Без Границ

Девушка положила свои холодные ладошки на теплые, щетинистые щеки молчаливого мужчины. Она пыталась ощутить каждый сантиметр его баснословного лица, убеждая себя в более или менее здравом уме. Чувствуя, как сквозь заледеневшие от страха руки, пробегает его тепло, как оно стреляет по капиллярам, пробуждая их от внезапного зимнего сна в прекрасный осенний вечер. Виктория прикоснулась губами к его. Она закрыла глаза. Вот то тепло… пожар, который она искала, чтобы согреться, чтобы понять, что она – живая. Нет сумасшествия. Жизнь бьет ключом.

Харон не шевелился, лишь сладострастно отвечал девушке на поцелуй. Нет, он не превратился в человеческую ханжу, он просто боролся и укрощал свои сумасшедшие чувства, измывался над полыхающей страстью и желанием схватит рыжеволосую пигалицу и все-таки продемонстрировать свой многотысячелетний навык творить что-то необычное и невозможное среди людской пучины обыденности и банальности.

Но Харон и пальцем не тронул девушку. Он умел ждать.

Виктория же проникала в поцелуй все глубже, думая, что она приобретает рассудок, на самом деле, не замечая, как быстро теряет его в реальности. Чувственные губы мужчины играли шутки с ее разумом. Ее непослушные руки, блудливо и так неуклюже пытались расстегнуть пуговицы на рубашке, чтобы дотронуться до «божественного» тела. Она так хотела почувствовать жизнь, струящуюся сквозь мышечную ткань в черную душу.

– Нет, нет, нет… Я должна остановиться, раз ты не останавливаешь меня… – прошептала она, крепко обняв окаменевшего мужчину.

– Знаешь, сколько сил мне понадобилось, чтобы не наброситься на тебя и на собственной шкуре не узнать, что значит изнасиловать? Я уже прекрасно знаю, что дальше, чем детские поцелуи, ты не позволишь мне зайти. Кстати, напомни мне, почему?

– А…

– Подожди, я сам. Романтика, да? – он бросил на нее ядовитой взгляд исподлобья, застегивая пуговицы. – Мы изучаем, что такое романтика. Я помню, детка, помню.

Харон встал с кровати и добавил немного света, поправляя волосы и воротник. Виктория закрыла глаза и упала на кровать.

– Я такая дура… – тихо сказала она.

– Не согласен.

– Нет, Харон. Со мной явно что-то не так. Если я не сумасшедшая, то я – дура.

– Твой чай остыл, детка. Пойдем, я сделаю новый и ты поделишься своими мыслями и страданиями по поводу того, что тебе мешало сейчас просто сказать мне «да». А ведь ты так хотела это сказать. Я слышал, как ты умоляла свое упрямство, а оно твердило о романтике. Ты расскажешь мне подробнее, к чему мне следует приготовиться, углубленно изучая романтизм начала XXI века?

Виктория едва слышно рассмеялась, все также лежа на кровати. Она все еще не могла смириться и понять, что демон без всякого труда проникает в ее голову и поглощает все ее мысли, а потом, словно острое копье, бросает их в девушку с намеком: «на, смотри, о чем думала твоя несносная голова, в то время, когда тело не было так безупречно».

– Ты просто невозможен. Прекрати лазить у меня в голове.

– Увы, это невозможно, детка. Я слышу твои мысли так же явно и четко, как твой голос.

– Как ты их отличаешь от реально сказанного?

– Как лингвист…по контексту. – Харон улыбнулся. – К тому же, если бы все, что ты думаешь, я бы воспринимал как сигнал к действию, у нас бы уже было, о чем написать, по крайней мере, одну книгу. А некоторые мысли, я вообще не уверен, что ты когда-либо попросишь осуществить. К сожалению…

Виктория села на кровати, пытаясь понять свое самочувствие. Вроде она пришла в себя, но воспоминания о мужчине ее не покидали. Сквозь смех и наслаждение, она прогоняла дурное видение. Но все ее усилия были тщетны.

Как только они вдвоем вышли на кухню, Виктория поняла, что мужчина-то никуда не делся.

– Харон, – прошептала Вика, впиваясь мертвой хваткой в руку демона.

Он уставился на девушку: бледная, глаза перепуганные, руки дрожат. Харон уже грешным делом подумал, что девчонка сейчас опять грохнется в обморок от страха. На всякий случай он приобнял ее.

Виктория смотрела в одну точку, не шевелилась и не дышала. Ее пальцы судорожно сжимали мужскую руку, ища в ней защиту и поддержку. У нее были такие холодные пальцы и такие цепкие. Сердце колотилось в бешеном темпе, грудь тяжело вздымалась, вытесняя использованный воздух. Девушка смотрела на того, кого Харон не видел.

– Он здесь? – тихо спросил демон девушку.

Она молча кивнула в ответ, не отрывая взгляда от духа.

– Что он делает?

– Смотрит. Показывает на шею… – Вика еле сдерживала слезы.

– Что это значит? – Харон внимательно смотрел на девушку.

– Да откуда же я знаю! – всхлипнула она. – Но мне так больно внутри. Сердце болит. Оно пустое и разбитое. Меня кто-то подвел, предал. И это невыносимая боль, удушающая, давящая. Нет сил терпеть. Нет сил жить… – Виктория закрыла глаза и вздохнула. –… Девушка. Очень красивая. Большие светло-голубые глаза… как у куколки. Радостные и любящие жизнь. Любовь. Сердце переполнено любовью к этой девушке. Сердце бьется лишь потому, что ее сердце бьется. Я дышу потому, что она дышит. Какая же она нежная, ласковая…

– Вика… – прошептал демон, ничего не понимая.

Девушка висела у него в руках, словно спущенный воздушный шарик. Закрытые глаза, сухие губы и такая безмолвная маска отчаяния и нестерпимой боли.

– Виктория, – Харон позвал чуть громче. – Оставайся со мной… Эй…

– В то утро, я захожу в квартиру. Она с ним. Она. С ним. В моей постели. Боль. Больно. Пусто. Мучения… Она ушла с ним. Петля на шее…я больше не чувствую боли. Больше нет отчаяния. Осталась лишь пустота… и скитания.

Виктория открыла глаза. Слезы катились по щекам, глаза блеклые и безжизненные.

– Эй, детка… В чем дело? – Харон дотронулся до ее лба.

– Я не знаю, Харон… – девушка окинула усталым взглядом мужчину.

Он подхватил ее на руки и посадил на широкий подоконник, переживая, что девушка вот-вот грохнется.

– Мне так плохо, у меня даже нет сил двигаться, нет сил сделать вздох. Такое ощущение, что я прошла огонь и медные трубы.

– Я пережил все эмоции, о которых ты сейчас говоришь. Вместе с тобой я пришел и почувствовал их на своей шкуре… Но я не понимаю, что это было. Примерно то же самое я испытываю каждый раз, когда заглядываю в прошлое какого-нибудь человека. Но что было с тобой – я не знаю.

– Я видела его прошлое. Его глазами. Он повесился из-за нее. Представляешь! – Вика посмотрела на демона. – Харон, представляешь, как сильно он любил ее и что она сделала? Бедняга. Как же сильно ему было больно… Почему ты не видишь его? Ты же… очень могущественный.

– Я работаю с людьми. С женщинами. Мне ни к чему видеть умерших, застрявших между мирами. Вот Люцифер видит их всех, но даже внимания не обращает. Он четко знает, где живой, где мертвый.

– Почему его вижу я? Это из-за сделки?

– Не думаю. Честно, я не знаю. Я не понимаю, как это работает и кому какая выгода в том, чтобы живые могли вступать в контакт с мертвыми. Что он сейчас делает?

– Он исчез. Показал, что повесился в твоей ванне и исчез… Господи, как тут жить-то можно, зная, что тут такое произошло.

Демон нахмурился, помрачнел, как грозовая туча, поджал губы и покачал головой.

– Почему ты так на меня смотришь?

– Не произноси при мне его имя.

– Чье имя? – еще больше удивилась девушка.

– Его.

Виктория смотрела непонимающими глазами на любимого мужчину, пытаясь понять хоть чуть-чуть его. Может, он тоже с ума сошел? Вообще демоны могут сходить с ума?