Нуждается в починке

Нот, Аквилон, Иапиг, Зефир, Борей…

Внутренности иссушает жар созидать,

в горле комок из крика и слез застыл.

Против химер одобрения большинства

ты обрываешь связи и жжешь мосты.

Если ты Амундсен – он твой безликий рок.

Вечная песня и вечная слава в нем.

Тянет незримо, крюком зацепив нутро.

В траурном небе благостно и светло,

и дирижабль истончается в окоем.

Ты отправляешься в дикую злую даль,

чтобы сказать о том, что не вызнать им.

Ищешь ответов, спасения и родства

в смыслах и правдах блуждающий пилигрим.

Если ты инок, то он защитит от зла,

к первопрестольной истине причастит,

пыл охладит покорно склоненного лба.

Ну, а потребует надобность – ляжешь сам,

на окропленный кровью его гранит.

Всем изуверствам и ужасам вопреки

соль откровений, неведомая страна,

за горизонт ускользает, как ни беги.

Серая будничность тягостна и тесна.

Тайная суть назначения – это Путь –

то, для чего мы приходим в бескрайний мир.

Ведомо каждому… в сущности – никому.

Сонная праздность затягивает в уют,

уничтожая выбранный ориентир.

Он – траектория, твердая колея –

то, что тебя образует и создает.

Вящая смелость – поверить в него, принять.

Все что тогда остается – идти вперед.

Леди Мэри?..

«Леди Мэри? Да нет, меня звали совсем не так…

Впрочем, что там звали – как будто еще зовут».

И тихонько на стул опустив полевой рюкзак,

улыбнувшись она наконец подняла глаза –

с золотыми искрами крапчатый изумруд.

«Нет, теперь не время, пора задвигать засов,

запечатать окна, выкрутить фонари

и уйти на юг до пришествия холодов –

пусть снаружи теплее останется, чем внутри.

Нет, не больно. Ты знаешь, по капле боль утекла

через пальцы в землю. Пускай остается там:

на лужайке этой к весне прорастет ветла,

а останусь, так к чертовой матери все дотла попалить могу.

Не ходи по моим следам.

Я дарила им небо, искорки от костра,

несуразно острую неповторимость дней и машину времени…

странные вечера,