Кхаа Тэ

Колдунья Сеньи сбросила иллюзорный облик, представ в иной ипостаси. Мраморное тело, окутанное вуалью ночных бликов, было словно вырезано самими богами из податливого камня. Кожа переливалась под сиянием звезд. Каскады черных волос, упругими локонами спускались до крутых бедер, прикрывая высокую грудь. Она стояла вдали от него, но даже на таком расстояние Ноэлу удалось разглядеть удивительные глаза, оттененные морской пучиной. Лицо утратило безобразность. Оно было прекрасно, как и сама Теневая ведьма. Маг почувствовал, как его мужское естество поддается вожделению, мечтая принять чары сумрачной девы.

– Я – Милдред Бетвейн, дочь человека, сестра человека, наследие человека. Я – призвана болью и пеплом, стать тем, кем являюсь, быть той, что никогда не узрит свет, но способна обладать им, – томно произнесла она, изучая душу аскалионца насмешливым взглядом.

– Твое имя пустой звук, колдунья. Дабы пронзить черное сердце, пропитанное мраком, нет надобности, быть знакомым с тобой, – с надрывом проворчал маг, осторожно ступая по камням и отводя взор от соблазнительного силуэта врага, не стыдящегося наготы.

Давно чародей познал вкус женского тела. Еще в первой миссии он подарил свою непорочность медоволосой куртизанке из Трилана. Три дня он провел в сладострастных мгновениях, обучаясь искусству любви. Это стоило ему горсти серебряников. Но Ноэл, ни разу не пожалел, об утрате монет. С того момента в его объятиях побывало немало девиц. Каждой удалось испробовать его тело, но ни одна, не вкусила горечи и сладости сердца мага. Теневая ведьма манила его, обещая незабываемое наслаждение плоти, но душа Визиканура, по-прежнему, оставалась бесстрастной, томимая одним желанием – убить колдунью Сеньи.

– Маг, эльф, демон, но не человек, ты так спешишь встретиться с Темноликой, словно она обещала тебе все сокровища мира! – усмехнулась ведьма, и осмотрела свою недавно раненую руку, лишенную следов меча и вполне функциональную. Женщина мудро поступила, что в битве с аскалионцем не использовала дар, а исключительно физическую силу да примитивную иллюзию, не требующую энергии. Примени она сумеречную магию, то могла бы лишиться конечности. Зачарованное жало, подобно яду, отравило бы плоть, осквернив кровь и вызвав омертвение.

Уперев ладони в бедра, Милдред неторопливо направилась навстречу чародею, без тени страха на прекрасном лице. Ее длинные ноги скользили по шероховатой поверхности утесов, словно по водной глади, не спотыкаясь об осколки известняка, не страшась порезов.

– Можем отправиться к ней вместе, если пожелаешь, – сглотнув слюну, прошептал Ноэл. Сейчас аскалионец мог четко разглядеть, как ведьма с ехидством созерцает его, а занудный ветер ласкает вороные волосы, то и дело, открывая взору осиную талию, да округлые груди.

Чародей стремился отогнать прочь коварные мысли о плотских утехах, стараясь не думать не о чем, кроме уничтожения колдуньи. Колдуньи – такой прекрасной и желанной. Колдуньи, зовущей познать блаженство ее лона. Колдуньи, готовой придаться обжигающей страсти на этих белоснежных зябких утесах.

– У меня остались незавершенные дела здесь, демон. Дерода крайне терпелива и способна подождать. В назначенный час я явлюсь к ней, дабы сойтись в последнем танце. Но, увы, не сегодня, – ее голос журчал, хрустальным родником, скользящим по отшлифованной гальке.

Ноэл преодолел последнею ступень и теперь стоял на расстоянии вытянутой руки от обнаженной женщины. Он чувствовал, гнетущую слабость, граничащую с неимоверной жаждой, отбросить сомнения и, повалив соблазнительницу наземь, заняться с ней дикой животной любовью. Но голос разума шептал, что его стремления, всего лишь лживые происки ведьмы, старающейся околдовать его. Маг осторожно вынул меч, игнорируя хитрую улыбку колдуньи, которая вплотную подошла к нему. Он ощущал ее жаркое дыхание. Волшебник не мог оторваться от чарующих морских глаз, от притягательных губ… Если воспитанник Цитадели поддастся власти ведьмы, то он обречен. Куда проще убивать обезумевших некромантов и тупоголовых гаргов, чем красивых женщин, таящих в себе гниль.

– Имя. Я хочу знать твое имя, аскалионец, прежде чем ты решишь проткнуть меня, своим оружием, – прошептала она, убрав волосы за плечи. Колдунья Сеньи обхватила узкой ладонью рифленое лезвие клинка и прижала острие к выемке между крутых грудей. На ее лице не было беспокойства, лишь интерес и нетерпение.

Ноэл почувствовал легкий озноб, коснувшийся позвоночника. Возможно, это было предзнаменование об ускользающей энергии, неспешно просачивающейся сквозь раны в его теле и растворяющийся в воздухе Глухой степи.

– Зачем знать имя того, кто пророчит твою гибель? Это глупо и бессмысленно, – выдавил он, сжимая меч, но, не осмеливаясь пустить его в ход.

– Представь, что это мое предсмертное желание, – губы Милдред расплылись в ироничной улыбке.

– Что же, в этом случае, я удовлетворю твое любопытство, ведьма. Я – Ноэл Визиканур. Защитник Нирбисса от созданий мрака, коем являешься ты!

Милдред тыльной стороной ладони нежно провела по щеке мага. Прикосновение к шраму заставило его вздрогнуть. Острие клинка слегка впилось в плоть женщины, выпустив каплю крови на белоснежную кожу, но она не предала этому значения. Колдунья, внезапно схватила чародея за волосы и, притянув к себе, прильнула к его губам.

Это был самый странный и жгучий поцелуй, который когда-либо пришлось Ноэлу познать. Он взорвал энергию естества, меняя сознание. Он зарождал огонь, и душил, словно веревка виселицы. Маг безвольно разжал пальцы, обнимающие эфес, и меч упал на бездушный камень, жалобно лязгнув. Руки чародея обхватили Милдред за талию, с силой прижимая хрупкий стан к окровавленным доспехам. Позади волшебника раздалось тихое потрескивание, но он был не в силах обернуться. Тело не слушалось более его. Он потерял себя, попав под власть Теневой ведьмы.

Внезапно Милдред отпрянула от него. На ее лице появилось победоносное выражение. В уголках рта мелькнула издевательская усмешка. Глядя на растерянного сластолюбца, колдунья Сеньи надменно произнесла:

– Ноэл, отмеченный ненавистью, была рада с тобой повидаться. Убить меня или вкусить дары наслаждения со мной, тебе придется в другой раз.

Старясь сбросить полог чар, окутавших его, маг предпринял попытку поднять клинок, но ведьма оказалась проворней. Она резко вытянула руки вперед, скрестив ладони, и легким толчком отбросила мага назад. Черные дымовые полозы закружили в воздухе. Пространство искривилось, разрываясь по швам, отдаляя силуэт Милдред и разбивая на осколки звездное небо пустоши. Аскалионец стремительно летел в портал, созданный позади него пожирательницей энергии. Став заложником похоти, волшебник угодил в ловушку.

– Мы еще увидимся Ноэл Визиканур. Наша битва бесконечна. Наша летопись насчитает тысячи глав. Судьба вышивает удивительный орнамент на полотне мирозданья нитями наших жизней… – до мага, словно в тумане, донеслись последние слова женщины, растворяясь в вихре иллюзорных врат.

Эта было первое проигранное сражение темноволосого волшебника. Бой, в котором ему не удалось одолеть врага. Схватка, где он, как юнец запутался в сетях ядовитого паука, позабыв об осторожности и коварстве неприятеля.

Гордыня, порочные желания, жажда победы, мужское самолюбие, сыграли злую шутку с безукоризненным чародеем. В пучине разума, мысли сумасшедшим хороводом отплясывали траурный гимн. Утопая в собственном эгоизме и низменных прихотях, аскалионец был готов положить на плаху Темноликой свою жизнь, навсегда обрубив концы с островом неведенья, которым являлась незнакомая девчонка в Мендарве. Ноэл Визиканур медленно, но уверено шел к краю пропасти, о котором предостерегал и Рейвен, и Барк.

Дубки крепко спали под тихий лязг доспехов ночных стражников, сопровождаемый журчанием неуемной Зарницы. Пьяные голоса да звуки свирели и бубна, порой разбавляли тишину, когда дверь постоялого двора распахивалась, и охрана выкидывала за порог разбуянившегося пьянчугу или хамоватого солдата, проводящего законный отгул за десятой кружкой эля.

Ребекка осторожно выскользнула из хижины. Прижимаясь к стене дома, она незаметно нырнула в тень деревянных зданий, да придорожных кустарников с осыпающейся листвой. Редкие храмовники, как и прежде, несли свой дозор, изредка мелькая белыми хитонами на проулках деревушки. Девочка благодарила Создателя, что сейчас ночь, дарящая ей возможность, исподволь проскользнуть в потемках мимо братьев, которые противились чарам сна.

Добраться до дома травницы, находящимся на противоположенном конце села, не составит большого труда, куда сложнее будет убедить Беллу поговорить с ней. Кто в здравом уме является с визитом в полночь, дабы вести беседы об эльфах? Оставалось лишь уповать на милость приезжей старушки, надеясь, что она не выставит девчушку за порог, не дав молвить и слова.

Таверны, златовласка достигла без приключений, слабоосвещенные улицы были ее союзниками, и надежно скрывали лазутчицу от любопытных взоров. Но вскоре ее ожидало первое препятствие.

Душа Ребекки ушла в пятки, когда она, чуть было, не натолкнулась в переулке на Финли и его приятеля из Дозорного караула. Парочка, только покинула «Дубовый лист» и, горланя подвыпившим баритоном пошлую песню о восхитительных прелестях пастушки, пошатываясь, брела по селу. Девочка чудом успела спрятаться за грядой пустых бочек, стоящих на углу гостиницы. Она слышала, как громко стучит ее сердце, и ей казалось, что звук привлечет внимание хмельных товарищей, неторопливо бредущих в шаге от нее.

Финли и впрямь, на мгновение остановился, облокотившись на близлежащий бочонок, а затем распрощался со своим ужином, изрыгнув его в пустую кадку. Ребекка брезгливо зажала нос, стараясь ни пискнуть от отвращения, тем самым не выдав себя. Мясник обтер рот рукавом рубахи и, загоготав, поспешил вслед за собутыльником, который не заметил отсутствие соратника, а продолжал петь о пышных локонах Доры да ее полной груди, и, спотыкаясь, целеустремленно шел по деревенской улице.

Выдохнув с облегчением, после того, как «солисты королевского театра» отошли на приличное расстояние, златовласка спешно покинула укрытие и, обойдя постоялый двор, двинулась дальше, все также ютясь под тенью оград и кустарников.

Вскоре, ей вновь пришлось искать убежище, когда вдали показались бело-зеленые рясы церковников, а за спиной послышалась чья-то громкая перебранка.

Единственным приемлемым местом, дабы схорониться от вездесущих глаз, оказались заросли крапивы, около дома кузнеца. Девочка, мысленно выругавшись на нерадивого соседа, нырнула в обжигающую растительность. Скривившись от боли, она терпеливо выжидала, пока храмовники неторопливо пройдут мимо нее. Но те остановились, как назло, напротив ограды, столкнувшись с бранящейся семейной парой. Короткая беседа, где раз десять упоминался Тарумон Милосердный, златовласке показалась вечностью. Все тело жгло и чесалось. Осень на дворе явно не мешала зловредному растению разрастись до невероятных размеров, а холода, еще больше одарили листья острыми шипами.

Когда церковники и Сомеры наконец разошлись, тело Ребекки уже знатно покрылось красными волдырями. Выбравшись из проклятой ловушки, она, почесываясь, старалась не расплакаться и продолжить путь. К ее счастью, до хижины травницы оставалось рукой подать.

Но и в третий раз создатель решил испытать златовласку, когда она уже почти достигла цели. Ребекка судорожно искала хоть, что-нибудь, что могло послужить ей укрытием, на пустынной улице. Невысокая груда ящиков в переулке отделяющий дом травницы от сада Грена – башмачника, была не надежной защитой от взора стражников, но девочка кинулась к ней, как утопающий цепляется за кусок бревна в открытом море. Дабы слиться с сумерками и деревянными коробами, дочери Лангрена пришлось сжаться в комок, прикрыв голову руками.

Четверо копейщиков, молча прошли рядом, опасливо озираясь по сторонам, словно боялись, что из мрака Дубков на них выскочит оборотень или того хуже, огнедышащий дракон. Но таящийся во тьме ящер, которого они так боялись, был всего лишь хрупкой, пугливой девушкой, с волосами цвета лика полуденного солнца и с глазами серо-зеленых лесов Мальки.

Когда солдаты скрылись за углом, Ребекка торопливо вбежала на крыльцо дома травницы и тихо постучала в дверь, надеясь, что пожилая женщина услышит ее до того момента, пока на дороге не появится очередной незваный свидетель.

Белла была стара, но ни глуха и не слепа. К огромной удаче златовласки, она не спала в столь поздний час. Негромкий стук заставил ее вздрогнуть и оторваться от плетения короба из бересты. Травница поднялась со скамьи и с опаской выглянула в окно.

На деревянных ступенях стояла дочь Лангренов, боязливо озирающаяся по сторонам. Вид у нее был испуганный и весьма потрепанный, словно она удирала от преследователей по дремучему лесу. Волосы всклокочены, шерстяное платье в сухих листьях и пыли. Зоркий глаз знахарки даже разглядел волдыри на лице и шеи девочки. Белла обеспокоено нахмурилась и отворила дверь. Златовласка не была Наей, но возможно ей требовалась помощь в столь поздний час, или же она принесла весточку от чужеземных друзей.

– Проходи, – коротко произнесла она, впуская Ребекку в полумрак светлицы, озаренной двумя лучинами, расставленными по углам комнаты.

Девочка, опустив голову, послушно вошла в дом травницы. Женщина сама пригласила ее внутрь, значит, старания златовласки не были напрасны, и возможно, Белла согласится поговорить. Или же выкинет ее за порог, как только девочка заведет беседу об эльфах. Существовал и третий вариант – знахарка могла ее сдать церковникам, но Ребекка надеялся, что Карро был прав, и она не угодит по его вине на эшафот, костер или того хуже в пыточный зал Тивара.

Закрыв дверь на засов, старушка указала на скамью возле растопленного камина, с тревогой глядя на гостью, кожа лица и рук которой, хранили следы либо ожогов от растения, либо же, симптомы какой-то болезни.

– Присаживайся. Я приготовлю нам чаю, – добродушно сказала она и направилась к огню, дабы повесить на металлический прут котелок с водой.

– Не нужно, – остановила ее Ребекка, схватив за руку. – У меня мало времени. Мне надобно кое-что узнать и, когда я получу ответ, тут же покину ваш дом.

Белла нахмурилась. Что могло подтолкнуть девчушку, оставить в полночь теплую постель и отправиться на край села, ради беседы с травницей?

– Что-то случилось с твоим отцом или братьями? Тебе нужны целебные травы или настойки? Говори, я почти ничего не продала, после сегодняшнего инцидента.

Ребекка опустила глаза и разжала руку. Ее голос дрожал, а сердце колотилось в груди, словно она была маленьким трусливым зайчишкой, попавшим в засаду к голодным волкам.

– С моими родными все хорошо. Я хочу поговорить с вами о погибшем нелюде.

Губы Беллы сжались, но она старалась сохранить хладнокровие. Девочка могла быть послана храмовниками, которые наверняка подозревали травницу в сговоре с эльфами. Что отчасти являлось истиной, время от времени торговка помогала остроухим, как и ранее ее брат, до своей нелепой смерти.

– Повторю то же самое, что доселе сообщила брату Конлету. Мне ничего не ведомо о нелюде. Я его видела впервые и не представляю, что ему могло понадобиться в Дубках.

Ребекка тяжело вздохнула, и хотела было, отказаться от расспросов, но слова ворона, словно огненными надписями запылали в ее памяти. Она не может отступить сейчас, когда проделала такой длинный путь. Златовласка собрала волю в кулак и решительно взглянула в лицо травницы.