Чародейка оглядела его с головы до ног без всякого интереса. Никто из мирских кудесников не любил воспитанников Цитадели. Причина была проста – зависть. Маги Убежища постоянно совершенствовали свое мастерство, а прочие волшебники Нирбисса использовали лишь те знания, что были наследием предков.
Не дожидаясь, пока новоприбывший конкурент начнет расспросы, Хонора спешно поведала ему о ситуации. Ее речь была сухой и скупа на детали, но Псилона не интересовали ни Пии, ни мертвяки, ни гибель королевской армии, он завороженно смотрел, как двигаются в разговоре тонкие губы волшебницы. Ему страстно хотелось прильнуть к ним и заставить ее замолчать, хоть на мгновение. Магу с трудом удалось унять свой безумный порыв. Его голос отказался подчиняться ему, когда он с усилием выдавил из себя благодарность и пообещал к завтрашнему утру разработать стратегию борьбы с упырями.
Когда Псилон покинул покои чародейки, то услышал, как сердце бешено бьется в груди. Он ощущал себя прыщавым юнцом, познавшим прелесть любви, а не взрослым сорокалетним мужчиной, закаленным в боях и жизненных неурядицах.
Псилон проводил взглядом Тесси, скрывшуюся за дверью спальни. В коридоре ее ждал слуга, который проведет женщину до кареты.
Верховный жрец тяжело вдохнул и, закинув руку под голову, закрыл глаза, надеясь уснуть. Вуаль сна тут же окутала Псилона мягкой и уютной сетью.
Сновиденья были чудесными. Он видел себя в темных бархатных одеяниях, восседающим на каменном троне, изголовья которого украшали клыкастые пасти драконов. У его ног, встав на колени, простиралась толпа. Здесь были и аристократы, и торговцы, и мастера оружия, и фермеры. Они приклонялись перед ним, они боялись его, они восхищались Верховным Магистром Мендарва…
В Мендарве настала глубокая ночь, когда на юге Большой земли, последние лучи заходящего солнца, окрасили небосвод острова Экалиот в багряные цвета. Священная гора Энал – спящий вулкан, еле заметно вздрогнула, словно ей приснился кошмар. Слегка покачнулся и одинокий домишко, стоящий у ее подножья.
Из маленькой каменной хижины, стены которого увили заросли хмеля и красного вьюна, вышел высокий беловолосый мужчина, облаченный в дорожные одежды. На его плече висел кожаный мешок с пожитками, а в правой руке он крепко держал длинный посох из белого дуба, набалдашник которого был увенчан короной из резных серебряных листьев.
Морган Герион Виэнарисс, чародей из Аскалиона, которому минуло сорок три года, нахмурив брови, взглянул на вершину вулкана. В его серых глазах промелькнула тревога. Энал вела себя капризно в последнее время, и ему это совершенно не нравилось. Волшебнику следовало бы остаться и разобраться в происходящем, но он не мог. Его ждала дальняя дорога до Круана. Ему предстояло пересечь Ленточное море на корабле, затем несколько недель провести в седле. Страна Свободных народов по размерам превышает Экалиот в три раза, судоходные реки, к несчастью не пролегают на пути волшебника. Выносливый жеребец – это единственный способ перемещения до пункта назначения. Когда маг, наконец, достигнет границы Мендарва то, он сможет воспользоваться порталом. Чародей мог бы рискнуть и открыть иллюзорные врата здесь, на острове, но вероятность того, что этот ритуал выжмет из него всю энергию, была слишком велика. Он не имел права на ошибку. Телепортация на дальние расстояния вообще не рекомендуется, только в экстренных случаях, когда жизни мага угрожает смертельная опасность. Уж лучше погибнуть от истощения на другом конце света, чем в объятьях врага. Но сейчас Морган не спасал свою жизнь, он спешил на помощь другим существам. А мертвый или обессиленный волшебник, хоть и спешно прибывший по первому зову, абсолютно бесполезная вещь.
Энал вновь слабо вздрогнула. Почва под ногами чародея завибрировала. Он задумчиво потер подбородок, покрытый серебристой щетиной, и тяжело вздохнув, направился вниз к долине, где расположился компактный городок Труол. Чары, наложенные на гору, не дадут ей пробудиться еще пару месяцев, а за этот срок Морган успеет разобраться со своими делами, посоветоваться с Магистрами и вернуться, дабы решить назревающую проблему.
Волшебник ускорил шаг. Он надеялся, что чем быстрее доберется до городка, сядет на торговое судно и отправится на континент, тем скорее вернется к Энал, недовольной его отъездом.
Каждое вздрагивание Энал, вызывало рябь на поверхности огромного черного зеркала, расположенного в мрачном замке Кихерна, возвышающегося на скале, объятой двумя бурными реками. Непроглядная бездна стекла, напоминала воды разбушевавшегося океана, который простирался за окнами залы.
«Я вернусь…», раздался скрипящий шепот. « Я вернусь, дабы забрать все то, что принадлежит мне по праву…»
Стая летучих мышей всполошилась в темной глубине высоких потолков. Животные, с громкими воплями, закружили по помещению, затем, хлопая кожистыми крыльями и продолжая истошно верещать, вылетели через незастекленные окна, растворяясь в обсидиановой ночи. Их крики разносились над темными водами, которые разрывал шквальный ветер, над высокими башнями, где несли дозор каменные чудовища, укутанные плащом тьмы, над вереницей гор, мирно спящей под сверкающим звездным небом.
Древние руны, покрывающие полы и стены замка, замерцали зеленым пламенем. Чародей, в темной бархатной мантии, с надвинутым на голову капюшоном, злорадно оскалился, глядя на шторм, разыгравшийся за окном. Он судорожно поглаживал изумрудную подвеску с изображением дракона.
– Да, мой Властелин, – произнес он тихо, – Еще немного, и Нирбисс содрогнется от твоего возвращения. Еще немного, и Жезл Пророчества будет уничтожен, и ты сможешь совершить возмездие.
Символы заискрились еще ярче, озаряя залу малахитовым светом. Маг скрестил руки на груди, стараясь не придавать значения магической активности, происходящей вокруг него. Он успокаивал себя тем, что возвращение Господина несет ему лишь благо, хотя сердце колдуна трепетало от ужаса перед грядущими событиями, что ожидают этот континент.
Ребекка, сидела на постели в своей маленькой спальне и долго прислушивалась к тишине в доме. Она должна была убедиться, что отец и братья уснули, перед тем, как начать свой монолог. Ей хотелось хоть с кем-то поделиться приключениями, которые она сегодня пережила в лесу. И единственным собеседником, способным ее выслушать, был Карро.
Уже прошел месяц, как ворон поселился в ее комнате, но доселе, никто из домочадцев не обнаружил птицу. Уходя из дому, златовласка тщательно прятала клетку с пернатым за сундуком, предварительно прикрыв тканью. К счастью, ворон вел себя тихо, и ни разу не выдал своего присутствия.
Ночами, когда родных накрывал волшебный мир сна, девочка разговаривала с Карро, а вернее, просто рассказывала птице о своих душевных переживаниях и событиях, произошедших в окрестностях. Ворон с безразличием моргал желтыми глазами, и время от времени, щелкал огромным клювом. Были моменты, когда пернатому гиганту надоедала болтовня Ребекки, и он демонстративно прятал голову по крыло, делая вид, что уснул. Сейчас он бы поступил так же, но повествование девочки на этот раз было не пустым набором слов, а весьма увлекательным рассказом. Златовласка неторопливо разглагольствовала о странствиях по Темной Дубраве, расчесывая свои длинные светлые локоны деревянным гребнем.
– Если бы ты только видел это дерево! – восторженно прошептала девочка, вспоминая огромный ясень. В данное мгновение Хром не вызывал у нее страха, а лишь благоговение. – Ты бы наверняка сам хлопнулся бы в обморок!
Карро прищурил глаза, нахохлился и внезапно возмущенно произнес скрипучим басом:
– Только необразованные девицы, лишаются сознания при виде дендройдов. Я видел тысячу раз этих существ, ничего в них особенного или устрашающего нет!
Гребень выпал из рук девушки, громко ударившись об половицы. А сама она, открыв рот и вытаращив от удивления глаза, уставилась на птицу. Карро окинул златовласку презрительным взором и продолжил речь.
– Ой, только не делай вид, что умираешь от испуга! – проворчал он. – Можно подумать, что тролли и дендройды это для тебя в порядке вещей, а вороны – чудовища из кошмаров! И что ты меня так пристально созерцаешь? Никогда не видела говорящего ворона? Сейчас ты удивишься еще больше, ведь кроме того, что я умею разговаривать на человеческом языке, причем на всех диалектах и наречиях, что существуют в Нирбиссе, я еще пою, танцую и пью эль. Кхе-кхе, – замялась птица. – Кажется, я сболтнул лишнего.
Ребекка ошалело смотрела на Карро, а ее голову атаковало войско безумных мыслей. Одни вопили, что ей следует поскорее бежать из комнаты или выкинуть странную пичугу в окно, другие же нашептывали, что надлежит обождать и поглядеть, чем обернется эта история. Был еще внутренний голос, который твердил, что возможно стоит отнести ворона храмовникам, дабы не накликать на себя беду. Но последняя идея была провальной. Если кто-то проведает, что птица целый месяц прожила у нее, то вся семья будет под угрозой. Пока златовласка пыталась обрести контроль над своим разумом, Карро все не унимался.
– Надеюсь, дорогуша, ты не решила лишиться чувств, как там, в лесу? Я не выношу драматических сцен! Молви хоть одно словечко! Обычно ты трещишь, не умолкая, а сейчас словно в рот воды набрала!
Нужно было что-то решать и как можно скорее. Ребекка затравленно покосилась на дверь. Вероятно, стоит позвать братьев или отца?
Птица проследила за взглядом девчушки и иронично хмыкнула.
– Весьма глупая идея, если честно, – ехидно пробормотал ворон, подмигнув ошарашенной Ребекке. Он просунул свою громадную голову сквозь прутья и зловещим шепотом продолжил:
– А я разве не упомянул, что умею читать мысли? Нет? Прости, запамятовал.
Такого поворота златовласка не ожидала. Щеки запылали, словно их обдало жаром костра. Если птица говорит правду, то она, абсолютно все знает про Ребекку. А некоторых мыслей девушка стыдилась, хоть они и казались невинными.
– Если ты желаешь поговорить о снах, о матери или о том светловолосом мальчишке, живущем в замке, я готов побеседовать об этом, но вслух.
Ребекка, стараясь не о чем не думать, резко вскочила с постели, сдернула покрывало и накинула его на клетку, в надежде, что это действие заставит птицу замолчать. Но Карро вошел в раж.
– Дорогуша, я прекрасно осознаю, что ты шокирована моими талантами, но не стоит себя вести, как истеричная аристократка, впервые увидевшая гоблина. Только жители Мендарва приходят в ужас, когда им становится ясно, что некоторые птицы и животные понимают их и могут вести весьма высокоинтеллектуальные и изящные дискуссии.
Беспокойно расхаживая по комнате, златовласка с опаской поглядывала на клетку, завешанную покрывалом. Мысли табуном носились в ее уме, заставляя Карро комментировать их.
– Ладно, если ты намерена хранить молчание, то храни. Я тоже умею, вести монолог, – хитро заявил ворон. – Так, что там творится в паутине твоего разума? Ага! Тебе любопытно, сколько лет я владею человеческой речью? Что же, я с превеликим удовольствием отвечу. Лет триста, не меньше!
Девушка остановилась и недоверчиво обвела покрытую клетку взором.
«Вот врун, вороны всего триста лет живут», подумала она и тут же из-под покрывала услышала негодующие возражение.
– Эй, деточка, кто тебе дал право обзывать меня лгуном? Я, между прочим, не обычная птица, из волшебных мест! Пора было уже, и сопоставить факты! Хотя, куда тебе деревенщине до логических умозаключений!
Вместо испуга и удивления на Ребекку нахлынула волна ярости. Птица перешла на оскорбления. А так разговаривать с собой, девочка не позволит даже королю!
– Я бы посоветовала тебе выбирать выражение и тон, когда ты говоришь с жительницей Мендарва, – пригрозила она, в надежде утихомирить пичугу.
Из-под тканевой завесы послышался глухой смех, который звучал весьма странно, ведь птицы не способны хохотать. Но Карро не был обычным вороном, теперь златовласке было об этом известно.
– Знал бы, что ты окажешься такой глупой девчонкой, не за что бы ни согласился приезжать в страну людей, – наконец, уняв веселье, просипел ворон.
– Тебя сюда никто не звал!– расхрабрилась девушка.– И зачем я только купила тебя. Тощий и хитрый торговец меня провел! Подсунул магическую вещь. Недаром после Ярмарки в Дубки повадились храмовники. Они тебя ищут?
Ворон молчал. Он либо размышлял над сказанным, либо готовил очередное оскорбление. Ребекка осторожно подошла к клетке и приподняла одеяло. Птица, немигающим взглядом, смотрела на нее, затем тихо произнесла:
– Нет, братья Вечного Света здесь ошиваются, не по мою душу, к счастью.
– Ты знаешь, что они ищут?
Карро прищурился. Перья на его затылке нервно дернулись.
– Нет, – соврал он, – и знать не желаю. Я на дух не переношу этих поклонников Тарумона. Если хоть один из них осмелится прикоснуться ко мне, я так долбану клювом этого храбреца, что он не только увидит звездное небо в ясный день, но и запомнит меня до конца жизни!