Спасительная неожиданность

– Так и порешим. А сейчас иди, снимай доспехи с трупа. Не испугаешься?

– Да я ничего не боюсь!

Знакомые песни.

– Ладно. Иди занимайся, у меня пока других дел немеряно.

Николай закончил молиться и подошел ко мне.

– Ты тоже помолись, сын мой! Большой это грех человека убить!

– Христос говорил:

Не мир принес я вам, но меч.

Невзор напал на нас, а не мы на него. С нашей стороны это было самозащитой. В этом деле нас бы какой хочешь суд оправдал, хоть княжий, хоть Божий.

– Но сын мой…

– Но святой отец, не морочь мне именно сейчас голову! И так забот невпроворот. После, Коля, помолимся, на досуге. Помоги вон лучше раненому грешнику. Ты, как лекарь, еще неопытен, сам не осилишь – меня позови.

– Осилю! А чем же Кузьма грешен?

– Пятерых врагов только что убил. Мы тут как на войне бьемся. А на ней за это взыска нету. И помыслишь над этим тоже на досуге, когда раненого залатаешь.

Под эти религиозные беседы я вынул из седельной сумки бутылку водки и сунул ее в руки новенькому лекарю.

– Этим облей рану, чтобы заразу извести.

– А поможет?

– Это вроде как огнем прижечь, только помягче – ожога не будет.

– Да больно поди! – зароптал подошедший к нам Кузьма. -Говорю же, мочой надо помазать!

Я вздохнул. Трус, как все мужики! – говорит моя мама. И надо же: этот рыцарь без страха и упрека, бросившийся в одиночку на пятерых тяжеловооруженных воинов, которых ему и ударить то толком было нечем – легонькая сабелька не в счет, струсил при виде антисептика, который и пожжет-то несколько секунд.

Рявкать на него бесполезно, он не щенок какой-нибудь растерявшийся, а совершенно самодостаточный человек и воин. Делать нечего, будем объяснять и убеждать.

– Кузьма, одноногому на Руси хорошо живется?

Двурукий удивился дурацкому вопросу не ко времени, но из вежливости ответил:

– Гончару или сапожнику, если деревяшку хорошо приспособить, без особой разницы.

– И опытному воину тоже все равно?

– А вот это нет. Нам надо быстро передвигаться на своих двоих, иной раз и подпрыгнуть приходится. А будешь еле ковылять на опорке своей, башку враз срубят.

– Ты какими еще умениями, кроме воинских, обладаешь?

– Да никакими! Меня с детства только драться и учили.

– Значит, в случае чего, тебе прямая дорога на паперть ковылять – милостыню просить?

– У меня, слава Богу, обе ноги на месте!

– Сегодня ты рану мочой намазал, завтра она гноиться начала, а послезавтра на выбор – или ногу отрезать, или гроб заказывать.

– Да моча хорошо лечит!

– Не спорю. Только ей можно ссадины, небольшие порезы, маленькие ранки смазывать, а лучше обливать, замечательно действует! А у тебя явно не ссадина и не плевая ранка. Судя по количеству крови на штанине, рана видать изрядная и глубокая.

– Да откуда тебе об этом знать…

– Ты давно мечом и саблей деньги начал зарабатывать?

– Да уж лет двадцать скоро тому будет.

– А я начал лечить и получать за это дело заработную плату тридцать пять лет тому назад.

– Да тебе еще самому столько нету!

– Он всего на год моложе меня, – уточнил морщинистый и враз постаревший за счет неимоверных усилий, потраченных в этом бою Богуслав, – а мне пятьдесят девять. И вылечивает в Новгороде лучше всех, князь и бояре только у него здоровье поправляют, других лекарей не признают.

И всегда стоит возле его дома толпа простых баб в очереди – вдруг сегодня несколько человек примет и вылечит. Ему даже приходится смотрительницу держать, чтобы порядок среди них наводила.

Кузьма дрогнул.

– Может, конечно, водкой и верней будет, – согласился он, – да только так ведь прижжет, что света белого не взвидишь!

Ну что ж, будем дальше пугать бойца, которого Матвей, носивший между выбравшими его атаманом ушкуйниками, тоже отнюдь не трусами, кличку «Смелый», теперь считает идеалом мужества.

– А ты про фантомные боли слыхал когда-нибудь?

– Не довелось как-то.

– И не дай Бог узнать. Это когда конечность отрезали, а она временами, иной раз и постоянно, дико болит. И помочь от этого очень тяжело, иной раз просто невозможно. Длится такая боль до гробовой доски.

– Не слыхал…

– Я в дружине князя Владимира Мономаха много лет воеводой пробыл. Иной раз посещал ушедших от нас по увечью воинов, подкидывал деньжат, – опять вклинился Богуслав. – Почти у всех, кто руки или ноги лишился эта дрянь, и часто боли нестерпимые. Один ратник, будучи не в силах это терпеть, аж повесился.

– Обольем водкой, тоже почуешь, только это несколько мгновений продлится – раз, два и все, уже просто ноет. А фантомная боль будет терзать тебя годами, по несколько раз в день. Ну что, мочой обливать ногу пойдешь? – завершил разговор я.

– Я уж лучше водкой с ног до головы обольюсь! Дай мне, святой отец, бутылку!

Только я хотел крикнуть, что портки для этакой процедуры надо приспустить, как Двурукий бойко выхлебал половину пузыря прямо из горлышка, вытер губы и сказал: