Царица Аталья

– Дух противоречия крепко сидит в тебе, Аталья, не стану возражать, а лучше поведаю другую правдивую историю. Однажды Элиша, сопровождаемый юношей, пришел в город Шунэм, и оба устали в пути и проголодались. Одна знатная женщина пригласила обоих к себе в дом есть хлеб, а потом уделила им комнату наверху для отдыха. Мужу своему сказала, что воистину Элиша человек Божий. И потом, когда случалось ему с юным спутником бывать в Шунэме, они всегда располагались на постой у этой женщины.

– Желая отблагодарить хозяйку, – продолжал первосвященник, – спросил Элиша, не нуждается ли она в чем. А та скромно отказалась, мол, все у нее есть, ведь среди народа своего она живет. Но юноша шепнул пророку, мол, женщина бездетна и не рожала, а муж ее уже стар. Тогда Элиша призвал ее к себе и возгласил: “Через год будешь обнимать сына!” И вышло по слову человека Божьего – зачала женщина и родила дитя в предсказанный срок.

– Подрос мальчик, – рассказывал дальше Одед, – и как-то в особенно жаркий день понес он в поле обед жнецам. И худо стало ребенку, и он закричал отцу: “Голова моя! Голова моя!” Отнесли мальца домой к матери, и он лежал у нее на коленях, и похолодел телом и к полудню умер. И отправилась она в Кармель, где жил человек Божий, и поведала ему о горе своем. И Элиша, не медля, двинулся в путь, и, придя в Шунэм, положил мертвое дитя на постель, на которой сам когда-то ночевал, и приложил свои губы к устам покойного и оживил его. И мальчик встал, чихнул семь раз, и открыл глаза и стряхнул с себя смерть! Вот какие добрые дела и чудеса творил пророк Элиша!

– Я прежде не слыхала замечательной этой истории, почтенный Одед, – сказала Аталья, – вспоминаю, однако, мать говорила, что в поле от жаркого солнца у ребенка иной раз раскалится голова, и он впадет в странное забытьё, и члены его остынут: ни дать, ни взять – умер! А знающий человек согреет похолодевшего своим дыханием, и тот восстанет ото сна!

– Аталья, ты приземленностью своею рада умалить заслугу человека Божьего, – заметил Одед, – и диво дивное перетолковала как целителя сноровку. Что ж, и это уж не худо. Но ведь, жена старика по слову Элиши понесла и родила! Это ли не чудо?

– Э-э-э-э… Право, не знаю, что и сказать, – пряча улыбку, ответила Аталья, – мир полон таких чудес. Вот ежели бы ты не упомянул про юношу, сопровождавшего Элишу…

– Ах, грязные твои мысли! – в сердцах воскликнул Одед.

– Я не обижаюсь. Есть у тебя еще истории о добродетелях Элиши?

– Довольно на сегодня!

– Тогда я расскажу о нем кое-что, тебе, возможно, известное. Как-то раз брел Элиша по дороге, а навстречу ему выскочили мальчишки и давай дразнить: “Плешивый, плешивый!” А он и в самом деле лысый. Очень осерчал пророк на детей и проклял их именем божества вашего. Не удивительно, что вышли тут из лесу две медведицы и на глазах у человека Божьего растерзали сорок два мальчика.

– Да, случилось такое. Думаешь, нет у меня слова в защиту пророка? Да будет тебе известно, Аталья, что покуда Элиша не очистил источники в городе Ерихо, эти мальчишки продавали чистую воду жителям, чем и кормились. Когда увидали они Элишу, то захотели успокоить доброго Божьего человека, мол, хоть мы и лишились заработка, но не умерли с голоду. Потому кричали они: “Мы живы, мы живы!”, а Элише послышалось “Плешивый, плешивый!”. Однако не было вокруг ни медведей, ни леса. Но пророк сотворил и то и другое, показав чудодействие силы своей. Впрочем, гневлив был Элиша чрезмерно.

– Ты одобрял меня за то, что не отрицала заслуг Элиши, а я воздаю тебе хвалу за признание изъянов его.

– Ах, Аталья! Что толку в похвалах, коли над Иудеей великая угроза нависла. Болтливость не по сану моему, но, надеюсь, веришь мне. Обуздай Ахазью, чтоб не шел греховным путем брата твоего Йорама. И сама умерь пыл свой созидательный. Ты знаешь, что я имею в виду. Береги себя, сына и страну.

Со словами этими ушел опечаленный Одед. А Аталья осталась наедине с собой и невеселыми думами. Тревожно живется тому, кто хочет благоденствия.

Глава 11 Несчастья чередой

1

“Доколе преступлениям против Господа нашего безнаказанным оставаться? – риторически вопрошал сам себя пророк Эльяу, и горела душа его от боли, гнева и жалости, – сколь еще народу-избраннику терпеть языческую мерзость владык своих?” Он копошился в памяти: дело Навота, дружба с языческими царствами, совращение безбожием, возведение капищ идолопоклонства. “И вот, назревает худшее, – возвышал голос пророк, – чума поползла из Израиля в Иудею!”

Начавший путь в сомнениях кончит его в уверенности. Эльяу все более утверждался в мысли, что конец произволу близок, а виновников ждет суровая расплата. Убежденность пророка была подсказана ему той очевидной реальностью, что с ним Бог. Терпение Всевышнего небеспредельно, и вещими устами своего посланца на земле Он сметет кривду.

Эльяу стар, ему нужна опора и продолжатели. Он не одинок. Десятки, сотни верных учеников воспитал он, и лучший из них – Элиша. Вот кому он передаст факел! К счастью для народов Израиля и Иудеи, мыслили в унисон Господь и пророк Его. И услышал Эльяу голос тонкой тишины, глас Всевышнего: “Помажешь Элишу вместо себя, воеводу Еу помажешь на царство в Израиле…”

О выдающемся ревнителе веры – полководце Еу – речь впереди. А пока, не теряя времени, Эльяу отыскал Элишу, дабы передать ему волю Господа и приготовить питомца к исполнению великой миссии. Элиша как раз пахал землю, правя парой волов. Услыхав речи наставника, он зарезал животных, сварил их мясо, раздал людям, и они ели. А потом ученик последовал за учителем и стал служить ему.

Подошли к концу дни земной жизни пророка Эльяу. Вот, шагали вдвоем по чистому полю воспитатель и воспитанник, и старший сказал младшему, что настало время прощания. Тут слетела с небес огненная колесница, запряженная огненными конями. И взошел Эльяу на место возничего и вихрем унесся в лазурную высь. И сбылось самое сокровенное желание Элиши – вошел в него дух Эльяу.

Теперь ученику самому везти воз перемен. Один из наказов Бога свершился – Элиша заместил Эльяу. Очередь за помазанием нового царя Израиля. Пророк принялся обдумывать план коронования благочестивого военачальника Еу, коему выпала судьба занять престол Йорама, неугодного борцам за истину на земле.

“Путч? Переворот? Пожалуй… – рассуждал Элиша, – а какова будущность низложенного монарха? И что станется с родней и единомышленниками его? Легче изменить сразу многое, чем что-то одно. Дни покажут, как удивительно просты и надежны ответы на вопросы. Ради торжества высокого вечного духа долг мой принести в жертву низкую бренную плоть!”

2

Первосвященник Одед не раз и не два остерегал Аталью от гнева израильских пророков, коих одержимость не знает границ. “Уйми языческую прыть свою, люби Иудею иудейскую, образумь брата и сына – царей недалеких – береги их шкуру и о себе помни!” – так говаривал он сестре и матери монархов. Отчасти Аталья верила словам доброхота, но больше подозревала в них своекорыстный расчет.

Когда же Эльяу вознесся на небо, и место его на земле занял менее экспансивный, но более предприимчивый Элиша, то очевидно стало Одеду, что великие перемены не заставят себя долго ждать. Предвидя направление грядущих событий, он желал знать их конкретность. Поэтому он обязал вездесущего Матана вынюхивать, выведывать, выуживать и доносить. Такое же задание служитель храма получил от владычицы своей судьбы Атальи, которую Одеду удалось заразить тревогой. Угождать двум господам Матану не впервой.

Как всегда безупречно и профессионально исполнив поручение, уведомитель вернулся в Иерусалим с полным коробом важнейших новостей. Первым делом явился к Аталье, ибо дворцовые клещи жмут больнее храмовых. К удивлению своему застал Одеда, беседующего с Атальей. Лица обоих тревожны. Матан растерялся – что и кому говорить? Они выручили его, нетерпеливо крикнув одновременно: “Выкладывай все без утайки!”

– Военачальник армии Йорама небезызвестный Еу коронован на царство! – выпалил Матан, начав с конца.

– Я ждал чего-то в этом роде! – воскликнул Одед.

– Где мой сын Ахазья? – трагически вскричала Аталья.

– Я с ним столкнулся по пути, остерег ехать в Шомрон, где катаклизмы неизбежны, просил вернуться в Иерусалим, – попытался Матан успокоить сердце матери.

– Он внял увещеваньям? – вновь возвысила голос Аталья.

– Уверен – да! Он благоразумен, как и мать его, – подольстился Матан.

– О, боги, спасите Ахазью! – утерла слезы Аталья.

– Где короновали Еу? – спросил Одед.

– В Рамот-Гилад, там армия Йорама расположилась.

– Законный царь Израиля где пребывает? – продолжил Одед.

– Йорам залечивает рану в Шомроне, – ответил Матан.

– Бедный брат мой, что ждет его… – простонала Аталья.

– Угадываю дальновидный ум и длинную руку славного нашего Элиши! – изрек Одед, пряча глаза от Атальи, – какие подробности тебе известны, Матан?

– Ты прав, долга рука пророка, да он к ней еще сустав прибавил, – сказал Матан, – сам Элиша не участвовал в помазании, уполномочил ученика.

– Оно и понятно! – заметила Аталья, – вдруг дело не выгорит? Как-никак имя поставлено на кон!

– Излагай дальше, Матан, – бросил Одед.

– Ученик Элиши явился в Рамот-Гилад, – продолжил Матан, – и видит, сидят пред ним широким кругом военачальники, и он призвал Еу, и уединился с ним, и вылил ему на голову елей и сказал: “Следуя речам Господа, кои вложил мне в уши пророк, я помазал тебя, дабы стал ты царем над народом Израиля!” Произнеся роковые слова, посланец Элиши спешно отворил дверь и скрылся.

– Что прочие военачальники? – спросил Одед.

– Приветствовали нового царя и затрубили на радостях в шофар, – ответил Матан.

– Низкие предатели! – вскричала Аталья, – а ведь не раз я указывала Йораму, что скупится он на мзду ратным командирам – корыстолюбцам этим мошна нужнее родины!

– Предатели? Корыстолюбцы? – возразил Одед, – или поборники истинной веры нашей, что не приемлют идолопоклонства и Бога боятся? Что скажешь, Аталья?

– Кто теперь защитит брата от изменника Еу? – воскликнула Аталья, не ответив на замечание первосвященника, которое показалось ей праздным.

Сообщивши известное ему, Матан убрался восвояси. Аталья и Одед сидели молча, глядели друг на друга, каждый думал о своем. Тревога и страх вошли в сердца обоих.