Пашня. Альманах. Выпуск 4

– Сына, ты меня хоть проводишь? У меня обратный билет на седьмое августа. Так же с Казанского, а?

– Да. Провожу.

Оба снова замолчали.

Какое-то время они так и сидели, не говоря ни слова. Смотрели, как блестит день и листья на деревьях. По бульвару прогуливались молодые люди, родители с детьми; они улыбались и щурились от солнечного света.

– Знаешь, когда твоя мать тебя забрала, – заговорил мужчина, глядя в какую-то невидимую для других точку, – я восемь лет на стакане. Чуть не помер, – он утер лицо платком. – Спасибо соседям, здорово выручали. Очнулся через восемь лет. Ни хера не помню, что было. Все как в тумане или в черноте… не знаю. Помню, какое-то время хотелось сдохнуть, потом нет.

Он примолк, затем махнул рукой.

– А-а-а… Словами никогда. Я ехал, столько думал сказать тебе, спросить, а теперь все повылетало.

Илья посмотрел на лицо мужчины – того будто держали за горло.

– Пошли обратно, – сказал Илья и встал со скамейки.

Они возвращались той же дорогой, той же теневой стороной. Шли рядом и почти не разговаривали.

На углу улицы мужчина сошел с жаркого тротуара и присел на ограждение. Он тяжело дышал. Расстегнул еще шире ворот рубашки, вытащил из кармана платок и отер налившееся кровью лицо. Воздух густел от жары. Над низкорослыми домами торчала из дворов колокольня. А выше, где-то в безоблачном, ярком небе, гудел самолет.

– Мам! – крикнул мальчик лет семи, прыгнув под дерево рядом с ними. – Мам, когда Чапик умрет, давай похороним его здесь, – и он ударил ножкой землю.

– Почему вдруг Чапик должен умереть? – спросила молодая женщина, не останавливаясь.

– Ну, когда умрет, пожалуйста. Тогда мы всегда будем проходить мимо него, – крикнул мальчик вдогонку своей матери и побежал за нею.

Мужчина проводил пацана взглядом, отвернулся и сплюнул в пыль. Затем встал.

Пронизанный светом город плыл в зное. Тут и там в кустах валялись дворняги, выронив из розовых пастей подвижные языки.

– Может, зайдешь? – спросил мужчина, когда они подошли к дому.

– Нет. Мне надо ехать.

– Так что же дальше? – негромко произнес мужчина.

– А что дальше?

– Сына, приезжай, пожалуйста.

Илья обнял его.

– Пока. Я сделаю, что смогу. Постараюсь.

Молодой человек развернулся и пошел прочь. Через несколько шагов он оглянулся – у подъезда никого не было. Тогда он обошел дом и посмотрел на окно первого этажа. Закурил, не отводя от окна взгляда, сделал пару глубоких затяжек, – белые занавески были плотно сомкнуты и не шелохнулись. Он направился к автобусной остановке. Проходя через дворы, мимо площадки для мусора, он поморщился от запаха, достал из кармана зажигалку и бросил в бак. Она глухо стукнулась о стенку контейнера, утонув в отходах. Он пошел дальше.

День был огромный. Солнце безжалостно палило, и это было замечательно.

Когда он вернулся домой, его сосед по квартире, точно знающий, что все болезни из-за мяса и только из-за мяса, спросил Илью, почему от него так воняет.

Маргарита Николаева

Ильин день

– Вы с нами?

– Да, интересно посмотреть, что у вас за родник такой.

– Ну, родник как родник был, а недавно там часовенку поставили, батюшка приезжал, освятил все. А на Ильин день с утра праздничную службу совершает, – гордо сообщила тетка Лиза.

– Ясно.

Ильин день, деревенская свобода, последние дни отпуска у родственников в деревне и незатейливые развлечения. Странно, что накануне никто не заикался о поездке на родник, а только с утра вдруг зашел разговор. Солнечный, жаркий день, а все равно, скажет тетка Лиза, Илья воду любит. Ну успеем сто раз, небо чистое, ехать-то недалеко ведь?

Едем. Полная машина. Всем неместным интересно посмотреть местную достопримечательность – родник Илии-пророка. А рядом родник святого Павла. Ну вообще прекрасно, фотик взял, Дим?

Едем вдоль рязанских поселений, ну и названия: Еголдаево, Дегтярное. Дома мелькают, сплошное разочарование, нет, никогда не будут у нас жить по-человечески. Да и сами-то, что, забор покрасить, подлатать не могут? Пригляделись, привыкли к убожеству, не замечают или не хотят?

Да что это я, из города приехала и давай морду воротить, некрасиво. А люди тут живут как могут, как получается.

Хоть поля стали засевать, надо же – подсолнуховое поле, словно миллионы солнечных колес катятся по зеленым волнам, и даже чайки кружат. Ах нет, это не чайки, вороны, а морская волна все же шумит, добрая, приветливая, переливается сотнями тысяч солнечных отблесков.

Вот и поворот к роднику. Много машин, и народу много, в очереди придется потратить несколько часов. Вот уж развлечение.

За водой из родника выстроился длинный хвост. Да мы тут сваримся под солнцем, пока до нас очередь дойдет. Ладно, канистры в руки, и кто последний?

– Ой, Натка, и вы тут! – тетка Лиза замечает знакомую подъехавшую машину, дальние родственники.

– Здрасьте. Ну идите, очередь занимайте, а мы тут погуляем пока.

Из машины достается новенькая зеркалка Nikon. Наконец-то можно пофоткать что-то интересное.

Поле уходит вниз ровно до горизонта, пологие холмы то выглядывают, то прячутся за реденькими рощицами. Небо ровное, спокойное, цвета разбавленных школьных чернил. Будь трава чуть желтее – получился бы флаг Украины.

Справа и слева поля пшеницы, сухие колосья трепещут на легком ветру и постукивают друг о друга, как будто перешептываются – не скоро еще за нами придут?

Десятка два машин припаркованы прямо на поле, все местные. Придавили колесами колосья и рассыпались драгоценные зерна. Верующие идут по ним, наступают, вдавливают в сухую землю – авось, какое и прорастет, если прольется на них живая родниковая вода из неплотно закрученных фляг и канистр.

Пойдем сначала к дальнему роднику, там народу меньше, хоть попьем и обольемся, жарит как в сауне, только выйти некуда – кругом парилка.

Хм… обычный колодец, и никакой не родник. Но вода хорошая, вкусная.

– Обрызгай меня из ведра прям. Да не бойся, ничего фотику не будет, она же святая. Или все-таки обычная?

Ох, свежо и легко, еще умыться и с собой в бутылку налить, очередь ни с места, и спрятаться некуда.

– Ну, как, двигаемся?