золото – будем золото добывать.

– Так а что ты не останешься в областном центре? – удивился я. – Я, конечно, понимаю, идея улучшения мира и всё такое, но перспектив-то никаких.

– Если понимаешь, чего тогда спрашиваешь? Там люди совсем другие, друг за друга горой. Хорошие, добрые люди. Не как в больших городах. Попадаются, конечно, и всякие, но… – с жаром вдруг заговорил Денис. – Но в основном хорошие. И дети не виноваты, что их родители работают постоянно. Шахта – это даже не завод. Там так уматываешься, что иной раз поесть сил нет. Я на отца насмотрелся за двадцать лет. Потому нельзя подрастающее поколение бросать, пропадут же. Или сопьются…

– А с твоим учением не сопьются? – едко вставил я.

– Может, и сопьются, – буркнул товарищ. – А может, и нет.

Он обиженно засопел и замолчал. Почему-то мне показалось, что я задел что-то личное. Что-то не очень приятное. Нужно было срочно сменить тему.

– Слушай, – протянул я, – тут слышал такую историю! Ты про шахты сказал, так я сразу вспомнил. Мне Кирилл, из роты охраны, рассказывал. Короче, из автобата паренёк один сбежал. Ну, ты должен помнить, Батя тут командира ихнего дрючил.

– Их, а не ихнего – автоматически поправил меня Денис. Но глаза поднял, блеснув стёклами очков в свете настольной лампы.