Пашня. Альманах. Выпуск 4

– Значит, поездом.

– Ага, шесть суток в плацкарте, – он запнулся. – Вот. Ну давай, рассказывай ты. Я хочу, чтоб ты рассказал.

Илья пожал плечами.

– Не знаю, что, – произнес он. – Спрашивай.

– И я не знаю, – сказал мужчина. – Черт. Сюда ехал, столько всего хотел спросить, а сейчас вот…. Забыл.

Мужчина замолчал и уставился на Илью, моргая чаще и чаще.

– Сейчас, подожди, – заговорил он. – Мы с Димой выпьем. Дим, слышь?

Толстяк, равнодушно смотревший сквозь занавеску в улицу, наклонился к окну и взял с подоконника пластиковую бутылку.

– Это вот Дима делает, но жестковата, – сообщил мужчина и кивком показал на рюмку. – Ты как?

– Нет. Спасибо, – ответил Илья.

Мужчины выпили молча, очень просто, заели дольками яблока.

– Мне тут сказали, – начал долговязый, – что ты закончил ГИТИС.

– Ну да.

– Мой сын артист. Круто! – Он поднялся, подошел к Илье и обнял его. – Фу, бл…, чо ты с волосами-то сделал?

Илья отстранился от него и встал.

– Пойдем на бульваре посидим. Давай на воздух.

– А чо? Ну как хочешь, мы с Димой еще сразу тогда, да? И пойду, оденусь.

Улица наливалась жарой, и они перешли через дорогу – на сторону, где тянулись стеной деревья. Мужчина шагал тяжело. В руке он сжимал грязный носовой платок, которым то и дело вытирал лицо. Временами он останавливался передохнуть, оттягивал ворот рубашки и дул на грудь. На нем остались те же спортивные штаны с болтавшимся шнурком. Добавилась лишь невероятная рубашка – настолько советская, что было загадкой: из какого сундука могли ее достать.

– Значит, она все так же в бухгалтерии, – проговорил мужчина. – Одна или есть кто?

– Есть, – сказал Илья. – Вон свободная, давай сядем.

Они подошли к стоявшей в тени деревьев скамейке. Мужчина сел, уперев локти в колени. Он тяжело дышал.

– И давно? – спросил он.

– Несколько лет, – ответил Илья.

И, поколебавшись, добавил:

– А сам что?

– Сына, кому я на х.. нужен, – он вытер шею платком. – У меня колени больные – еле хожу. Да и привык.

Мужчина закурил и сразу закашлялся. Звук был такой, будто в нем клокотала нефть или болото, или он давно сгнил.

Илья стоял напротив, рассматривая его словно откуда-то очень издалека.

– Невеста есть? – задрав голову, спросил мужчина.

Илья немного подумал и покачал головой.

– Нету? – удивился мужчина. – А ты это, не гомик?

Илья, не отвечая, смотрел на него.

Потом сел рядом на скамейку и вытащил из кармана джинсов металлическую зажигалку.

– Помнишь? – спросил он и протянул ее мужчине.

– Нет, – ответил тот. – Дай-ка сюда.

Он пощелкал пару раз сточенным колесиком.

– Она ж не работает.

– Не работает, – согласился Илья. – Неужели не помнишь?

– Не-а.

– Ты мне ее подарил. Тогда на вокзале.

– А-а-а… ну может быть, да, – мужчина не был уверен. – И ты ее хранишь? Хм-м… Нафиг?

Илья ничего не ответил. Он забрал зажигалку и спрятал в карман. Минуту они сидели молча. Мужчина осоловело оглядывался по сторонам. На улице его лицо стало другим – растерянным и от этого более человечным. Он зажег сигарету от только что выкуренной и бросил чинарик в голубя.

– Приезжай потом, как освободишься, – начал он. – А? Хотя бы на недельку. Помнишь, как мы там отдыхали? Ты же раньше любил деревню.

– Я же сказал, что не могу, – ответил Илья. – У меня дела в Москве с театром. Ну, в общем, работа.

– Сына, пожалуйста, – он положил руку Илье на плечо. – Мне так хочется побыть с тобой. Узнать. Я не могу у Димы остаться – ты ж понимаешь. И надо навестить мать. Поехали.

– Я бы хотел, но никак не получится.

Мужчина убрал руку и уставился на свои ботинки. Он сидел ссутулившись, на коричневой шее виднелись капли пота.

– Значит, потом вернешься на Север? – спросил Илья.

– А что еще остается? Я там электрик. Полтора месяца херачу в тайге, ну, вахта. Полтора в городе – расслабляюсь. Но аккуратно, потихоньку, здоровья уже нет.

Он поглядел на Илью.