О российской истории болезни чистых рук

А если действительно уж взять да более чем прискорбно о том призадуматься, а за что это, собственно, Льва Николаевича Толстого от церкви некогда отлучили?

Человеком он был вроде бы религиозным и праведником слыл, с какой ты только стороны на него не глянь, а надо ведь отлучили его, да еще и анафему ему в газетах повсюду объявили.

А может, все-таки было за что?

Та церковь не была под тотальным гнетом, как есть пропитанного бедовыми догмами самого так светского государства во всем этом мире, а потому кого канонизировать (как оно было при вдруг столь внезапно прозревших большевиках с Николаем кровавым) а кого от церкви отлучать она тогда решала вполне вот полностью исключительно самостоятельно.

41

Лев Толстой, гениальнейший писатель, однако это именно он человек во многом разрушивший российскую государственность и все это в одну лишь разве что угоду призрачным никогда на деле нисколько и не существовавшим нравственным и философским принципам, мнимо и волшебно полностью так до конца справедливого общественного бытия.

А между тем если взглянуть критически на его слова о хозяйствовании, то уж непременно получается полнейшая чушь, а отчасти и призыв к самой до чего бессмысленной утопической анархии.

Ну, никак не может ни быть у чего-либо по всей уж сути своей вполне этак полноценно развитого того, значит, самого день и ночь обо всем пекущегося хозяина, а иначе какое-либо важное начинание попросту сразу зачахнет, прямо ведь совсем на корню.

И именно тот, кто в каком-либо деле наиболее главный, попросту непременно должен от всего этого действительно иметь, как можно поболее всякого и всевозможного весьма уж разнообразнейшего удовольствия.

А если бы Льву Толстому столь и впрямь упоенно сладостно захотелось весьма позитивно приподнять уровень сознательности у никак совсем-совсем попросту и незнакомого, буквально-то со всякою грамотой народа, то ведь на что-либо подобное и целого века еще оказалось бы, в принципе, явно так несколько еще весьма и весьма маловато.

А тем паче, столь немыслимо далеко было до этаких «великих свершений», той жалкой от всей ее детской наивности безнадежно абстрактной вере многих отнюдь не худших людей в то самое расплывчато беспутное и пресловутое «светлое будущее».

А между тем багрово красное зарево революции на самом деле означало никак не зарю, а закат всего того вполне безыдейно цивилизованного и истинно человеческого.

Поскольку для того, чтобы оно действительно некогда наступило, нужно было некоторое просветление почти во всех головах, ну а если мозги злобных и бессердечных угнетателей разом бесхозно увидят весь белый свет, то тогда довольно вскоре на их веками ласково обсиженное место тут же усядутся их безжалостные грубые убийцы.

И именно тогда сколь непременно станут они, куда только многозначительно большими кровопийцами, сладостно жирующими на кровавом поту трудового народа.

И это все при том, что именно чьи-то идеалистически демагогические рьяные воззрения и оказались к тому одним лишь вовсе-то никак и близко не лишним подспорьем.

Причем то, что все это именно истина очень так четко можно почувствовать в вечно живых речах человека тоже ведь в молодости переболевшей детской болезнью левизны по определению Ильича.

Михаил Пришвин «Дневники».

«Главное, я глубоко убежден, что все эти земледельцы наши, пашущие в год по десятине земли, понятия не имеют о настоящем земледельческом труде. И жажда их земли есть жажда воли и выхода из тараканьего положения. Наши красные министры понятия не имеют, как мало пахнет тут социализмом и какое во всем этом деле совершается насилие Интернационалом. Соберется теперь этот интернациональный идол и наши скажут иностранным социалистам: «Вы только думаете, а вот у нас уже сделано, вся наша огромная страна принесена в жертву вашей идее, последуйте нашему примеру». – «Дураки, – скажут иностранцы, – вот уж правда: заставь дурака Богу молиться, он лоб расшибет».

42

И ведь ясно почему!

Никак то вовсе именно неизбежно, что это как раз те крайне недалекие «победители» всего того безбрежного общественного зла довольно вскоре и приобретут от хитрых недобитков старого прошлого все те некогда безмерно ужасавшие их самих черты и свойства нисколько не взаимовыгодных отношений с безропотной и безмолвной (без всякой подпитки извне) людской массой.

Но и это еще не все!

Те, кто пришли к власти невинной кровью себя, замарав, а не по исконному праву всего своего благородного звания, уж оказались на самой вершине могущества, совсем так никак не смогут спать спокойно, пока все вокруг них буквально-то разом не задрожит от абсолютно безудержного, ежечасного страха.

43

Ну а кроме того слепая покорность есть наиболее благонадежный залог той еще истинной уверенности в своем завтрашнем дне со стороны буквально всякого того, кто совсем ничего вовсе толком не ведает в том самом вполне ведь безупречно разумном и праведном управлении экономическими рычагами, приводящими в движение большие государственные механизмы.

Да мало того, он к тому же явно окажется, вооружен совершенно нежизнеспособной теорией, которую ему в том самом безумно неистовом полупринудительном порядке еще обязательно доведется стоически воплощать в жизнь, даже если кому-либо все это не слишком улыбалось раз пожар революции, еще пока не принял те самые всеобъемлющие, буквально-таки вселенские масштабы.

44

То, что все вышеизложенное и есть самая истинная и доподлинная правда далеко не всем будет дано хоть сколько-то действительно осознать и понять, даже и в ретроспективе тех самых до чего давно ныне изживших себя времен.

Да нет, им вполне естественно было бы, куда и впрямь значительно лучше, да и удобней попросту так все то былое разом объявить тяжкой ошибкой, неудачным экспериментом, ложной не оправдавшей себя концепцией, а тем столь до чего только старательно сгладить буквально все неизменно имеющееся острые и колючие углы.

Заодно еще можно объявить во всеуслышание, что размеры зверств были чрезвычайно кое-кем вполне сознательно, преступно преувеличены ради одного только красного словца.

Ну а тем и всю ту былую грязь разом смести под великодержавный коврик столь некогда славной советской империи, да и вновь возмечтать о свержении сходу уж возродившихся в точности тех, что и в былые времена беспринципных кровопийц и тиранов.

А между тем Марк Алданов в его книге «Бегство» столь так наглядно предрекает бесславное будущее совершенно обезглавленного государства, потому что Россия и вправду была злодейски лишена всякого своего здравого ума, и надо ведь на месте головы во все те времена хитромудрого большевистского правления неизменно восседала царствующая династия задорно «ухмыляющихся задов».

45

Помнится, еще средневековый английский король Генрих I как-то промолвил, «Необразованный король подобен коронованной заднице»!

И в этом он был абсолютно прав, а надо бы вспомнить, что большевики были сплошь и рядом народ нисколько и близко необразованный или максимум недообразованный.

Нет, для времен Генриха I очень даже образованный, да только те былые времена, несомненно, успели стать не просто историей, но и историей древней никак не имеющей ровным счетом какого-либо существенного касательства ко всему тому дню сегодняшнему, да точно в той же мере и к тому сколь отчетливо позавчерашнему политическому климату.

Ведь за многие прошедшие с той эпохи столетия столь немало чего успело действительно более чем всерьез зрело преобразиться во всех тех самых разнообразных аспектах общественного бытия.

А потому в эти наши новые времена правителям должно было суметь не только грамотно писать и бегло читать, но еще и досконально правильно понимать прочитанное безо всякого надменного пустоголового краснобайства, как и совершенно заплесневевшей безграмотности, во всем, что вовсе никак не касалось науки метания икры никчемных и воинственно гиблых словопрений.

Марк Алданов «Бегство».

«„– …Возьмите учебник истории“, – говорил холодно Браун, – лучше всего не многотомный труд, а именно учебник, где рассуждения глупее и короче, а факты собраны теснее и обнаженнее. Вы увидите, что история человечества на три четверти есть история зверства, тупости и хамства. В этом смысле большевики пока показали не слишком много нового… Может быть, впрочем, еще покажут: они люди способные. Но вот что: в прежние времена хамство почти всегда чем либо выкупалось. На крепостном праве создались Пушкины и Толстые. Теперь мы вступили в полосу хамства чистого, откровенного и ничем не прикрашенного. Навоз перестал быть удобрением, он стал самоцелью. Большевики, быть может, потонут в крови, но, по их духовному стилю, им следовало бы захлебнуться грязью. Не дьявол, а мелкий бес, бесенок шулер, царит над их историческим делом, и хуже всего то, что даже враги их этого не видят».

46

И только в последнем писатель Алданов был несколько все же неправ – не видят или попросту совсем не желают чего-либо им неудобного хоть сколько-то действительно примечать это вовсе ведь совершенно разные вещи.

Например, совсем уж нисколько не захотеть где-либо чего-либо и вправду узреть можно вот в том числе и из сурового чувства явной вины перед всем своим народом ни столь давно еще во всем заклейменного сущим проклятием вездесущего крепостничества…

Вот как описывает данные события Владимир Федюк в его книге «Керенский».

«Керенский принадлежал к тому поколению, которое историк В. О. Ключевский назвал поколением, вскормленным крепостными мамками. Это породило у значительной части его представителей непреходящее чувство вины перед народом».

А между тем в самом доподлинном смысле, то ведь скорее было чувством вины перед всей той Западной Европой за всю свою, значит, более чем крайне отсталую российскую средневековость.

Можно подумать, что значительно большая цивилизованность кому-либо той еще истинно ведь самой настоящей совести навек прибавляет, а между тем нечто подобное подчас с точностью до наоборот, именно ее весьма уж весомо и убавляет.

Вот чего пишет об этом, пусть и несколько тенденциозный, а все-таки исключительно крайне интересный, как и во многом вполне естественно, объективный автор Николай Стариков в его книге «Преданная Россия. Наши „союзники“ от Бориса Годунова до Николая II»

«Одна лишь Россия искренне уверовала в эту смесь религии и права, и сделала ее целью своей политики. Туманная и неясная редакция акта „Священного союза“ допускала всевозможные толкования относительно формы оказания помощи, чем не замедлили воспользоваться европейские правительства. Помощь же могла потребоваться обширная и весьма скоро – в Европе в тот момент „тлели“ революционные угли во многих местах. Подписание акта „Священного союза“ привела к тому, что Россия превратилась в бесплатную „пожарную команду“, абсолютно добровольно заливающую чужие „пожары“ своей кровью».

47