Ню

И я знаю – уже скоро…

Белый тюльпан

Жидкость, жидкость, жидкость…

Кровь. Плазма…

Угроза шока.

Антибиотики.

…Четырехмесячная беременность.

Пострадавшая – врач, только-только получила диплом. Двадцать четыре года. Свадебное путешествие в… неважно куда. Автобус перевернулся в горах. У мужа – ни царапины, а она… Обе ноги раздавлены – почти раздроблены.

Ей сказочно повезло. Если это можно назвать везением… Оно оказалось бортом МЧС, возвращавшимся домой из очередной заграничной командировки с врачами и всем, что было ей так необходимо именно сейчас. Мы буквально упали с эшелона на зажатый в ущелье горный аэродром, куда ее должны были доставить с минуты на минуту на местной «скорой». Едва успели развернуться в торце полосы для обратного взлета, как прямо к аппарели подкатила машина с красным крестом. Ее мгновенно перекинули на наши носилки, бегом закатили их вовнутрь, и мы взлетели.

– Не повезло, – еле улыбается синими губами.

Очнулась. Дышит пока сама, но я боюсь как бы не пришлось интубировать.

Ниточка монитора мечется – пульс слишком быстрый

– Ребенок потерян? Да?

– Я не знаю, – честно отвечаю и стараюсь отвлечь ее.

– Тебе чудо, как повезло… И страховка есть, и борт тебе специальный. И домой летишь.

А то вон – в местной больнице тебе уже приготовились обе ноги оттяпать.

– А у нас думаешь – что?

– У нас – спасут. Спасут твои ноги. Про ребенка – не знаю. А ноги точно – спасут.

– А я не хочу ноги. Я хочу малыша. Попроси их, ладно? Попроси. Ребенка – в обмен на ноги.

– Перестань. Тебе не разговаривать сейчас, силы беречь…

Она закрывает глаза. Проваливается в черноту. Боль. Боль. Чем больше боли – тем легче дышать. Потому что если дать чуть больше обезболивающих – заснет слишком глубоко и дышать сама перестанет – тогда трубку в горло – да как можно нежнее и проворнее – но все равно давление упадет, и просто жидкости в вену уже не хватит – шок – адреналин – быстрей, быстрей и….

Если ребенок еще жив, то последнее, что он почувствует – разрывающее грудь биенье материнского сердца.

Хотя какой там ребенок. Так – комочек. Многие такие комочки не задумываясь выскабливают, как упаковку йогурта…

– Долго еще?

– Скоро. Потерпи. Муж-то где – следом летит?

– Летит… – Кусает губы.

– Больно? Терпеть можешь или?

– Могу. Пока могу. Только говори. Говори со мной. Не хочу опять в эту черную яму…[1 - «Черный тюльпан» – во время войны в Афганистане, так называли транспортные самолеты ИЛ-76, перевозившие назад в СССР, тела погибших советских солдат. Для тех, кто уже не знает…]

…Мне тридцать восемь. Я не умею плакать. Я не просто врач, а врач МЧС. Вы знаете куда и когда нас посылают. В последние годы все чаще и чаще. Но сейчас это неважно. Сейчас мне необходимо пробить скорлупу ее жуткого одиночества, одиночества боли и неизвестности.

Я беру ее за руку, и ее пальцы рефлекторно цепляются за мои.

…Она была моя студентка. На практике. Мы встретились год назад. А расстались… Да и не расставались мы… Просто у каждого своя жизнь. А между тем и этим произошло то, что произошло. То, что не стоило счастья и спокойствия наших близких.

А ребенок…

Что ж… Она сказала будущему мужу, что беременна. Свадьбу решили не откладывать, чтобы успеть насладиться свадебным путешествием еще до рождения малыша. Вот и насладились…

А я промолчал. Ни моя жена, ни двое наших мальчишек не были готовы к такой сногсшибательной новости.

– Это Б-г меня наказал… За все…

– Что, Рита? О чем ты? Опомнись!

– Я знаю. Я и мужу так сказала… Когда меня увозили… Прости…

– Да что ты. Неважно это сейчас. Совсем…

– Не знаю. Может быть. Если мальчик родится… назову твоим именем… Можно?

Зуммер вызова по внутренней связи. Голос командира.

– Олег, как там твоя подопечная? Довезем?

– Если ты не угробишь – довезем…

– Во-во, в этом-то и дело. Понимаешь, кругом засветки, сплошной фронт… Если бы на посадку и взлет время не потеряли, успели бы проскочить. А теперь все закрылось – ни назад ни вперед. И верхом не пройти, наковальни местами до двенадцати тысяч. Хреново все, понимаешь… Минут через десять-двенадцать может такое начаться… Короче, сам все знаешь, который год летаешь. Ты подготовь там все на всякий пожарный, трясти будет так… Мы, конечно, постараемся, но тут уж – сам знаешь – все от бога…

И это началось… Огромную реактивную машину швыряло во все стороны, где-то в фюзеляже что-то грохнулось – не успели или забыли закрепить, но все это не шло ни в какое сравнение с тем, что происходило снаружи… разряды, светящиеся от атмосферного электричества плоскости, которые неизбежно должны были вот-вот просто отвалиться, рев двигателей…

У Риты были совершенно безумные, потерявшиеся от страха и боли глаза, она смотрела на меня, я видел, как шевелятся ее губы и ничего не слышал, потом все вдруг куда-то провалилось, я обо что-то треснулся плечом так, что искры из глаз, упал на нее, закрывая своим телом и понимая только одно – конец… Самолет падал… Это продолжалось долго – часы, дни, годы, всю жизнь… Когда все это внезапно прекратилось, и я увидел в иллюминатор кусок голубого неба…

Минуты через две – все уже начали приходить в себя, не веря, что живы, снова вызвал командир.

– Олег, ну как? Полные штаны?..Твоя как – жива? Не зря хоть это все, а? Полтора километра высоты потеряли за считанные секунды – спасибо Илу – вывез родной… Я уж думал – труба…

Мы ее довезли…

Отделение интенсивной терапии. Знакомые лица врачей. Принимайте ценный груз. Потом – белое лицо мужа…

…Операции, осложнения, операции. Недели и месяцы…