Ню

– Да, Лазарь, да, милый, только подумай, может, все же завтра? Ведь и ты иногда ошибаешься, я знаю… Может…

– Тина, ты забыла? Я рыжий, Тина. Я ведь рыжий, я таким родился, рыжим, упрямым, несговорчивым… Мне уже трудно говорить, поэтому, пожалуйста, дай мне сказать… Ладно?

Она кивнула – молча. Только руки ее замерли, застыли в воздухе, словно он вдруг сгустился вокруг них, не давая шевельнуться.

Он вздохнул, умолк на секунду и сказал:

– Тина, милая, я не был тебе верен, только и всего. Слышишь?

Она сидела по-прежнему не двигаясь, только лицо вдруг осунулось и посерело. И потухли глаза.

– Это началось уже давно. Ну, правда, несколько первых лет… А потом – понимаешь, молоденькие женщины вокруг, ночные дежурства… Ничего оригинального – как у всех, или почти у всех… Я старался делать это по-умному, я не хотел и не собирался разрушать семью, это всегда было – ну… просто так… просто так… Любил я только тебя – всегда… Ну, вот… – он откинулся на подушку и перевел дыхание.

– Я понимаю, ты меня не простишь, ты не сможешь, ты гордая. Тем более что я знаю, я уверен – ты любила. И была верна… Но меня не слишком долго будет мучить совесть, или будет мучить вечно. Скоро я узнаю… Я прошу тебя – только не говори девочкам, ладно? Я виноват перед тобой, но я прошу – не делай этого. Не говори им, не надо. Пусть это умрет между нами. Ты обещаешь?

Она кивнула.

– Ну, вот… А теперь, Тина, иди, слышишь. Дай мне только последний раз увидеть… тебя. Поцелуй наших девочек от меня, хорошо? И – иди, теперь – иди. И больше не приходи сюда, не надо. Тебе сообщат, когда это произойдет. – Он замолчал, и тело его заметно расслабилось.

Она несколько секунд продолжала сидеть, потом поднялась и вышла из палаты.

…Когда появился доктор Милош, он дремал. Или делал вид, что дремлет – он всегда был непредсказуем. И открыл глаза не сразу, и не открыл, собственно, а приоткрыл – чуть-чуть, чтобы было понятно – он не спит.

– Привет, Милош, – негромко сказал он.

– Здравствуй, Лазарь, здравствуй, Доктор, – доктор Милош уселся на стул, с которого несколько минут назад поднялась Тина.

– Ну, как наши дела?

Глаза Доктора приоткрылись чуть шире.

– А ты будто не знаешь… Не задавай дурацких вопросов, мне, во всяком случае. Не забывай, я пока еще тоже – врач. Хоть и твой пациент. Впрочем, пожалуй, уже нет. Точно – нет. – он сделал попытку улыбнуться, у него не получилось.

– Сегодня вечером я перейду в другую клинику… Туда. – он поднял глаза к потолку. – Скорей бы уже, что ли…

– Не смей так говорить! Именно потому, что ты – врач. К тому же, не просто врач, ты – Доктор. Я у тебя учился, мы все учились у тебя, Лазарь, не смей даже думать!

– Я не думаю, я – знаю. Послушай, зачем нам играть друг с другом? Ты знаешь, как мне больно. Ты знаешь, что эта боль никуда не уйдет, она станет лишь сильнее и мучительнее, Милош. Ты хочешь, чтобы я продолжал мучиться? Это твоя плата за все то, что я тебе дал? Послушай, мы оба знаем, чем ты мне обязан, правда? Сегодня ты вернешь мне долг, и счет будет закрыт. И это правильно. Я сознаю, что я делаю, и не надо говорить со мной, как с ребенком… – он сделал паузу и несколько раз глубоко вздохнул.

– Я уже простился с Тиной. Значит – пора…

– Что значит – простился? Я встретил ее сейчас внизу, она меня даже не заметила, на ней просто лица не было… Что ты ей тут наговорил? И что – пора?

– Видишь ли, друг мой, мужчины между собой обычно об этом не говорят. Но сейчас – и мне – можно. Тина – моя женщина, понимаешь? Не просто моя жена, мать моих девочек – моя женщина. Я любил и люблю ее всю жизнь, сколько знаю. И она – меня. Мы – друг друга. Так не бывает – да, но с нами это случилось. И я не могу оставить ее просто так. Так – это значит обречь ее на муки, которые превратят ее жизнь без меня – в пытку. Я не могу себе этого позволить. Я всегда старался оставаться мужчиной – в любой ситуации и сейчас – тоже. Поэтому я сделал так, чтоб она меня возненавидела. Я сказал ей сейчас, что всю жизнь изменял ей с разными женщинами, понимаешь… Солгал ей. Ей тяжело, я знаю, но это поможет ей жить дальше. Того, кого мы ненавидим, похоронить – проще, согласись. Я хочу, чтобы ей было проще. Легко не будет, проще – да… Потому, что она очень гордая… Знаешь, какая в ней кровь? Впрочем, это сейчас неважно. Я рассказал это тебе, чтобы ты понял – пути назад у меня нет. Потому, что я не смогу с этим жить, значит, мне нужно умереть… Мне правда пора, Милош, это не шутка…

– Ну и натворил ты дел, Доктор… Что ж делать-то теперь, а? Что делать, скажи…

– Да особо ничего делать и не придется. Просто сегодня вечером ты введешь мне не обычную обезболивающую дозу морфия, а двойную – и все. Я засну и не проснусь. А утром ты позвонишь ей и скажешь. Она знает. Она ждет. Вот только не рассказывай мне, что это преступление, что ты не знаешь, что морфий на учете – не рассказывай. Мы оба знаем – как, потому что работаем в больнице всю жизнь. Это все. Ты понял? А теперь иди, мне надо побыть одному. И – спасибо, Милош, я не зря всегда полагался на тебя, почти как на себя…

Тина подошла к машине, припаркованной на больничной стоянке. Уселась справа. Закурила. На водительском сиденье сидел высокий, моложавый мужчина. Он слегка повернулся к ней и внешней стороной ладони провел по ее щеке.

– Ты выглядишь измученной, дорогая… Что там? Хочешь рассказать мне?

– Подожди, – она мотнула головой, – У тебя есть выпить?

Она взяла у него из рук маленькую фляжку и сделала глоток. Поморщилась.

– Ненавижу этот сорт виски, черт… Думаю, он умрет сегодня ночью…

– Почему ты так решила?

Она усмехнулась.

– Я знаю своего мужа. Я знала, чувствовала, что он должен это сделать перед самым концом, и он – сделал.

– Что?

Она помолчала немного, сделала еще глоток из фляги и сказала:

– Он признался, что изменял мне всю свою жизнь… Что делал это просто так. Просто так… Что кается…

– А ты? Что?

– Я? Сделала вид, что поверила, как же иначе. Ведь он уверен, что теперь мне будет проще пережить его смерть.

– А это не так?

Она взглянула на него и отвернулась.

– Вы все – идиоты! Господи, какие же вы все идиоты! Ни один из вас, даже самые лучшие из вас не смогут понять, что это такое, когда женщина – любит. Я люблю его, понимаешь ты! Только его – одного. Все вы, все, кто был у меня, все, с кем была я – не стоите его седого волоса. Даже внешне – вы все похожи нанего, ясно тебе! Все, как один…

– Тина, успокойся…

– Заткнись! Ты слышишь, он умрет сегодня ночью! Без меня! Я не услышу, не приму его последний вдох, последнюю секунду его жизни… Сам того не понимая, он лишил меня последнего утешения – быть с ним рядом – сейчас… Он – единственный, кого я любила и люблю, и он не смог понять до конца, что для женщины любовь – не радость, а – страдание… И я вынуждена принять это, только чтобы облегчить ему – смерть. Он отнял у меня последнее, что я могла ему дать. Что у меня еще оставалось. Даже это… ты понял? Все кончается! Все! Всему рано или поздно приходит конец… и только она остается – одинокая, несчастная, никому не нужная – любовь…

Она заплакала…

Назавтра, в восемь утра, ей позвонили из больницы. Она была готова.

Она была – в черном…

Кувшин

Это – вымысел.

В то время, о котором речь, этого просто не могло случиться, а будущее еще не настало. Этого не было.

Но это – правда…