Царица Аталья

Последние слова Атальи низвергли Матана на колени. “О, госпожа, пощади! – взмолился он, – минутное затмение ума со мной случилось! Смилуйся, только не это!”

Вечно попираемая мужчинами, Аталья с приятностью осознала женскую силу свою. “Прощу на сей раз. Теперь убирайся! – скомандовала, – похоже, для кобелиного отродья есть вещи дороже жизни… – подумала, – однако, отчего он вдруг осмелел? Уж не прознал ли наш с Зором секрет? Каков наглец! Коня куют, а жаба лапу подставляет!”

Спасшийся от худшего, но уязвленный до дна нутра своего, Матан из мести стал доносить Еу об успехах Атальи.

6

Шел седьмой год царствования Атальи. Победы ее замыслов были очевидны. Она надеялась удержаться на троне еще столько и полстолька. “Когда коронуют Ёаша, – рассуждала царица, – он увидит совершенно преображенную Иудею и, конечно, продолжит деяния, славно начатые его бабушкой!” Аталья не имела права входить в храм и видеться с внуком, но не сомневалась, что очевидность прекрасной новизны сильнее подействует на будущего молодого монарха, нежели догмы, рьяно внедряемые храмовыми коэнами в его юную голову.

Первосвященник Одед был чрезвычайно обеспокоен новшествами. Он страшился того, на что уповала Аталья. Достижения царицы серьезно угрожали авторитету веры, храма и его самого. И без того Одед не был уверен в надежности одержимого Еу, теперь же, когда новоявленный царь Израиля узнавал из уст Матана о всяком сдвиге к язычеству в Иерусалиме, у главного коэна появились основательные причины опасаться нападения Еу на Иудею. Встречаясь с Одедом, правоверный Еу не скрывал своего отвращения к нововведениям Атальи и всякий раз указывал первосвященнику на позор иудейский – баба на троне! С тяжелым сердцем Одед решился на решительный разговор с монархиней.

– Мир тебе, владычица Иудеи, и земле, подвластной воле твоей – мир! – изрек вошедший первосвященник.

– Мир и тебе, славный поводырь народа! – ответила царица, поудобнее устраиваясь на троне.

– Сдается мне, что ипостась вожатого ты мало-помалу похищаешь у меня!

– Ах, ты преувеличиваешь, мудрый Одед, – с притворной скромностью заметила польщенная Аталья.

– Не преуменьшить бы! Скажи-ка, каково это – восседать на престоле царском? Помнишь, как я трудно уговаривал тебя? Не сожалеешь?

– Повелевая и уничижая чужую волю – я упиваюсь наслаждением. Это – откровенно.

– Это откровенно ты шутишь надо мной. Не такой тебя я знаю. Ты бескорыстно творишь добро для подданных своих!

– Бескорыстно? Похоже, ты тоже не враг шутейства. Однако, что кроме забавы привело тебя во дворец, Одед?

– Спрошу кое о чем. Надеюсь, не убудет твоя откровенность. Зачем ты превращаешь бедняков иерусалимских в виноделов и мастеровых?

– Чтоб трудились, богатели и платили налог в мою казну. Как видишь, я прямодушна и сребролюбива!

– Однако, Аталья, к работе побуждая, ты алчность пробуждаешь. Труд крадет время у молитвы, плотское теснит духовное. Люди обжигают горшки, а в храм не идут. Я возвышаю дух, ты – понижаешь. Дорога вверх одолевается непросто, путь вниз – легкая прогулка. Вот корень зла успеха твоего!

– Отчасти я согласна с тобою. Но разнятся наши понятия о благе и о пользе.

– Аталья, ты принялась учить юнцов вещам, чуждым Святым Книгам, – воскликнул Одед, сердясь все более, – избыток разумения марает помыслы, отвращает от храма и от Бога! Тропа многознайства заводит в болото сомнений – худшего свойства ума. Я теряю приверженцев!

– Ты прав по-своему, Одед. Следует из ваших Книг, что знание есть первый и первейший грех. Кара за съеденное яблоко – изгнание!

– Намек прозрачен, но неуместен. Корона добавляет дерзости, не проницательности. Дела твои размывают убеждения моих прихожан!

– Убеждения – темный лабиринт!

– Оставим темную для тебя материю. Разумеешь ли, что, сея семена язычества, ты Иудее вред чинишь?

– Отнюдь! Вред от поклоненья идолам куда как меньше пагубы вашей веры!

– Бесполезен спор, коль нет ни в чем согласья. Вернемся к общей точке. Ты любишь Иудею и хочешь пользы ей. В этом я с тобой. Прими в расчет, Матан доносит царю Израиля о достижениях твоих. Еу, лютый враг язычества, не остановится ни перед чем. Тебе ль не знать его повадки? Ты подвела нас к краю пропасти братоубийственной войны!

Сказавши это, возбужденный собственной правотой первосвященник покинул дворец. Стало очевидно ему, что промедление недопустимо. Он ни в чем не убедил Аталью, но, как всегда ему удавалось, страх вселил в нее. Она принялась тяжко думать, однако, он действовал быстрее, чем она соображала.

7

На утро следующего дня Первосвященник Одед облачился в парадные одежды и велел нарядить принца Ёаша. Мальчика ввели в храмовую залу, и вслед за ним туда вошел Одед, держа в одной руке сосуд с елеем, а в другой – царскую корону. Он окропил маслом голову ребенка, возложил на нее золотой венец и объявил семилетнего Ёаша монархом Иудеи. Стоявшие вокруг коэны и левиты принялись рукоплескать и кричать, что есть мочи “Да живет царь!”

Возгласы ликования донеслись до дворца, и услыхала их Аталья и поняла, что свершилось непоправимое. Словно безумная бросилась она к храму, влетела в залу и увидала пред собой малолетнего внука, красного от смущения. В отчаянии Аталья упала лицом на пол, и слышали близстоявшие, как хрипела она “Заговор, заговор…”

“Покинь храм, Аталья! – крикнул Одед вчерашней царице, – запрещено тебе тут находиться!” Охранники помогли ей встать, вывели во двор. Первосвященник был смущен. Как поступить с нею? Он должен исполнить взятое перед Еу обещание, но язык не поворачивался отдать роковой приказ.

Матан пришел на выручку. Увидел, что Аталья потеряла власть и силу, и молнией кинулся к отверженной. Выхватил из-за пояса знакомый кинжал и вонзил ей в сердце. “Ты клеветала, унижала, глумилась! О, торжество и радость мести!” – в исступлении кричал он, глядя в бескровное лицо. Нет, не такого сладострастия он вожделел, но и сие мгновение – награда многоценная!

Эпилог

Героические подвиги шомронского монарха Еу неизбежно сказались на обстоятельствах его страны. Он убил язычницу Изевель, и это деяние остановило сотрудничество меж Цидоном и Израилем. Охладел пыл добрососедства с Иудеей, ибо северный венценосец умертвил царя Ахазью и возненавидел царицу Аталью.

Истребляя внутренних врагов, Еу лишал себя силы против недругов внешних. Он сдался на милость Шалмансара, правителя Ашура, и принужден был покинуть союзников в войнах с ассирийцами. Да и владыка Дамаска не преминул воспользоваться немощью соседа и стал докучать Израилю хуже прежнего.

Сразу после возведения на престол малолетнего Ёаша и убиения Атальи, с корнем было вырвано язычество в Иудее. Верноподданные слуги Господа снесли храм Баала, жрецов убили, идолов сожгли. Первосвященник Одед покончил с неугодными Богу начинаниями Атальи. Египтянин Зор вернулся на родину в свой процветающий и неправедный город Ноф.

Поскольку Ёаш был мал, правил за него Одед. То были прекрасные дни для храма Господня. Не скупился первосвященник на поправку, починку, отделку и прочие улучшения. А если кто из коэнов ошибался, направляя в облыжное русло пожертвованное храму серебро, то Одед и юный царь ставили ему на вид случайную оплошность.

Главный коэн отдал в руки правосудия цареубийцу Матана. Назначенная кара была столь же суровой, сколь и справедливой – казнь путем побивания камнями. Матана подняли на скалу для свершения приговора. В последнем вожделении мести обреченный оглашал тайны двора, но зрители не верили, полагая его утратившим рассудок. Вопреки гуманному обыкновению Одед запретил давать смертнику чашу с дурманящим питьем.

Увы, летописцы истории и вероучители с ними заодно слишком скупо описали житие монархини Иудеи. Нам, потомкам, не известно даже место захоронения царицы Атальи.

Обложка оформлена автором с использованием стандартных средств Word.