Повелитель войн

Я фыркнул. Королем саксов и англов Этельстан величал с себя с того самого момента, как был коронован, и у него имелись определенные на то основания, но правителем всей Британии?

– Полагаю, у короля Константина и короля Хивела могут найтись возражения, – процедил я.

– Наверняка, – спокойно согласился Ода. – Но так или иначе, король Этельстан желает, чтобы ты помешал Гутфриту достичь Шотландии и вызволил его пленника живым и здоровым.

– Пленников.

– Пленника.

– До женщин тебе дела нет? – поинтересовался я.

– Я молюсь за них, конечно. Но о мире молюсь еще больше.

– О мире? – сердито переспросил я. – Вторгнуться в Нортумбрию означает принести мир?

Ода болезненно поморщился:

– Лорд Утред, Британия не устроена. Норманны угрожают, скотты тревожат набегами, и король Этельстан опасается, что грядет война. Он боится, что война эта окажется более ужасной, чем все известные нам дотоле. Он стремится избежать этой бойни и поэтому убедительно просит тебя освободить пленника и препроводить Гутфрита назад.

Я не улавливал, каким образом возвращение Гутфрита домой поспособствует сохранению мира, но помнил о пролетевшем над стенами Беббанбурга драконе, этом мрачном вестнике войны. Я посмотрел на Финана. Тот пожал плечами в знак, что понимает не больше моего, но нам все же стоит постараться исполнить просьбу Этельстана. Теперь приближающихся по равнине людей стало видно лучше, и я разглядел пленниц, плетущихся в хвосте колонны верховых.

– Что предпримем? – спросил Финан.

– Спустимся, – ответил я, отползая от гребня. – Вежливо улыбнемся и сообщим тупому ублюдку, что он наш пленник.

– Гость, – уточнил епископ Ода.

Рорик помог мне сесть в седло, Алдвин подал шлем с серебряным гребнем. Кожаная подбивка была неприятно горячей. Ремешок под подбородком я завязал, но нащечники оставил открытыми, а потом принял от Алдвина щит с волчьей головой.

– Копье пока не нужно, – бросил я слуге. – И, если завяжется драка, держись в сторонке.

– Не будет никакой драки, – сурово заявил епископ Ода.

– Это Гутфрит, – отозвался я. – Он дурак и сначала бьет, потом думает, но я сделаю все, что в моих силах, дабы сохранить этому парню с телячьими мозгами жизнь. Пошли!

Я повел своих на запад, держась на расстоянии от Гутфрита. Когда я видел его отряд в последний раз, тот находился примерно в половине мили от поворота дороги и двигался мучительно медленно. Мы, на более свежих конях, шли быстрее. Спустившись по склону, пробрались через сосновую рощицу, пересекли вброд ручей и выступили на дорогу. Там мы образовали линию в две шеренги глубиной, чтобы приближающиеся беглецы увидели перед собой два ряда всадников, на щитах и остриях копий которых играют солнечные блики. Мы ждали.

Мне не нравился Гутфрит, а я не нравился ему. Три года он пытался вытрясти из меня присягу на верность, и три года я ему отказывал. Дважды он посылал воинов на Беббанбург, и дважды я запирал Ворота Черепов, приглашая копейщиков Гутфрита пойти на приступ, и оба раза они отступали.

Теперь, под палящим солнцем, его копейщики снова попирали мою землю, но на этот раз их вел сам Гутфрит, причем доведенный до отчаяния. Он убежден, что у него украли королевство. Увидев моих людей и волчьи головы на их щитах, он не только возненавидит меня, но и сообразит, что воинов у него больше. Епископ Ода волен питать надежду, что обойдется без боя, но загнанный в угол Гутфрит обернется хорьком в мешке, бешеным и злобным.

И у него есть заложники.

Не только женщины, хотя их тоже нужно спасти. Гутфрит, хитрый лис, прихватил архиепископа Хротверда, забрав его прямо из собора в Эофервике.

– Во время мессы! – с ужасом воскликнул Ода. – Во время мессы! Вооруженные люди в храме!

Я не знал, осмелится ли Гутфрит нанести вред архиепископу. Такой поступок настроил бы против него всех христианских правителей в Британии, хотя, возможно, Константин проглотит гнев до той поры, пока снова не усадит Гутфрита на нортумбрийский трон. Мертвый архиепископ – не слишком высокая цена за расширение Шотландии.

Показались беглецы. Передовые всадники выехали из-за поворота. Заметив нас, они остановились, и постепенно к ним подтягивались остальные воины.

– Нам следует приблизиться, – заявил Ода.

– Стоим на месте, – приказал я.

– Но…

– Резни хочешь? – рявкнул я.

– Но… – снова заикнулся епископ.

– Пойду я, – последовал мой резкий ответ.

– Ты?

– Причем один. – Я вернул Алдвину щит и слез с седла.

– Я с тобой, – вызвался Ода.

– Чтобы у него оказалось два попа в заложниках? В пару к архиепископу еще и епископ? Ему это понравится.

Ода смотрел на людей Гутфрита, которые медленно выстраивались в линию, более широкую, чем наша. По меньшей мере два десятка пешие – лошади их были слишком плохи, чтобы выдержать седоков. Все надели шлемы и прикрылись щитами с эмблемой Гутфрита в виде вепря с длинными клыками.

– Пригласи его прийти и поговорить со мной, – попросил Ода. – Пообещай, что его не тронут.

Не удостоив епископа ответом, я глянул на Финана.

– Я постараюсь встретиться с Гутфритом на полпути, – объяснил я. – Если он возьмет сопровождающих, вышли мне такое же число.

– Я пойду, – Финан ухмыльнулся.

– Нет. Ты останешься тут. Если возникнут проблемы, ты сообразишь, когда нужно вмешаться. И тогда действуй быстро.

Он понимающе кивнул. Мы с Финаном слишком долго воевали плечом к плечу, чтобы мне не требовалось подробно разъяснять свои планы.

Ирландец усмехнулся:

– Прилечу быстрее ветра.

– Лорд Утред… – начал было Ода.

– Я сделаю все, чтобы сохранить Гутфриту жизнь, – оборвал я его. – И заложникам тоже.

Я не был уверен, что мне это удастся, зато точно знал: стоит нам всем двинуться вперед прежде, чем мы окажемся на расстоянии оклика от людей Гутфрита, не миновать либо боя, либо приставленных к горлу заложников клинков. Гутфрит дурак, но дурак гордый, и я понимал, что он ответит отказом на требование освободить пленников и покорно вернуться в Эофервик. Король не согласится, потому что иначе потеряет лицо перед дружиной.

А воины эти были норманны – северяне, считающие себя самыми свирепыми бойцами в целом свете. Они превосходили нас числом и видели шанс пустить кровь и пограбить. Многие из них были молоды и хотели славы, хотели украсить руки золотом и серебром, мечтали, чтобы имена их произносили с ужасом. Жаждали убить меня, завладеть моими браслетами, оружием и землями.

И вот к ним-то я и направился в одиночку. Я проделал чуть больше половины пути, отделяющего моих людей от усталых воинов Гутфрита – те стояли на расстоянии далекого выстрела из лука. Потом выждал и, когда Гутфрит не сдвинулся с места, присел на поваленный римский мерный камень, стянул с головы шлем, поглядел на пасущихся на склоне овец, потом полюбовался полетом сокола, парящего в потоках слабого ветра. Птица описывала круги, так что послания богов тут искать не стоило.