Мутация разума.

Толстая варежка из бинтов, образуя некое подобие колыбели, педантично оберегала повреждённую конечность. И с такой медсестрой спорить было напрасно. О её объективной правоте напоминала каждая вспышка заточенной боли, каждый искусственно приобретённый рефлекс. Не давая Милошу право выбора, повязка предъявляла курсанту одни лишь запреты и, отныне корректируя под себя его жизнь, холодно бросала в плену ситуации. Без масок, без запасных выходов, без туза в рукаве, и убедить кого-то в ином положении дел было, увы, невозможно. Едва дотрагиваясь до шершавой материи, Джаспер попытался ослабить узлы на запястье.

– Не надо, – парень деликатно отстранился от друга, – Её наложили пару часов назад, и я не хотел бы ничего менять.

– Очень больно?

– Скорее всего. Мне дали препарат, – Милош посмотрел на бинт так, словно под ним находилось что-то инородное, – Сейчас ладонь как бы спит.

– Я буду завязывать тебе шнурки…

– Обойдёшься.

– И застёгивать пуговицы…

– Мне это не нужно.

– Но…

– Я в порядке.

– Нет, не в порядке. Не в порядке! – присев на постель, Джаспер опёрся о колени локтями, – Я же… – его голос дрогнул, – Я же покалечил тебя… Может ты выздоровеешь через месяц, а может на это потребуется год, а может ты вообще никогда не поправишься! Ты хоть немного представляешь, как это опасно? Как опасно выключать меня таким способом? Ты же можешь остаться без руки, не справиться с болевым шоком, впасть в кому или задохнуться тяжёлыми парами, я же… – курсант запнулся и, словно боясь произнести очевидное, шёпотом добавил, – Я же убью тебя… Достаточно, – бросил Джаспер, – Это не должно продолжаться. Это больше не должно продолжаться, я не желаю твоей помощи настолько высокой ценой.

– Но сам ты пока не справляешься.

– Я знаю! Знаю… – стиснув кулаки, парень нахмурился, – Но есть же ещё вариант. Он не нравится ни тебе, ни инструкторам, я помню, но тот препарат… Он действительно работает. Его составили специально для меня и, если принимать эту жидкость постоянно, побочные эффекты не будут проявляться так ярко. Прекрати постоянно быть на моей стороне. Я виноват во всех своих приступах. Только я. И только я… Ты меня слышишь? – Джаспер посмотрел в лицо собеседнику, – Только я обязан отвечать за последствия.

– Глупый, – наклонившись к напарнику вместе со стулом, Милош прижался ко лбу Джаспера собственным лбом, – Как я могу позволить тебе добровольно травиться?

– Лучше это, чем причинять тебе вред. Сколько уже было ожогов? Десятки? – курсант закрыл глаза и, желая передать Милошу все свои чувства, на мгновение замер в их особом единении, – Нет ни одного слова, ни одного действия, которым я мог бы всё это загладить.

– Я не виню тебя.

– Зато я справляюсь за двоих, – Джаспер прикоснулся к подбородку любимого, – Я понимаю тебя, правда. Если бы наши способности были зеркальны, я бы позволял тебе делать со мной всё, что только вздумается. Совершенно всё… – Милош улыбнулся, – Но ты не умеешь заботиться о себе.

– Не стоит меня опекать.

– Разве? А вот и нет, ты не обойдёшься без няни. Ты растратишь себя на поддержание спокойной обстановки в академии и исчезнешь. Как облако. И поэтому ты обязан к кому-то прислушиваться. Поэтому кто-то должен тебе запрещать. Запрещать быть собой, запрещать откладывать себя на потом, запрещать думать о других, как о более важных, ведь тебе не нужно заслуживать здесь какое-то особое место, мышонок… Забота о себе – это не вид преступления.

– Сюда кто-то идёт…

– Уходишь от темы? Я ничего не слышал.

– Я не вру, просто ты невнимательный, – будто растягивая последние мгновения, Милош ещё теснее прижался к любимому, – Не понимаю, как люди умудряются так раскованно себя вести, так естественно… Просто брать и делать. Наверное, во мне что-то отсутствует… Какой-то важный вид лёгкости или наглости, который отвечает за жизнеспособность…

– Как дела, светлячок!

– Ой, кажется мы не вовремя, – в дверях общей палаты застыла вторая волна посетителей, – Ну… мы пойдём?

– Стойте, – ударив ножками стула по полу, Милош уступил пациента друзьям, – Мне всё равно уже пора. Надо забрать лекарство, – пояснил он напарнику и, не сумев спрятать покрасневшие щёки, протиснулся в коридор.

– До завтра… – произнёс Джаспер, – И никакой я вам не светлячок! – эмоции парня, сделав резкое сальто назад, грубо вонзились в ухмылки товарищей, – Задница у меня не светится.

– Ещё как светится, – Нэри обогнул сердитого курсанта и, не спрашивая у того разрешения, с ногами забрался на больничную койку, – Винни, скажи, что, когда наш Джаспер начинает гореть, у него светится не только задница.

– Безусловно. К тому же, это стихийное бедствие затрагивает и ближайшие населённые пункты, – заглянув в прикроватную тумбочку, Винни заметил, – А что, гостинцев нет?

– Ну вы же их не принесли, – Джаспер выдернул из-под Нэри подушку.

– Фу, какой ты злобный, – Ант поставил стул как положенно и, слегка поддёрнув белые брюки, занял освободившееся место, – Принести гостинцы все могут, а вот съесть их за тебя…

– Заткнись, – пациент невольно улыбнулся.

– Сам заткнись, – ответил Ант и осмотрелся – А тут ничего так… Даже симпатично…

***

В комнате отдыха, плохо маскируя общую подавленность, звучала приглушённая нейтральная музыка. Равномерно растекаясь по пространству, она словно бы играла только для предметов и, не в силах затронуть сердца одноклассников, уплывала сквозь открытое окно в усталое небо. Дора расчесала кудрявые волосы и, присев на пуфик перед трюмо, смешала в пиале красящий крем и белёсую жидкость.

– Ты обновляла цвет три дня назад, – произнёс Нэш, повиснув на спинке полукруглого дивана, – Неужели тебе надоел кислотно-розовый?

– Нет, он вполне интересный, – девушка набрала немного массы на кисточку и, вытянув прядь, густо покрыла её голубоватой субстанцией.

– Тогда зачем ты опять воняешь тут аммиаком?

– Затем… – взяв с дамского столика полоску фольги, Дора аккуратно обернула ей локон, – …чтобы добавить в свой образ немного разнообразия, а если тебе не нравится запах, можешь перебраться поближе к окну. К тому же, аммиака в моей краске нет.

– А вдруг меня продует? – проворчал Нэш, но собрав журналы по робототехнике, всё-таки пересел, – И вообще, ты правда веришь, что твой предыдущий стиль успел нам всем примелькаться?

Сбегая от постоянного контроля распорядителей, воспитанники академии проводили свободные от учёбы часы в их собственной игровой. Здесь к услугам курсантов были предоставленны определённые финансовые ресурсы, ограниченные просторы интернета и несимметричное помещение, которое не понадобилось при заселении. Быстро, просто, а главное так директор и его приближённые могли сгладить для подопечных постоянное пребывание вне дома. Находясь в комнате отдыха, каждый из воспританников чувствовал себя по-другому. В классах, в столовой, у полосы препятствий и даже за дверьми одинаковых спален они всегда оставались солдатами. Там обитали ненасытные будни, требующие от учеников всё новых и новых побед, но захламленная, сумбурная, легкомысленная игровая принимала в себя не курсантов. Яркие плакаты, аркадные автоматы, пёстрые книжные полки не видели в кадетах оружие. Из года в год, их выбирали, покупали, расставляли и развешивали не столбики цифр или сухие аббревиатуры. Они принадлежали чему-то большему. Чему-то настолько сильному и блестящему, что оно превращало штампованные предметы в неповторимые диковинки; чему-то настолько редкому и удивительному, что оно трансформировало заурядную комнату в секретное убежище; чему-то настолько по-детски наивному, что ему не составляло особого труда видеть в хаосе единую безупречную гармонию; и чему-то настолько неуверенному, что его отпечатки намертво впитывались в безликие стены.

– Нет. Я вообще о вас не думаю, – Дора освежила следующую прядь, – По крайней мере, когда покупаю краску.

– Это заметно.

– Да ладно тебе придираться, – сказала Бриджит, сидящая на подоконнике, – Ее волосы – это её волосы, пусть делает с ними, что хочет.

– Так часто контактировать с химией глупо, – парень надел очки для чтения.

– Это не глупость, умник, – Дора недовольно посмотрела на Нэша, – А бунт и чувство стиля. Ярко-малиновый и тёмно-синий будут выгодно друг друга подчёркивать, а чуть позже к ним я добавлю локон салатового цвета и локон голубого.

– Бунт? – отвернувшись от ночного пейзажа, Бриджит уточнила, – У нас нет строгого дресс-кода, против чего тебе так бунтовать?

– Против устоев закостенелого общества, – Дора сняла перепачканные краской перчатки, – Против материнских убеждений, другими словами. Пока я жила с ней, она вечно твердила: "Нет, леди так не выглядят", "Нет, девочке полагается одеваться скромно, но со вкусом", "Нет, если ты будешь это носить, тебя никогда не позовут на свидание"… – девушка выставила на будильнике таймер и, посмотрев на себя в зеркало, спросила, – Разве плохо выглядеть так, как хочется выглядеть именно тебе, и так, как комфортно именно тебе? Почему кто-то вправе решать за других, какой образ они будут создавать в головах у людей? Своим внешним видом я несу информацию, и если эта информация диссонирует с моими мыслями, с моим характером, я чувствую себя в тупике… Причём в тупике, освещённом софитом! Все словно смотрят исключительно на меня и прекрасно понимают, что мне неуютно… А это унижает.

– Никто из нас не собирается тебя осуждать, – откликнулась Шелли.

– Я знаю, я просто… – Дора рассеянно прикоснулась к трюмо, – Неужели родителям так сложно понять? Просто понять, а не выстраивать на разговорах с нами абсурдные иллюзии?.. Но как бы то ни было я уже совершеннолетняя, – курсант подмигнула своему отражению, – По всем стандартам совершеннолетняя, а значит, когда я вернусь домой, мать больше не сможет меня контролировать.

– Неважно, что ты сейчас себе представляешь, – накручивая на палец край собственной футболки, Шелли удручённо констатировала факт, – В реальности ваша с ней встреча пройдёт по-иному…