Царица Аталья

Звенели в ушах Атальи материнские слова: “Своего Ахазью береги!”. Не исполнила наказ, потеряла дитя. Велика скорбь утраты, но есть несчастье похуже: сын жизни лишился. Все думала о прошлом. Не вернуть Ахазью – вот мысль, горше которой нет.

“Порученец небес истребил род мой, – размышляла Аталья, – разве не в праве я ответить мерой на меру? Ведь в руке моей младенцы, потомки тех, кого убийца Еу мыслит наследниками трона, у Ахазьи отнятого. Я знаю, не правосудно оставлять преступление без последствий, но не свершу я праведную месть. Прибавлю еще одну несправедливость к несчетному числу их на земле. Сердце не дозволит умертвить невинных крошек. Раз пощадила деток и опять не трону. Теперь я сожалею, что подстрекнула мужа на убийство братьев”.

3

Тревога снедала душу Одеда, росла день ото дня. “Трон Иудеи пуст, – думал первосвященник, – случись нашествие врага, бунт внутри страны иль битва за власть в Иерусалиме – и беда неминуема. Аталья больна. Наследники в пеленках. Сохрани Господь от братоубийственной войны с Шомроном, а свирепый Еу непредсказуем. Как умиротворить Богом данного героя?”

Незавершенность цели наущала Еу на продолжение подвигов. Гонец новоиспеченного монарха Израиля примчался в Иерусалим и предал весть: царь направляется в Иудею для беседы с первосвященником. Одед в сопровождении свиты коэнов вышел за ворота столицы встречать почетного визитера. В голове его готов был обоюдоприемлемый план.

– Мир ли на уме у тебя, премудрый главный коэн? – спросил Еу приблизившегося Одеда.

– О, вершитель воли небес на земле, государь и славный воин! Что может быть на уме у первосвященника храма иудейского? Да разве знаток Писания замыслит недоброе? Мир, и только мир в сердце моем! – достойно ответил Одед.

– Тогда взойди на колесницу, нам есть, что обсудить с глазу на глаз.

– Тебе приготовлена подобающая монарху встреча. Будь добр, Еу, проследуй за мною в храм.

– Не имею досуга. Дела государства первее потехи тщеславия. Давай руку, Одед, и поднимайся ко мне.

– Скромность царя – пример подданным! – сказал Одед, усаживаясь рядом с Еу.

– Я скромен? Еще скажи, что кроток! Оставим любезности и перейдем к делам. Я истребил мечом язычество в Израиле, а в Иудее распускаются цветы зла. Согласен ты со мной, Одед?

– Увы, ты прав.

– Малолетние сыны убитого мною Ахазьи и других детей покойного отца его – вот скрытая угроза нашей вере.

– Увы, ты прав.

– Неизбежно уничтожить их!

– Увы, ты прав.

– Но младенцы эти – потомки царя Давида, а Богу угодно хранить династию. Как быть, Одед мудрейший?

– Мы не должны оставлять в живых возможных будущих вожаков идолопоклонства и не имеем права оборвать священный род Давида. Однако дилемму можно разрешить. Ты тайно подошлешь в Иерусалим отважного бойца, и он зарежет младенцев. А я позабочусь о спасении одного из них. Вырастим, воспитаем и помажем на царство.

– Спросят, кто погубил невинных крошек? Каков ответ?

– Ты уничтожил царский род Атальи. Стало быть, естественно ей отомстить, воздавая той же монетой, и истребить дом Давида. Правдоподобно? Я устрою так, чтобы толкование сие закрепилось в Святых Книгах.

– Придумано отменно. Сразу видно просвещенного знатока Писания!

– Ты предлагал отбросить любезности, не так ли?

– Так! Теперь о другом. Худо, что слишком долго нет царя в Иудее – это чревато!

– Возведу на престол Аталью!

– Баба станет править иудейским царством? Да еще неиудейка! Все ли ты взвесил, мудрейший?

– Смирись, Еу. Она – меньшее из зол. Подрастет сынок Ахазьи, и станет царем. А от Атальи я избавлюсь. Возможно, твоим манером.

– По рукам, Одед. Да поможет нам Господь – ведь Его волю мы исполняем!

– С нами Бог!

4

Аталья поправлялась. Душевная рана болела, но, кажется, затягивалась понемногу. Почти ежедневно навещавший больную Одед начал атаку. Он уговаривал Аталью надеть корону – опасно оставлять страну без царя во главе.

“Да ведь я же женщина! И больна, и горе в сердце моем – какая из меня царица?” – возражала Аталья. Но Одед не отступал: “Не рискуй судьбой любимой тобой Иудеи! Никто лучше тебя не сохранит мир в стране, никому не суметь избежать войн с соседями, и, между нами говоря, дорогая Аталья, только ты сможешь удержать безумного Еу от соблазна братоубийственной войны! Конечно, женщина на троне – факт неотрадный, но подрастет наследник из мочащихся к стене и сменит тебя! Соглашайся, Аталья, ведь на поверку ты будешь скорее регентша, чем монархиня, зато царский титул увековечит имя твое!”

Возымели действие льстивые речи, и Аталья уступила. Решению помогла перемена, случившаяся в сердце ее – страдание о смерти сына сменилось мукой от мысли о смерти его, и не по силам была ей мука эта. Не умела она, как Изевель, страстно любить и пронзительно горевать.

“Я еще не стара, – размышляла Аталья, – хочу делом жить, а не горем доживать. Поцарствую лет пятнадцать, глядишь, успею отмыть страну от пятен черной веры. Пока внучек подрастет, Иудея расцветет!” Намерениями своими Аталья не делилась с Одедом, равно как и он держал от нее в тайне сговор с Еу.

Одед помазал на царство женщину. Итак, Аталья – царица Иудеи.

Только взошла Аталья на трон, как Одед исполнил еще одну часть уговора с Еу, тайно впустив в Иерусалим монаршего посланца, и тот зарезал младенцев. Обливавшуюся слезами Аталью первосвященник утешил известием, что жене его удалось спасти от ножа одного из крошек – маленького Ёаша, сына Ахазьи.

“Дитя будет воспитываться в храме, – сообщил Одед царице, – ибо только там удастся уберечь единственного наследника от руки лютой судьбы. В доме Господа не посмеет лиходей совершить злодеяние. К несчастью, ты не сможешь встречаться с мальчиком – ведь тебе, как неиудейке, вход в храм заказан”. А про себя подумал, мол, благодарение Богу, она не сумеет отравить ум ребенка ядом язычества. Одед не запамятовал данного Еу обещания и позаботился о разумном толковании событий в Святых Книгах.

5

Взойдя на трон, Аталья энергично принялась за труд обновления среды духовной и среды предметной. Фундамент существовал. После смерти Иошафата, мир праху покойного, сын его Йорам, за ним внук Ахазья, да и сама Аталья по мере скромных сил своих – все они старались закрепить языческие понятия в головах людей зажиточных и служивых при царском дворе. И в пику храму даже молельный дом был выстроен, и паства собиралась в нем.

Как обычно, пригодился Матан. Он был снаряжен в далекий Египет – отыскать доку во всевозможной инженерии, соблазнить его славным кушем и привезти в Иерусалим, дабы возглавил возведение разного рода построек.

Матан прибился к купеческому каравану, возвращавшемуся на родину, и не терял в пути времени даром и перенял от попутчиков речь египтян. Нужный человек отыскался в прекрасном городе под названием Ноф. Место это известно было множеством построек и еще большим числом незанятых созидателей. Честолюбивый зодчий, Зор его имя, охотно отправиться в Иерусалим, и Матан вновь употребил с пользой дни скучной дороги и выучил будущего градостроителя своему языку.

Царица Аталья уделила молодому цветущего вида египтянину комнаты в дальнем флигеле дворца, затем познакомила Зора со своими проектами.

Во-первых, украсить дворец, добавить сверху этаж, разбить новый сад вокруг и устроить бассейн для золотых рыбок – пусть будет красиво, как в Нофе.

Во-вторых, в нищих кварталах Иерусалима выкапать колодцы и соорудить водоводы, чтобы поля и виноградники хорошо плодоносили, и нынешние оборвыши превратились бы в зажиточных виноделов, мукомолов и хлебопеков, а самые сметливые занялись бы ремеслом, и вчерашние голяки стали бы продавать вино, хлеб и изделия рук своих, и богатели бы и платили бы налог в казну.

Зор пришел в восторг от замыслов царицы, но в одном усомнился: откуда возьмутся рабочие руки? “Рабов в Иерусалиме до смешного мало, – заметил Зор, – совсем не как в благословенном Нофе, а простонародье предпочитает черному труду пение в храме. Если и появится какой излишек от первенцев стада или плодов земли, не принесут его на рынок, но принесут в жертву небесным и земным обитателям того же храма!” Аталье понравилась наблюдательность Зора, и она ответила ему, что они поделят меж собой обязанности: ее дело отучать, а его – обучать. Помедлив, напомнила, мол, за щедрую мзду и служба должна быть хороша.

Аталья велела отрокам из состоятельных и благородных семей собираться у нее во дворце по вечерам, дабы овладевали чтением и письмом. Прежде юнцы эти в храме вытверживали молитвы на слух. Теперь царица заставляла трудится их глазами и руками. Вскоре она обнаружила у некоторых питомцев рвение и способности к наукам. За уроком Атальи следовало занятие Зора. Он выбирал быстрых умом школяров и обучал их цифрам, счету, землемерию, орошению, знаниям о всяких постройках. Этого требовала от него дальновидная царица, желавшая воспитать в Иудее собственных знатоков и мастеров.

Аталья и Зор трудились много и сообща, увлеченно и самозабвенно. Разве труд бок о бок и единомыслие не родят дружбы? Теперь возьмем в расчет, что Аталья – женщина нестарая, очень одинокая, и, конечно, тоскующая по ласке. Зор – мужчина молодой, полный сил, холостой и, несомненно, обуреваемый стремлениями, чем-то схожими с тоской Атальи. Со временем тесное сотрудничество приобрело романтическую окраску. Аталья тайно навещала Зора в его отдаленном флигеле. Этот малозначительный для истории земли Ханаанской факт остался бы безвестным, если бы ни одно несчастливое обстоятельство.

Раз на рассвете вездесущий Матан увидал Аталью, украдкой пробиравшуюся от Зора в свою скучную опочивальню. Она же не заметила соглядатая. Прежде будущность Матана была в руке Атальи безраздельно, а теперь ему стал известен секрет, порочащий владычицу его судьбы, и он подумал, что они равно опасны друг для друга, и страх его улетучился.

Похоть затмила разум. Матан рассудил, мол, чем он хуже египтянина? Как бывало когда-то, он вновь стал бросать на Аталью смелые взгляды, а однажды, употребив для храбрости кружку молодого вина, обнял ее за талию и попытался поцеловать.

Гнев царицы был страшен. “Негодяй! – вскричала Аталья, – ты червь, а я монархиня! Ты, кажется, забылся, убийца братьев Йорама! Сей момент я кликну стражу! Самец! Я прикажу оскопить тебя!”