Наконец Виктор решился взглянуть на дочь, которая грустно улыбалась ему, вникая в слова, которые пытается донести тот.
– Некоторых больно оставлять. Некоторые остаются не по своей воле. Вышли на перекур, а поезд тронулся, и ты их больше никогда не встретишь. Но у тебя будет своя станция, поэтому не стоит выходить на ненужной.
– Спасибо, пап.
Грузное лицо Виктора, что не мог справиться с чувством собственной вины, где не смог защитить дочь от бед, наконец расцвело. Ему действительно полегчало, ведь полегчало Ренате, и он хотел обнять её, добивая поддержкой, но сзади посигналили – загорелся зелёный. Они оторвались друг от друга, но тишина между ними перестала быть натянутой, немного расслабившись. Там и дождь сошёл на нет, а солнце за долгим затишьем наконец поздоровалось с осенним городом, что терял свою краску, тускнел от приближения холодов.
Рекламы советовали продукты для поддержания здоровья, сообщали, что скоро на их концертных площадках будут выступать группы, справляя свой юбилей, а кофейни перемалывали зёрна для очередного капучино.
Слова и правда раскрасили Ренату, и она выглядела менее печальной. В конце концов, произошедшее – не конец света, как можно было подумать. Всегда есть щель, в которую можно протиснуться. Да и начинать новую жизнь после поддержки отца ей не особо и хотелось.
Казалось, что она уедет навсегда, но ей нужно просто отдохнуть и собраться с мыслями, ведь, как она читала в одной книжке, воин является воином до конца, пока держит в руках меч, а Рената ещё докажет, что может жонглировать ими.
Восстановиться на работе, прогуляться по любимым местам, которые дарили ей силы, сможет найти новых друзей. По большей части ей печально за своих подруг, что пытаются продлить молодость, неспособные остепениться.
В самом начале их дружбы Рената считала, будто они вчетвером – не разлей вода, но время показало, оскалило подруг против неё, и в итоге они разошлись по разным дорогам, не осуждаемые друг другом.
По крайней мере, Рената не осуждала их, хоть особо не понимала, как можно в своём стремлении охмурить «папиков» полностью забыть про свою честь. Как они в целом могли забыть про свои взгляды, в которых читалось осуждение накаченных гиалуроном девочек в сопровождении, а потом самим сесть на их места.
Возможно, они намного счастливее Ренаты. «Слава богу, они не видели меня в таком состоянии», – подумала Рената, ведь разошлись они задолго до инцидента. После их слов о том, как разочарованы в своей некогда подруге, ей казалось: узнай они про Ренату сейчас – если бы не сожрали её с потрохами, то брызгали бы ядом, показывая свою натуру.
Виктор говорил ей, что друзей нужно искать уже в зрелом возрасте, когда вам ничего не нужно доказывать и не всегда удаётся поддерживать связь с тем, кто пинал с тобой мячик во дворе.
Время идёт, взгляды и мнения меняются. В один момент ты понимаешь, что тот, кого ты помнишь, и тот, кто сейчас стоит перед тобой, – это не один и тот же человек.
***
Они с отцом доехали до Казанского вокзала, где сотни пассажиров стремились на свой поезд, дребезжа колёсиками по плитке, мчась внутрь здания. Таксисты старого формата, что с отвращением относятся к платформам крупных корпораций, что мешают им «бомбить», стояли и завлекали к себе, чтобы «отвезти, куда надо и как надо», выставляя потом конский ценник. Сидели бабушки, продающие цветы, обсуждая между собой бездомных, что шатались по периметру, вопрошая мелочь у зевак и честно клялись, что это им на пропитание.
Мимо таких Рената никогда не проходила мимо, но не из жалости останавливалась, а предлагая настоящую работу: например, прийти и подмести двор вместе с ней, получив за это пять тысяч. Пыталась собрать как можно больше таких бедолаг, что общество отделило в касты неприкасаемых, но каждый раз, собирая по улице десяток таких душ, приходило всего двое, но честно отрабатывая свою долю, получая даже больше.
Отец поощрял такие стремления, видя результат, даже звал перекусить домой трудяг, где вроде бы взрослые мужчины сжимались в гостях до испуганных мальчишек.
Многие юлили и завирались в своей биографии, но некоторые честно отвечали на вопросы, как их занесло на улицу, и истории там были плачевные: от стервы-жены, что обманом переписывала на себя всё жильё, забирая оставленную бабушкой квартиру, до потери памяти из-за драки, где мужчина пытался заступиться за девушку, в итоге оказавшись за бортом поезда где-то в районе нашего города без документов и одежды, а теперь, зная, что жил в населённом пункте, в котором первая буква – Р, ездил по всей географии, нигде не находя ни друзей, ни родственников.
Объездил по такому принципу Рязань, Ростов и Ржев, всё возвращаясь назад, но не сдаваясь, накапливая на билет и ночлежку, ведь заросшего и пахнущего мужчину ну пустят в поезд. После этого душещипательного рассказа Виктор отвёз его в специализирующуюся на таких случаях организацию, и, по словам сотрудников, мужчина нашёл свою семью.
Спустя время Виктор нашёл место, откуда выехал седан, и они наконец могли припарковаться. Рената выключила музыку, готовая выйти, подхватила с ног рюкзак, но взглянула на небо, по которому, минуя холодные края, летел клин из птиц. Заглядевшись, она не заметила даже, что отец успел выйти быстрее неё и смотрел через окно водительского места, не смея её беспокоить.
Видела в перелётных птицах себя, но было непонятно, вдохновляет её такая аллегория или нет. Сомневаться, стоит ли вообще ей уезжать, не приходилось, когда она прошла больше половины пути и осталось только сесть в вагон-купе и попрощаться через окошко. Конечно, всегда можно свернуть, и вряд ли кто-то осудит Ренату, но она не из тех людей, что повернёт, даже если идея довольна сомнительна, и будет стоять на своём до конца, чего бы ей это ни стоило.
Правда за ней, даже если в эту правду верит только она. Но обдумать Рената всё же имела право. Обдумать весь свой путь до этого момента, где она с сумкой, набитой необходимым на первое время, смотрит на аккуратный полёт строем, зная, что, как и птицы, вернётся, когда холода отступят. Она всегда может вернуться к привычному распорядку, к отцу, что будет любить её, даже если любовь будет безответной. Но пока Рената выходит из машины, захлопывает за собой дверь и устремляется к вокзалу, к десятку таких же пассажиров.
За ней идёт и Виктор, что пытается выхватить с плеч дочери рюкзак, чему та противится, но на этот раз отец не пытается играть на чувствах дочери, вызывая жалость, зная, что сейчас это неуместно, и успокаивает свой пыл заботы.
Его дочь заметно изменилась для него, и не сказать, что в худшую сторону: она действительно доказала, что может сама накопить себе на квартиру и всего за пару лет усердной работы закрыть ипотеку; сама может провести ремонт и разобраться со всеми тонкостями электропроводки и может без его связей добиться высот в профессии, которую выбрала себе ещё в седьмом классе, поэтому она точно не пропадёт, но всегда может надеяться на него.
– Ты ведь сможешь прийти к съёмщикам, если они позвонят? – спросила Рената с надеждой.
– Конечно. Если что, то пусть позвонят мне.
– Я уже оставила им твой номер телефона. Там замечательная пара с ребёнком.
– Не боишься за квартиру? Ребёнок ведь…
– У них ещё и два кота в придачу, – перебила Рената, – но нет, мы провели беседу, и в случае чего они берут ответственность на себя. Плюс это прописано в договоре.
– Мне бы такого арендодателя в молодости. Не планируешь завести себе домашнее животное, когда приедешь?
– Я читала, что это помогает.
Рената резко замолчала, а после прыснула смехом – нервным и практически беззвучным.
– Не хочу видеть в животном Макса.
И хоть Рената пыталась разбавить неудачную шутку смехом, Виктор не смог поддержать его, хоть и безучастно улыбнулся дочери.
Проходя небольшую очередь, Виктор потянул дверь, и они вошли внутрь здания, оказавшись у арочных металлодетекторов. Оставляя сумку на ленте и пройдя сквозь арку, оставив всё содержимое карманов на полке возле них, Рената всё равно запищала, рассеянно вспоминая, что забыла выложить. Мысленно ударив себя по лбу, она вытащила из-под кофты золотую цепочку с висевшим на нём обручальным кольцом и оставила у телефона и паспорта, пройдя повторную проверку, после чего всё было идеально. Она пыталась поддеть цепочку, но помог ей в этом Виктор.
– Ты всё ещё носишь его с собой? – заправляя за кофту цепь с кольцом спросил отец как бы невзначай.
– Да. Память, ритуал. Что-то подобное.
– Ни в коем случае не осуждаю тебя, но…
– Я сама разберусь.
Услышав такую дерзость, отец не обиделся, чётко понимая, что может перегнуть палку. В общем плане это не его дело, и, если это хоть каплю помогает, пусть носит обручальное кольцо на шее и хранит память о прошедшем ужасе, и в мечтаниях обустраивала жизнь, как всё могло быть. Они прошли сквозь людей к залу ожидания, где при долгих поисках нашли себе два свободных места рядом, сев в ожидании поезда, который прибудет через час. Если раньше Рената и могла опоздать, то жизнь ей показала, что иногда нужно быть расторопнее, иногда нужно приехать заранее, даже если это будет стоить томительного часа в ожидании, ведь оплошность может стоить чего-то большего, нежели потерянного времени.
Рената уткнулась в телефон, как и Виктор, но ничего хорошего её там не ждало: шутливые картинки разбавлялись новостями мрачного характера, а из контактов никто ей не писал, а даже если писал, висел в игнорировании подолгу. Многие из чатов всё же висели с однотипным началом, что-то вроде: «Да, привет, всё в порядке…» и так далее, но и рассылка однотипного скрипта Ренате тоже надоела.
Многие ведь спрашивали про её состояние из вежливости, но, в общем, всем было плевать, что случилось и почему, а лишь хотели посплетничать в очередном пустом разговоре, разбавляя своим мнением чёткую информацию, поэтому распускать слухи для Ренаты было себе дороже. В конце концов, ответит она или нет – все будут только и говорить про неё, а подливать масло в огонь ей точно не хотелось. Поэтому, проверив свою ленту, она убрала телефон поглубже, легла на плечо отца и наблюдала, что есть интересного у него.
Пока они слушали диктора, который рассказывал о глобальных происшествиях в середине двадцатого века, люди то и дело суетились вокруг: проверяли расписание, покупали в киосках перекусить, вытирали сопли деткам, а женщина с очевидно плохой дикцией диктовала о приезде поезда, следующего до какого-то там населённого пункта, через громкоговоритель. Иногда Рената подсматривала за пассажирами, наблюдая за крупной бабушкой в красном пальто с мальчишкой каштанового цвета волос, который рассказывал ей обо всём, что знает, и строил теории о том, чего не знает; или же Рената смотрела на кудрявого мужчину, который заметно лысеет, но от редеющей причёски отвлекала густая и длинная борода, скрывающая за собой часть шеи.
Через время появилась девушка с тёмными волосами, чёлка которой прикрывает её брови, в бежевой рубашке, а в руке она несла переноску, в которой испуганный коричневый котик наблюдал за какими-то новыми людьми и местом, где до этого ни разу не был. Эта девушка села рядом с Ренатой, что не отпускала от неё взгляда, нагло провожая её, даже когда она чётко видела Ренату. Но темноволосую девушку это не смутило – она приветливо улыбнулась Ренате, устраивая переноску у себя на коленях.
Они кивнули друг другу, будто были знакомы задолго до этой встречи, после чего Рената снова легла на плечо Виктора. Кот нервничал, взывая о помощи своим мяуканьем.
– Чего ты, Деревяшка? – обращалась к коту девушка. – Как будто в первый раз. Или тебе в самолёте больше нравится, м?
Девушка заметно картавила, но это не казалось чем-то режущим слух – наоборот, ласкало вкупе с её нежным голосом, напоминая интонацией ведущего детских передач, где необязывающий тебя голос пропагандировал какие-то элементарные, обыденные вещи, например, как и когда нужно чистить зубы, или объяснял научно-популярные вещи по типу того, какие животные бывают и их места обитания. Рената невольно слышала этот голос, что убаюкивал переживания животного, и сама получала расслабление, будто все слова девушка говорит ей.
– Сейчас сядем, и вся комнатка наша, выпущу тебя, и мы доедем до дома, к маме. Ты же любишь маму? Как она тебя кормит-то, м-м-м. Не переживай, всё будет хорошо, Деревяшка.
Виктор тоже не мог игнорировать разговор, кратко смотря на него, и тихо шепнул на ухо Ренате:
– Помнишь нашего Васю?