Кхаа Тэ

– Со мной все хорошо, – кивнула златовласка. – Я всего лишь заплутала. Вы видели Дубраву? После бури здесь и бывалый охотник заблудится.

– Нечего было уходить в самую чащобу, – не унимался Тор. Он намеривался сегодня повеселиться с деревенскими друзьями, а по вине сестры ему пришлось бродить по лесу. Он был очень зол.

– Дочка, обещай, что больше так не поступишь? – прошептал фермер, и Ребекка заметила, как его глаза заблестели от слез.

– Отец, клянусь, отныне я никогда не заставлю вас волноваться за меня. Это вышло случайно.

Артур кивнул и улыбнулся. Слеза радости скатилась по его загорелой щеке.

– Вот и ладно. Кор, возьми корзину у сестры. Тор, перестань дуться. Идем домой. Время позднее, а завтра у нас уйма дел.

Фермер, крепко держа факел в руке, пошел вперед, освещая дорогу, следом за ним засеменил Кор, с лукошком в руках. Ребекка с Тором шли последними.

– Еще раз такое повторится, мы будем искать тебя с храмовниками! Или отец вовсе решит тебя выдать замуж за первого приглянувшегося пастуха, – проговорил он сквозь зубы. Девочке показалось, что она уловила нотки запугивания. Она, удивленно вздернув правую бровь, взглянула на него.

Замужества девочка не боялась, в Дубках все мужчины старше нее были женаты. Единственные кавалеры, годные ей в супруги могли лишь найтись среди солдат барона. Но Артур никогда бы не сподобился отдать дочь военным, ибо те славились своим пьянством, разгульной жизнью, да вспыльчивым нравом. Но слова брата, касающиеся священнослужителей, неприятно кольнули сердце, словно он только и думал, как бы избавиться от сестрицы.

– Братец, я погляжу, ты давно не получал от меня затрещин? Тор, я не мама, я не потерплю ни капризов, ни угроз. Я не нарочно заблудилась в лесу, и не на прогулку сюда отправилась!

Мальчик плотно сжал губы, недовольно фыркнув, но промолчал. Он знал, что вины сестры нет в том, что по владеньям барона пронесся ураган, что пропала Аэлтэ, и что Дубрава превратилась в сплошной буревал, но, тем не менее, он злился на Ребекку. И он не могу унять это чувство. Его раздражало бедственное состояние, в котором прибывала семья, отсутствие матери, забота которой перешла в наследство к сестре, неопределенность, нежелающая давать ответы: переживут они зиму или придется оставить Дубки и отправиться к южным берегам Моря Семи Ветров, где найдется работа для отца.

А еще Тора тревожили храмовники, которые всюду шныряли, суя свой нос во все дела сельчан. Мальчик постоянно ощущал себя под пристальным вниманием колючих глаз Сведущих. Он временами возносил молитвы Тарумону Милосердному, чтобы поскорее святоши отыскали в деревеньке то, за чем явились, и навсегда покинули ее. Конечно, это не касалось местных проповедников, ведущих службы в замке и в святилище Дубков. Присутствие адептов в таком неимоверном количестве, говорило о том, что рядом скрыта магия, а чародеи и волшебные штучки, еще пуще злили парнишку.

Мальчик заметил, что сестра, идущая рядом, не спускает с него взгляд, ожидая ответа, а точнее всего, извинений.

– Прости, – выдавил он из себя и прибавил шагу, стараясь не глядеть на Ребекку.

Спящий Мендарв залил холодный лунный свет. Города, луга, поля, леса и горы окрасились в сизые оттенки, разбавленные черными венами рек и кляксами озер. В воздухе ощущались колючие нотки приближающейся зимы. Вскоре, на смену золотой парче, явятся сумрачные стужи, облаченные в белоснежное соболиное манто.

Зима в стране людей была мягкой по сравнению с северными краями Нирбисса и почти жаркой, чем на мифическом студеном материке. Купцы да Странники поговаривали, что земли ледяных великанов существуют, хотя из жителей Мендарва никто там не бывал, но частенько торговцы привозили книги и свитки, в которых подробно рассказывалось о таинственных территориях, покрытых хрустальными скалами, запорошенных непроходимыми снегами, окутанных непроницаемой дымкой. Возможно, кто-то из обитателей Нирбисса и посещал морозные государства, раз легенды о стране льда и стужи, оказались на страницах фолиантов, но граждане Мендарва, очутившись на Большой земле, старались так далеко не забредать. Они побаивались открытых водных просторов, а Нордарский океан, таящий в себе множество опасностей, был куда страшнее миролюбивых вод внутреннего моря Семи Ветров.

Ледяной континент и алмазные колоссы не волновали медарвцев в эту темную ночь. Они мирно спали в своих постелях, созерцая радужные сны.

Форг, залитый лунным сиянием, возвышался на холме по обе стороны мирно текущего Форгрива. На фоне ночного покрывала, он сверкал белоснежными мраморными стенами, подобно мистическим городам таинственных континентов изо льда и пламени. Королевский дворец, утопающий в свете масляных фонарей и факелов, горделиво стоял посреди россыпи домов и храмов, подобно наблюдателю. В окнах мерцали тусклые отблески свечей. Великолепные палаты Тивара мирно дремали, убаюканные ночной истомой, и только стража, несущая караул, бодрствовала.

В одной из башен, украшенной замысловатой лепниной цветов и мифических животных, в окне горел яркий свет. Это были покои Верховного жреца ордена Тарумона Милосердного.

Меуса Гериона Виэнарисса мучала бессонница. Он, нахмурив брови, восседал в огромном кресле, подле стола, заваленного книгами и свитками. Старец вертел в руках прямоугольный фиолетовый кристалл, испещренный белесыми прожилками. С каждым поворотом рисунок на камне менялся, подобно песчаным барханам, гонимым знойным ветром пустыни. Взгляд Меуса был сосредоточен на минерале и с каждой минутой становился все тревожней. Наконец, он устал вглядываться в рябящую бездну и положил камень на стол. Кристалл тут же утратит сияние, превратившись в невзрачный матовый булыжник.

Капеллан откинулся на спинку кресла и потер висок. Мигрень стала его незаменимой спутницей в ночное время суток. Он, конечно бы мог, за одно мгновение, исцелить себя при помощи лекарственных эликсиров и простенького заклинания, но не желал. Боль напоминала ему о том, что он все еще жив, хоть и заключен в золотую клетку.

Меус задыхался в Мендарве от безделья. Будни в стране людей были скучны и бесполезны для мага высшего ранга. Но жизнь в Цитадели была куда ненавистней и невыносимей, чем существование в землях презирающих волшебство.

Если бы много лет назад чародей не поддался уговорам брата, то наверняка сумел бы покинуть Аскалион, и поселиться где-нибудь в Билстоке или в Гектонии, стать придворным кудесником или поступить на службу какому-нибудь эрлу. В крайнем случае, он мог бы купить себе особняк в прибрежном городке Красски, обзавестись там лабораторией да лавкой и торговать всякой магической мелочью. Нет же, в его крови заплескался адреналин и дух авантюризма, заставившие Меуса пойти на поводу амбициозных замыслов Псилона.

Не составило большого труда сфальсифицировать свою гибель во время сражения с эльфами. Унести ларец с артефактами и заклинаниями, оказалось еще проще. А заполучить место Верховных жрецов в иерархии ордена Тарумона Милосердного, заняло всего лишь несколько дней. Храмовники, хоть и являлись ярыми противниками магии, не могли отличить обычную знахарку от колдуньи, а искусного чародея от фокусника. Псилон создал сложное заклятье внушения, которое позволило без труда влиться в ряды святош. Он заставил всех поверить, что братья с начала времен являются чадом Вечного света. А когда, все без исключения оказались под властью чар, он избавился от капеллана, отравив его разум безумием. Ингрем был признан одержимым и отправлен на костер, а Псилон получил пост верховного жреца. Он тут же внес поправки в регламент, отметив, что глава церкви не может эффективно управлять орденом в одиночку – ему нужен соратник. Так Меус стал вторым капелланом, с теми же правами и полномочиями, что и брат.

Псилон, опасающийся, что его свергнут с должности коварные недруги, или же найдется другой маг решивший бежать в Мендарв, продумал до мелочей, как обезопасить себя от незваных гостей и врагов. Для начала, он убедил короля выстроить мраморную стену вдоль границы. Каменное ограждение вытянулось от побережья Моря Семи Ветров до неприступных гор Пазедота. Наземная преграда была оплетена сетью заклинаний, препятствующих прохождению чародеев в этот край, конечно со временем защита ослабла, позволяя проносить в Мендарв магические штучки, но до сих пор, волшебники не могли миновать стену. Чтобы очутиться в стране людей, обладателям силы было необходимо воспользоваться порталом, а процесс создания врат отбирал много энергии. За двадцать лет никто не воспользовался этим способом, кроме Таборы. Но демонесса не представляла угрозы для братьев, она была всего лишь пешкой в Великой игре.

Следующим шагом Псилона было изобретение амулетов, способных выявлять источники магии. Меус помнил тот день, когда брат собрал в бело-зеленом зале ордена совет епархии и громогласно объявил, что ему во сне явился Пророк Создателя и повелел снарядить каждого храмовника чудотворным талисманом.

Псилон был талантливым актером, многим менестрелям и скоморохам стоило бы взять уроки мастерства у Верховного жреца. Фанатичные приверженцы Тарумона Милосердного, проглотили данное заявление, как серебристый лосось – наживку. Вскоре грудь каждого церковника украшал нефритовый кулон в аритовой оправе, способный чуять враждебное чародейство за версту. Псилоновы штучки лишь не выявляли магию, исходящую от самих капелланов. Но данное послабление затрагивало только мелкие заговоры да вибрации. Решись один из жрецов воспользоваться серьезным заклинанием, то религиозным фанатикам не составило бы труда разоблачить их.

Псилон уже ни один год пытался решить данную задачу, но проблема заключалась в том, что если бы он ограничил действие амулетов на определенное чародейство, то этой нишей могли бы воспользоваться не только сами капелланы, но и их неприятели. Приходилось чем-то жертвовать

С врагами верховный жрец разбирался иначе, не прибегая к мистическим силам. Он выискивал заговорщиков, отступников и предателей при помощи шпионов. Среди аристократов, купцов ремесленников и даже воров у Псилона были свои глаза и уши. Таинственные соглядатаи доносили до капеллана тревожные сведения, а тот, с нескрываемым удовлетворением, расправлялся с недругами, отправляя их либо на костер, либо на виселицу.

Меус предпочитал более мирную и не столь суровую манеру существования. Он занимался исключительно делами церкви, а в свободное время изучал старинные рукописи из королевской библиотеки или фолианты с заклятиями из ларца Цитадели. Порой на капеллана накатывала ностальгия по былым временам, когда он еще не ведал ни о Вечном огне, ни о просторах Мендарва, ни о тоскливых одинаковых днях.

Черноволосый маг поднялся с кресла и стал бесцельно расхаживать по опочивальне.

«Я обязан вернуться!» внезапно подумал он и остановился. Его взгляд скользнул по распахнутому окну, за которым простирался город, переливающийся белоснежными бликами в свете луны и фонарей. Затем его взор направился к горизонту. Тьма и дальние расстояния не позволяли ему разглядеть ни Темную Дубраву, ни поросшую плющом и заклинаниями стену, ни пахнущий весной Круан. Но Меусу ни требовалось зрение, чтобы ощутить аромат эльфийских краев, насыщенный и пряный запах волшебства Большой земли.

В голове чародея пронеслись яркие воспоминания, где величественные древа упираются кронами в синий небосвод, искрящиеся водопады, с шумом срываются со скал, разлетаясь миллионными брызгами, когда достигают земли, чарующие огоньки лазурных фей, порхают в нектарной долине, покрытой пестрыми цветами. На смену радужным картинам памяти пришли серые обрывки пейзажей: сумрачные утесы Брока, непроходимые горы Смерти, зловонные топи страны гоблинов, негостеприимная Цитадель Аскалиона.

По его тощему телу пробежал неприятный холодок, когда он подумал о Магистрах. Если Меус решит хотя бы ненадолго покинуть Мендарв, ему придется досконально продумать план путешествия, дабы ни один ворон из Убежища не проведал про то, что он жив и не донес эту благую весть до слуха Эуриона.

Капеллан закрыл окно и задернул шторы. Он тоскливо взглянул на стол, и вновь потер виски, скованные болевыми спазмами. Сон не явится до утра, а это знаменует то, что ему волей-неволей предстоит еще несколько часов заниматься бумагами.

В противоположенном крыле дворца Псилон, тоже не спал. В его покоях горела одинокая свеча в канделябре, создающая полумрак. Беловолосого жреца не пытала бессонница, он не мог уснуть из-за Тесси, которая минуту назад изогнулась под ним в немом стоне.

Уже несколько лет эта рыжеволосая и миловидная женщина согревала постель и услаждала его. Капеллану она досталась от короля, который углядел ее на улицах Града. Дочь жестянщика была невысока ростом, обладала пышными и грациозными формами, большими зелеными глазами и медной копной вьющихся волос.

Тивар довольно долго пользовался услугами фаворитки, пока однажды, она ему чем-то не угодила, и он приказал ей отрезать язык. Псилона позвали к постели девушки, дабы он осмотрел ее на предмет одержимости и порчи. Тогда жрец и почувствовал второй раз в жизни, предательский укол в сердце. Он возжелал, чтобы эта несчастная девчушка стала его собственностью. К счастью, монарх с радостью избавился от немой фаворитки, отдав ее в распоряжение главы церкви.

Псилон не мог вернуть речь женщине, но был способен дать шанс на безбедное существование, взамен на плотские утехи. Его любовные фантазии, были в разы скромнее, предпочтений Тивара. Он знал, как довести Тесси до состояния эйфории, без садистских ухищрений, наслаждаясь ее внутренним криком, который может слышать лишь чародей, занимающийся любовью.

Рыжеволосая бестия была искусной любовницей, а Псилон ненасытным кавалером, требующим долгих и частых постельных игр. Тесси, покорно исполняла все желания своего господина. А взамен, получила роскошный особняк в купеческом квартале, круглую сумму золотых, кучу нарядов, ларец с драгоценностями и пару слуг.

Не часто немой женщине приходилось отправляться во дворец, где она всячески избегала встречи с королем. Были периоды, когда Псилон утопал в делах ордена, и у него не оставалось время на ночи страсти. Но когда у капеллана появлялся свободный часок, он стремился наверстать упущенное. Тесси казалось, что в такие моменты, она скидывала несколько килограмм.

Псилон, откинувшись на подушки, удовлетворенно поглаживал усы, следя взглядом, как рыжеволосая девушка соскользнула с постели и стала натягивать зеленое шелковое платье, расшитое серебряными нитями. Ее волосы каскадом спадали на гладкую белую спину. Эта была, пожалуй, единственная вещь, что делала Тесси схожей с Хонорой.

Около тридцати лет назад, когда Псилон еще не помышлял перебраться в Мендарв, Магистры направили его на Экалиот, разобраться с тамошними пиями.

Кровососы наводнили леса острова и безостановочно нападали на местный люд, обращая их в себе подобных полумертвых тварей, с острыми, словно клинки зубами, и кожей, покрытой едкой зловонной желтой слизью. Ловкие, хитрые и кровожадные, они были достойными врагами.

Время от времени, маги Экалиота и солдаты уменьшали численность монстров, но тех с каждым днем становилось все больше и их атаки все яростнее. Еще немного, и все деревни у леса бы, опустели.

Псилон прибыл в столицу. Обсудив условия сделки с королем, он отправился на встречу с придворным волшебником, который должен был посветить его во все детали происходящего. Своенравный маг был готов увидеть дряхлого старца в забавном колпаке и широких одеяниях, но не молодую женщину.

Хонора ждала его в своих покоях, облаченная в черное облегающее платье, тянущееся шелковым шлейфом по полу. Она стояла у окна и смотрела на город, когда Псилон без стука ворвался в обиталище чародейки. Как только он увидел ее, его разум словно заволокла тьма. Никогда до сели он не испытывал ничего подобного. Изначально он подумал, что животную страсть, овладевшую им, наслала колдунья. И лишь позже, он осознал, что попал в ловушку небесных Создателей. Таковы были коварные шутки богов, решивших поглумиться над воспитанником Аскалиона.

Хонора неторопливо повернула голову и взглянула на гостя. В ее темных миндалевидных глазах блеснула искра презрения. Тонкие губы сжались.

Псилон отметил, что женщина была полукровкой. Метис демона и эльфа. Взрывоопасная смесь. Чародейка была высокой и статной. Ее узкое лицо с острыми чертами нельзя было назвать красивым, но что-то в нем притягивало взгляды мужчин. Остроконечные уши торчали из-под водопада темных вьющихся волос.

В ту пору волшебник не был обременен усами и бородой, его пшеничные волосы, слегка затронутые сединой, едва доходили до плеч и всегда были собраны в тугой хвост. Морщины только начали атаковать загорелое лицо. Он не облачался в мантию подобно магистрам, а носил плотные магические доспехи да длинный плащ. Стандартный наряд для аскалийонца низшего ранга, обладающего силой в крови.