Ню

Брошу работу – буду с тобой дома.

Ухаживать буду за тобой – лучше, чем мамка за ребятенком ухаживает.

По вечерам будем гулять.

Перед сном – на диване сядем, обнимемся, телевизор посмотрим.

А говорить…

Если не начнешь снова говорить – не страшно.

Что ж говорить, мы и раньше мало говорили.

А про то, что ты в ту субботу хотел мне сказать – так какая мне разница?

Ну какая разница – если всегда есть надежда…

А? Как ты думаешь, милый?

Звонок

…Через три недели они вернулись домой.

Двигательные функции восстановились почти полностью. Он мог ходить – чуть прихрамывая, чуть подволакивая ногу.

Правая рука уже не висела как плеть – он даже мог сам держать ложку, мог сам кушать.

И только речь так и не вернулась.

Нечленораздельное мычание и слезы на глазах после – вот и все разговоры.

Она бросила работу, целыми днями ухаживала за ним, готовила, убирала, стирала белье, бегала по магазинам.

Когда она уходила, он садился напротив телефона, глядел на него неотрывно и шевелил губами.

Месяцев через восемь, ранней весной, в тот день был страшный гололед, она возвращалась из булочной, торопилась, потому что не любила оставлять Сашеньку одного, по сторонам не глядела.

Когда грузовик оказался слишком близко, чтобы увернуться – только успела охнуть, даже про Сашу подумать как следует не успела, одна мысль мелькнула, да и то последняя, вот и оборвалась посередине:

– Он же один там… Позвонить…

Неотвратимость

Рейс 4417, Москва – Новосибирск

Рейс подходил к концу. Они уже снизились до высоты круга, скорость упала, погода была ясная, безоблачная, летняя. Новосибирск принимал и выпускал борты без задержек, и экипаж твердо рассчитывал к вечеру вернуться в Москву. Два пилота и шесть человек персонала.

42 часа до вылета – капитан

– Да не знаю я, не видел – он опустился на траву и откинулся назад – руки и ноги еще дрожали от напряжения. – Не видел и все… откуда я знаю, как она свалилась в воду! Я вообще случайно ее заметил. Я на поплавок смотрел, а не на… тонущих беременных женщин… Что она беременная, я тоже, как вы понимаете, не видел. И вообще, старший лейтенант, лучше б дал ты мне сигарету, чем вопросы задавать… Видишь, у человека еще руки-ноги трясутся, три раза нырять пришлось, ее уже почти под корягу затянуло, хорошо – платьем зацепилась… А то бы – точно с концами. Она хоть в сознание пришла? Если родит, и все в порядке, свечку пусть за меня поставит. Ну и еще кое-что не мешало бы… Вот, другое дело – он вытащил из протянутой ему пачки сигарету, закурил от поднесенной зажигалки, затянулся и закашлялся. И тут же, вдруг поморщившись, впился пальцами другой руки в бедро. – А, чччерт… Опять ногу свело… Хорошо хоть на этот раз на берегу, а не там, а то, если б не отпустило, и я бы там остался с ней вместе… В эту самую секунду, в голубой жилке, под кожей коленного сгиба его одеревеневшей от напряжения левой ноги, оторвался тромб. Крохотная красная бляшка, словно задумавшись, зависла на мгновение в потоке венозной крови и…

Голоса

– 4417, доложите тип захода. Толмачево-круг.

– Толмачево-круг, заход директорный. 4417.

– 4417, заход на двадцать пятую разрешаю, снижайтесь к четвертому четыреста, связь с посадкой… Толмачево-круг.

– Заход разрешили, к четвертому четыреста метров, связь с посадкой… 4417.

– И почему она это сделала… Ведь столько лет, не доходит. Ну не доходит и все…

– А оттуда – куда? Сразу в офис, или сначала…

– Я так устала, так устала с ним. И ведь ничего не говорит, молчит, только следит за мной глазами, и как же это тяжело, и когда же это кончится. А с другой стороны – если кончится – как я жить-то буду…

– Бабуля, мы уже совсем низко летим, уже все-все видно…

1 час 35 минут до вылета – капитан

– Так-так… – доктор взял его запястье и нащупал пульс.

– А вы частите, дорогой мой… Да, частите. Точно не употребляли? Н-да… С таким пульсом… Даже не знаю. Кофе черный пили? Раньше тахикардию замечали? Ну, учащенное сердцебиение – замечали? Нет? И ни болей в груди, ни одышки – ничего такого?

…– Давайте так тогда… С таким пульсом я вас допустить не могу. Единственно, что могу предложить – попытаться еще раз, мало ли что может быть. Человеческий организм, он, знаете ли, штука непростая, даже очень. Пропустим сначала остальной экипаж, а потом снова вы – последним, простите – крайним. Знаю, не любят летчики это слово. В общем, еще минут двадцать-тридцать у вас есть.

Постарайтесь успокоиться, настройтесь, и попробуем еще раз. Идет? Я практически уверен – все будет нормально…

Голоса

– 4417, посадку на двадцать пятую разрешаю. Ветер двести семьдесят, четыре метра.

– Толмачево-посадка, посадку разрешили, вошел в глиссаду, шасси выпущены, к посадке готов. 4417.

– Женечка, сиди смирно. Прилетели, прилетели…

– Ой, Тань, я так по нему соскучилась, ты не представляешь…

– Конечно купит… Он же тебе обещал, он же наш папа…

– 4417, удаление пять, на курсе, на глиссаде. Продолжайте снижение…

– Автопилот отключен. Взял управление…

Вот и осталось всего 20 секунд, потому, что тромб уже почти вошел в левое легкое…

– Оценка!