Но от усилий тщетных отказался.
Я только лишь одно тогда постиг,
Когда к тому вертепу приближался,
Что гневен был и бешен чей-то крик.
Над бездной я склонился осторожно,
Но мрак ее был непроглядно дик.
И рассмотреть мне было невозможно
Тех, кто кричал на темном адском дне.
И я сказал учителю тревожно:
«О, помоги в вертеп спуститься мне:
Я слышу крик, но слов не понимаю;
Кого-то вижу в темной глубине,
Но образа его не различаю.
Прошу тебя – сведи меня с стены,
Близ пропасти я правду всю узнаю».
«Мы действовать, а не болтать должны, —
Сказал поэт, – и действовать в молчанье
В обители ужасной сатаны…»
И, исполняя спутника желанье,
К вертепу он тогда меня привел,
И в яме гнусной той сверх ожиданья
Таких презренных гадов я нашел,
Что в жилах кровь моя оледенела:
Невольно я глаза от них отвел.
Пусть Ливия не славится так смело
Пустынными песками, где живут
И жалами убийственными жгут
Хелидры, амфисбены и якули[130 - Хелидры, амфисбены и якули – названия баснословных змей, о которых упоминают Лукан и другие древние писатели.];
Нет, даже там не знаю я, найду ли,
Как и среди египетских степей,
Таких же ядовитых, страшных змей,
Которые в той пропасти крутились.
И среди них несчастный сонм теней
Я увидал. Давно они лишились
Спокойствия, земной покинув гроб.
Напрасно эти грешники стремились
Избегнуть гадов, и гелиотроп[131 - Гелиотроп – по мнению древних – драгоценный камень, с помощью которого можно было стать невидимым. Боккаччо упоминает об этом свойстве гелиотропа в одной из сказок «Декамерона».]
Искали вкруг для своего спасенья,
Но гады то в их голову, то в лоб
Вонзали жало в бешеном шипенье;
Их руки были скручены назад
И змеями завязаны… Вот гад
Вкруг грешника обвился и на теле
Его пестрел тройным своим кольцом,
А голову связал с своим хвостом.
Вот змей другой ждать долго не заставил,
На грешника одним прыжком вскочил
И в шею между плеч его ужалил,
Едва такую казнь он совершил,
Едва свой хвост свернувшийся расправил,
Как грешник загорелся, зачадил,