– И я! – весело отвечает Ирочка, вежливо отдавая монету.
«Добренькая! – умиленно думает мальчик, – вот добренькая-то… подобрее меня».
– Ирочка, давай ручьи проводить.
– А ты меня не запачкаешь?
– Нет, я осторожненько…
Сбегает с высокого крыльца на талый снег широкого двора.
Шарманщик с низким поклоном уходит, печально шлюпая калошами.
– Прочти, родненький! – просит Василида, подходя к детям с гадательным билетиком в руке.
Маленький человек берет от нее бумажку:
«Жизнь твоя многострадальна»…
Василида бледнеет:
– О, Господи!
«Особа, которую ты любишь, не отвечает тебе взаимностью»…
Василида поникает головою.
– Ну, ну, родненький!
«И дни свои кончишь в монастыре, и дослужишься до высокого сана».
– Про меня это, – сокрушается Василида, – про меня, деточки.
– Да! – соглашается Ирочка.
Маленький человек тоже подтверждает.
Расстроенная Василида возвращается в кухню и гремит там посудою, для удобства засучив рукава по локоть. В углу же, под запыленным образом Георгия Победоносца, поражающего копьем семиглавого змия, запуталась в серой паутине весенняя одинокая муха.
«Ж-ж-ж-y-y-y-y! ж-ж-ж-ж-у-у-у!» – заполняет она жаркий воздух кухни предсмертными муками. Придет паук, черный, молчаливый, и будет сосать, и будет наливаться высосанной кровью… На предательски тонкой паутине останется только сморщенный трупик весенней, одинокой мухи.
Василида оставляет работу, вытирает мокрые руки о передник и идет к иконе Георгия Победоносца, спасать крылатую малютку от ужасных пыток.
В клочья! В клочья паутину, серую и цепкую, но пауку – пощада, ибо он к богатству…
Вырвавшаяся на волю муха с радостным жужжанием летит к бумазейной юбке, повешенной на гвоздь, – много гор, равнин и дремучих лесов для нее на этой юбке, есть где побродить резвыми ножками.
Но пока что, муха сидит и смирнехонько очищает хоботком лапки от приставшей к ним паутины.
«Все бьются, все мучаются», – думает Василида, смахивая рукой слезы с своего лица; и опять принимается за работу, грустно напевая:
«Не могу! не могу! ах, не могу, могу, могу!.. Не могу, не могу, ах! не могу, могу, могу!..»
… А на дворе, залитом солнечными лучами, маленький человек и девочка проводят деревянными лопатками канавки для стока воды.
– Вот эта лужечка будет синим морем… Хорошо?
– Хорошо, Ирочка.
– Ах! Какие крутые бережки!
– Перекинем, Ирочка, через реку мост.
– А как?
– Из щепочек, они будут бревнами. А потом я принесу моих оловянных солдатиков, и мы будем воевать.
Играют, беседуют. Синие глазки мальчика блестят.
– Ирочка?
– Что?
– Ирочка!
– Да что же?
Он кидает лопатку на снег и зовет девочку:
– Пойдем на чердак, там веселее… Ты была там? Ты видела – купола, купола золотые – из окошечка?
Она колеблется:
– И отсюда видно.
– Там лучше! – убеждает он.
– А там нет страшных птиц?
– Нет.
– И не темно?
– Нет – светло, светло, светлее, чем здесь… Правда же!
– Пойдем! – соглашается девочка, кидая лопатку на крыльцо.
Маленький человек – путеводителем, ведет ее за руку, через сени по темной лестнице, на светлый и просторный чердак.