Неужели была уже битва? И неужели это с кровавого поля летит птица?.. Так кто же одолел? В чьей крови так забродился ворон?
Старик перекрестился, взглянул на небо, на колокол, на ворона…
– Святая София! Заступи град твой… Не дай колокольца твово в обиду!
Торопливыми шагами он стал спускаться с колокольни, бормоча что-то и покачивая головой.
Заперев колокольню и сойдя с вечевого помоста, он пошел по направлению к Неревском концу. Попадавшиеся ему изредка на пути бабы, гнавшие коров или несшие ведра с водою из Волхова, кланялись старику приветливо, а иная приговаривала: «Путь-дороженька гладкая, Корнилушко батюшко, звонарик вечной»…
Старик вышел на Побережье, остановился, глянул вверх по Волхову и тоскливо покачал головой:
– Ах, воронок-воронок… и где он покровянился?..
Встречавшиеся ему на пути бабы замечали, что звонарь был какой-то чудной, все как бы с кем-то разговаривал, хотя с ним никого не было…
На Побережье он опять заметил старую кудесницу, которая шла берегом Волхова, видимо торопясь к своим каменоломням. Он вспомнил, что видывал ее когда-то, еще при жизни старого посадника Исаака Борецкого, у его жены Марфы… Зачем она тогда ходила к ней?..
– Темное дело… темное! Ах, ворон, ворон…
Между Разважею и Борковою улицами старик поравнялся с «чюдным» домом Борецких, перешел через улицу и сел на каменной ступеньке крыльца этого дома, чтоб передохнуть. Вечер был ясный, тихий, и окна дома были открыты. Из дому слышались голоса. Старик прислушался и явственно различил голос самой посадницы и даже слова, которые она говорила.
– Так рцы добре знаешь? – спрашивала кого-то Марфа.
– Добре, баба, – отвечал детский голосок, в котором звонарь тотчас же узнал голос Марфиного внучка.
– А каки слова на рцы знаешь? – снова последовал вопрос.
– Риза, баба.
– Риза. А еще, а?..
– Запамятовал, баба.
– То-то, дурачок, – запамятовал… Все купаешься с смердятами – все уроки и прокупал! Еще утонешь…
– Я, баба, не утону – я плаваю.
– Добро-ста!.. А каки еще слова на рцы?
– Риза… вода…
– Вода!.. Ах ты, тетеря!.. Розгою бы тебя за воду… – А рыба?..
– Ах, рыба! Рыба точно!.. А она, баба, в воде!
Марфа засмеялась. И старый звонарь, слушая эту речь, добродушно рассмеялся: «У-у, вострой малец!»…
– Ну, так рыба, да еще рог…
– Да, баба, рог.
– А какой стих на рцы?
– Стих я, баба, знаю:
Ризу вздень, рыбу яждь, рог не возноси,
Смиренных си блаженств у Бога испроси.
– Добре, похваляю… А что есть рог?
– Рог, баба, у коровы, и у барана рога, и у козла рога.
– Ах, дурачок, дурачок!.. Как же человек рог возносить будет?.. Ноли у тебя есть рога?
– Ниту, баба… у козла рога, у коровы…
– То-то… А у человека рог – сие есть гордыня: рог не возноси – сиречь не гордись… А еще на рцы каки словеса знаешь?
– Запамятовал, баба.
– А это что у тебя?
– Рубашечка, баба… Ах, вспомнил и стих:
Рубаха бела праздник есть младому,
Душевна белость не боится грому.
Старый звонарь, слушая это, только головой качал от умиления: «Уж и малец же! У… у, востер, постреленок!»
– Так… так… хорошо… Стих добре помнишь… «Рубаха бела – праздник есть младому» – точно…
– А у меня, баба, рубашечка аленька…
– Есть и беленька, и синенька, и желтенька… Ну а еще каки слова на рцы?
– Решето, баба…
– Ну, еще… а? Что ты ел утром ноне?
– Репу… Да, да, баба, редька, репа…
В решето потреб сбери – редьку, репу,
Сей в народ милость богату и слепу.
В правде походишь и без рукавицы,
Везде бо в любви устретят тя лицы…
– Хорошо, хорошо, дружок… Только не забывай.