Ню

Еще несколько секунд – и…

– Решение!

– Садимся…

– Торец. Высота пятнадцать… десять… Командир, куда-а-а-а!!!

Из отчета МАК (Межгосударственный Авиационный Комитет):

…Ф.И.О. – … должность: КВ С (капитан воздушного судна), образование: Качинское высшее военное училище летчиков – 199… г., Московский авиационный институт– 200… г. Налет: 10083 час. 26 мин.,(в день авиационного происшествия Зч. 44 мин.). На данном типе ВС – 7465 часов, в должности КВС – 4018 часов.

…В результате АП из 132 находившихся на борту пассажиров и членов экипажа:

Со смертельным исходом – 132 чел.

Серьезные – 0.

Незначительные/отсутствуют – 0

…Следов алкогольных и наркотических веществ в крови членов экипажа не обнаружено.

…По неустановленной причине, при заходе на посадку, воздушное судно, находясь на высоте 10 метров над ВПП/ RWY25, А/П Толмачево (Новосибирск), в посадочной конфигурации, получило резкий левый крен, приведший к контакту консоли левого крыла с земной поверхностью, последующему разрушению ВС и пожару.

…Воздушное судно находилось в исправном техническом состоянии, не препятствующем производству полетов.

…В момент столкновения с землей, управление ВС осуществлялось слева (КВС), контроль – справа(2-й пилот).

…Техническое состояние регистраторов бортовой информации (черных ящиков) позволило снятие и расшифровку технических параметров работы основных систем ВС. Расшифровка и идентификация аудиозаписи голосов членов экипажа в период, непосредственно предшествующий столкновению ВС с землей, невозможна из-за плохого технического состояния регистратора № 2, вследствие ударно-температурного воздействия в момент взрыва и пожара ВС.

…Причины АП и возможные виновники расследованием не установлены.

Председатель комиссии:…………………………….подпись

Члены комиссии:………………………………………подписи

Голоса

– Валер, ну Валер, ну как это может быть, что имя не записали? Да бардак там у них в отделении, и все… Что значит – ушел, он же показания милиции давал, мне говорили… Куда уходил? По радио вызвали, отошел к машине? А тот и уехал, значит… Слушай, жалко-то как. Я ж за него свечку хотела поставить, а сама даже имени не знаю… Ну, не знаю зачем свечку… Так положено вроде. Чтобы ничего худого с ним не случилось, наверное. Чтоб все по справедливости бог рассудил. Он – добро, и ему – добро… Что делать-то, а? Ну, может объявится еще… Слушай, не забудь после работы зайти памперсы купить, ладно? Ну пока, давай…

Вот и все…

Рыжий и его женщина

Доктор умирал.

Тина сидела рядом с кроватью, смотрела на его ввалившиеся желтые щеки и плакала молча – глотала слезы, не всхлипывала, только скручивала носовой платок в тутой-тутой жгут, теребила, покусывала.

Доктора здесь знали все.

Это сейчас он лежал в отдельной палате, а до этого ходил по коридорам и бегал по лестницам этой самой больницы почти ровно двадцать два года. И вот, оказался здесь.

Так случилось, что лечить людей было смыслом его жизни.

Нет, конечно – была Тина, были девочки. И даже собака – большой, лохматый черный терьер.

Семья и дом – это важно.

Но главным для него всегда была работа – до того момента, когда неделю назад он оказался в этой палате.

Доктор был рыжим – раньше рыжим – а последние годы – почти седым.

Но он оставался рыжим внутри – вспыльчивым, резким, самонадеянным.

Больные его боготворили, студенты побаивались, коллеги уважали, но посмеивались за спиной – уж больно рыжим был его характер.

Но, но, но…

Он, как никто другой, умел, положив руку на лоб больного и выслушав сбивчивый отчет ординатора, выудить из шелухи медицинских терминов главное и поставить единственно верный диагноз.

Он, как никто другой, умел разругаться со всем миром, чтобы спасти жизнь человеку, который никогда и не догадывался – каких усилий стоило доктору доказать правильность неординарного лечения, договориться о внеплановой операции, настоять на своей правоте.

Тина никогда не работала, была умна, свежа и ухожена. Тина была – баловень любви.

Способна ли она сама на это древнее чувство, оставалось неясным – уж больно холодным и надменным становился ее взгляд, если кому-нибудь удавалось остановить его на себе.

А сейчас она сидела, бессильно склонив голову – ждала, когда Доктор очнется.

Скрипнула кровать, Тина подняла голову и увидела его уставшие от боли глаза.

– Я хочу тебе кое в чем признаться, – сказал он. – Хочу покаяться.

– Что? – спросила она. – В чем? О чем ты говоришь?

Пересохшие губы растянулись в виноватую улыбку.

– Как странно, – сказал он, – Ты уже целых двадцать пять лет моя жена…

– Что же в этом странного?

– Как движется время. Вроде бы стоит на месте, а потом вдруг оказывается, все позади… Ты знаешь, я в молодости мечтал прыгнуть с парашютом. Жаль, что так и не удалось. Сначала думал – вот завтра, завтра, потом – следующим летом, а потом…

– О чем ты говоришь, Лазарь – Тина потерла ладонью висок, – Я не понимаю, я не понимаю.

– Тина, милая, просто я вдруг понял, что жизнь похожа на прыжок с парашютом, но с одной разницей. Нет парашюта… Сначала – голубое небо, белые облака, сквозь них видна земля, где-то далеко внизу, в дымке, и – не приближается, ты летишь, ветер в лицо, и мир – твой и вечен. Потом ты влетаешь в тучи, тебя поливает дождем, бьет градом, швыряет воздушными потоками, но когда, преодолев все, ты, наконец, вырываешься на свободу, к солнцу, к ветру в лицо, и снова все, как раньше – лети, оказывается, что земля уже вот она – рядом и со страшной скоростью несется тебе навстречу. Ты пытаешься нащупать вытяжное кольцо, а его – нет. Потому, что нет – парашюта. И единственное, что остается, попытаться, хотя бы в последние секунды, понять смысл всей этой затеи… – Он перевел дыхание. – Зачем я тебе это говорю, Тина?

– Я… я не знаю, я не понимаю, Лазарь…

– Видишь ли, дорогая, единственное, что пока удалось понять мне – я больше не хочу тебе лгать. Не сейчас. Не перед смертью. Не спорь – он покачал головой. – Мы оба это знаем – и ты, и я. Я же врач, я хороший врач, Тина. Мне осталось жить часы или дни – это неважно, неважно… Я не знаю, доживу ли до завтрашнего утра. Я не знаю, увижу ли я тебя еще раз, Тина. И я хочу покаяться. Ты готова выслушать меня, скажи?