Вот кладбище… Вот необозримая снежная равнина, теряющаяся в темноте, и вихри снега кружатся по ней, и злобствующий ветер гуляет по ней на свободе. Вот одинокая кузница, в которой летом ковали лошадей, а теперь она стоит с заколоченными дверьми. Коля проходит мимо нее и боится взглянуть налево, где из-за ограды кладбища выглядывают белые памятники и надгробные кресты. Но вот уж и они остались позади. Вот уж стемнело совсем, и Коля сбился с дороги. Он чувствует, как погрязают в снегу его ноги и как ему холодно и почему-то хочется пить.
Он останавливается и оглядывается по сторонам. Где он? Как и зачем он сюда попал?
Впереди – ночная тьма, позади – мелькают огоньки далекого города, слева – тянутся ветлы, насаженные вдоль дороги, а справа – молодой еловый лесок.
Вот сюда-то он и шел. Он сворачивает в лесок, долго шарит у себя в кармане, отыскивает нож и, раскрыв его окоченевшими руками, начинает срезать с корня елку. Теперь Валя может быть покойна. У нее будет елка… Ветер дует с удвоенной силой, мороз леденит все его члены, и снег засыпается ему за шею, в рукава, в чулки… Он срезает наконец елку, берет ее, выбегает с нею на дорогу и хочет идти домой. Но ноги не несут его, он шевелит пальцами в башмаках, но пальцы не шевелятся, он старается потереть себе озябшие уши, но руки опускаются у него, как плети.
«Неужели я замерзаю?» – мелькнуло у него в голове.
Ему вдруг сильно, невыносимо захотелось спать, он почувствовал, как какая-то странная истома сковала вдруг все его члены, и всем своим телом он повалился на снег и закрыл глаза.
И вот явился к нему Ангел. Светлый, нежный, ласковый, он протянул к нему свою легкую руку, и его прозрачная одежда смешалась со снежинками, и края ее растаяли в воздухе.
– У тебя будет сегодня елка, – сказал он голосом чарующим, как музыка, и прекрасным, как волшебный сон. – Не печалься… Счастлив только тот, кто живет для других; и тот, кого бьют колодками по голове, скоро утешится. И ты этот счастливец!
И, запев песню, Ангел поднялся к небу и тихо скрылся за облаками…
– Стой, братцы! Погоди! – раздался вдруг чей-то грубый голос. – Здесь кто-то лежит!
– Тпру!.. – послышался другой голос ему в ответ. – И впрямь кто-то лежит.
– Смотрите, братцы, ведь это мальчик!
– Мальчик и есть! Глядите, братцы, замерз сердешный!
Ехавшие в город ломовые извозчики увидали около дороги какой-то темный предмет, остановили лошадей и, подойдя к нему, увидали лежавшего мальчика. Это был Коля. Он совсем почти замерз и, если бы не таявшие около его губ снежинки, то можно было бы подумать, что он замерз совсем.
И вот явился к нему Ангел. Светлый, нежный, ласковый, он протянул к нему свою легкую руку, и его прозрачная одежда смешалась со снежинками, и края ее растаяли в воздухе.
– Берите его! – сказал один из извозчиков. – Давайте его растирать!
– Да он уже не дышит! Разве не видишь, что он уже окостенел!
– Пустое! Три его сильнее, так отойдет!
И они принялись его растирать. Затем они положили его в сани и поехали с ним в город.
Когда Коля открыл глаза, то увидал себя в санях. По бокам улицы тянулись фонари и магазины с ярко освещенными окнами. В верхних этажах кое-где виднелись зажженные елки и мелькали головки детей, – стриженых мальчиков и светлокудрых девочек с бантиками, вплетенными в волосы. Слышен был церковный звон: это звонили ко всенощной. Значит, было уже шесть часов. Спешили прохожие, стараясь закупить к празднику все необходимое. После снежной бури в поле, буря в городе казалась маленькой и нестрашной.
– Где же ты живешь, мальчик? – вдруг обратился к Коле один из извозчиков. – Куда тебя доставить?
Коля сообщил ему свой адрес, и они подвезли его к дому, где жил сапожник Гуськов. Он вылез из саней, поблагодарил их за то, что они доставили его домой и, не заходя к хозяину и еле держась на ногах, грустно побрел к себе на чердак.
Было холодно, дул в щели ветер и без кораблика казалось так сиротливо, точно умер дорогой товарищ или верный, искренний друг… Было неуютно и чуждо в этом суровом чердаке, где иногда с писком бегали крысы, и так страшно, безумно хотелось есть.
Кушать, кушать, кушать!
И, сложив руки ладонями вместе, Коля опустился на колени и стал молиться.
– Боже, – говорил он, – дай, чтобы воскрес мой отец и чтобы он полюбил меня!
И ему показалось, будто бы он видит путеводную звезду, пещеру и в ней Младенца Христа, от которого исходит свет гораздо ярче, нежели от того Ангела, которого он видел в поле. – Коля! Коля! Скорее!
Это кричала Валя, поднимаясь по лестнице с такой быстротой, что ступени выскользали у нее из-под ног.
– Иду. Что случилось?
– Не скажу.
Она потащила брата вниз. Дверь в квартиру отворилась, и Коля остановился пораженный, но не тем, что в комнате горела елка. Глаза Коли не могли оторваться от фигуры отца, который ожидал его, нелюбимого Колю, с распростертыми объятиями и восклицал:
– Коля! Коля! Мой милый, милый мальчик! Мой дорогой, любимый сын!
Коля вскрикнул от радости и в первый раз в жизни бросился на грудь к отцу и зарыдал. Отец уложил его на диван и дал ему успокоиться. Взгляд Коли переходил с ярко освещенной елки на отца и на Валю, которая протягивала к нему руки… От свечки нечаянно вспыхнула одна из веточек елки, прогорела и потухла, распространив по комнате приятный смолистый запах.
– Отец! Отец! – повторял мальчик.
Наболевшая душа ребенка, казалось, не могла насытиться звуками этого слова.
Теперь у него был отец.
Тут же ходила тетя Анна и тут же на диване сидел добрый доктор и радостными глазами смотрел на детей.
Откуда была эта елка? Откуда появился вдруг нежданный отец?
Коля посмотрел на доктора и понял все. Эта елка была уплатой за его кораблик, а отец…
Но в это время к Коле подошел отец, посадил его к себе на колени и стал ему рассказывать о том, как он потерпел крушение, как спасся и как целые долгие недели пролежал больной в убогой хижине прибрежного рыбака.
А в это время на соседней церкви зазвонили в колокола и певчие тихо и стройно запели: «Слава в вышних Богу и на земли мир, в человецех благоволение!»
Неизвестный автор
Рождественский ангел
– Подайте, Христа ради, милостыньку!
Милостыньку, Христа ради!..
Никто не слышал этих жалобных слов, никто не обращал внимания на слезы, звучавшие в словах бедно одетой женщины, одиноко стоявшей на углу большой и оживленной городской улицы.
– Подайте милостыньку!..
Прохожие торопливо шагали мимо нее, с шумом неслись экипажи по снежной дороге. Кругом слышался смех, оживленный говор…
На землю спускалась святая, великая ночь под Рождество Христово. Она сияла звездами, окутывала город таинственной мглой.
– Милостыньку… не себе, деткам моим прошу…