Разрушитель кораблей

Дверь распахнулась.

Черный поток подхватил человека, ударил о стену. Гвоздарь сжался в комок, и его понесло дальше. Вокруг шумела нефть. Он стукнулся лбом в металл и от боли едва не открыл рот, но заставил себя сжаться еще сильнее, давая нефтяному потоку тащить себя по коридорам, бить о стены и втискивать в углы, беспомощного, как медуза, выброшенная прибоем на рифы.

Его вынесло наружу.

Желудок судорожно сжался. Гвоздарь падал в пустоту. Он невольно открыл глаза; их обожгло пылающим солнцем и едкой нефтью. Зеркально-гладкий океан, почти белый от солнца. Синие волны, рвущиеся навстречу. Всего секунда, чтобы перевернуться…

Он рухнул в воду. Соленое море поглотило его. Вода и пелена нефти сомкнулись над головой.

Гвоздарь рванулся наверх, отчаянно работая ногами. Вылетел навстречу волнам и солнцу, хватая ртом воздух. Он жадно дышал, наполняя легкие чистым сияющим кислородом, и думал о том, как прекрасна жизнь, которой он едва не лишился.

Из рваной дыры в борту танкера лилась нефть. Оттуда судно выблевало Гвоздаря. Черные струи сырой нефти оставляли на обшивке жирные следы.

Упасть с пятиметровой высоты на мизерную глубину и остаться невредимым? Гвоздарь расхохотался.

– Я жив! – заорал он.

Он кричал и кричал от радости победы и от пережитого ужаса; волны и солнечный свет пьянили его. Люди на берегу оглядывались.

Он поплыл к берегу, смеясь и хмелея. Волны подхватили его и понесли. Он понял, что ему повезло дважды. Если бы не прилив, он бы упал не в воду, а на песок.

Гвоздарь выполз из воды и встал. Ноги дрожали после долгого заплыва, но он стоял на твердой земле, живой. Дико смеялся, глядя на Бапи, Ли, Рэйна и сотни других рабочих, ошеломленно уставившихся на него.

– Я жив! – прокричал он им. – Я жив!

Они ничего не сказали.

Гвоздарь хотел снова закричать, но что-то в их взглядах заставило его опустить глаза.

Морская пена плескалась вокруг его лодыжек. В ней плавали хлопья ржавчины, обрывки проводов, куски изоляции. И его кровь; она стекала по ногам и смешивалась с водой, обагряя ее с каждым ударом его сердца.

5

– Повезло тебе, – сказала мать Пимы. – Мог умереть.

Гвоздарь слишком устал, чтобы разговаривать, но попытался изобразить улыбку:

– И все-таки выжил.

Мать Пимы подняла ржавую железку на уровень его глаз.

– Войди он на дюйм глубже, на берег вынесло бы труп, – серьезно сказала Садна. – Ты везучий. Норны сегодня спасли тебя от смерти. Иначе был бы у нас еще один Малыш Джексон. – Она подала Гвоздарю ржавый нож. – Это твой талисман. Он хотел тебя убить. Почти достал до легкого.

Гвоздарь протянул руку за вещью, едва не умертвившей его, и дернулся от боли в свежих швах.

– Понял? – спросила она. – Сегодня твой день. Норны благоволят тебе.

Гвоздарь покачал головой:

– Я не верю в норн.

Это было произнесено очень тихо, так, чтобы она не услышала. Если норны существуют, то именно они выбрали Гвоздарю в отцы того, кого выбрали, а значит, полагаться на них нельзя. Лучше считать, что все происходит случайно, чем знать, что мир тебя ненавидит. Хорошо верить в норн, если ты Пима, если тебе повезло иметь хорошую маму, а папаше хватило доброты помереть раньше, чем начать тебя бить. Но все остальные? Да вы вокруг поглядите.

Садна внимательно смотрела на Гвоздаря темно-карими глазами.

– Тогда благодари тех богов, которых чтишь. Может, это Ганеша со слоновьей головой, или Иисус Христос, или Ржавый Святой, или дух твоей умершей матери. Но кто-то точно о тебе заботится. Не пренебрегай этим.

Гвоздарь послушно кивнул. Мать Пимы – лучшая из людей, которых он знает. Не хочется ее злить. Эта лачуга из листов пластика, старых досок и пальмовых листьев – самое безопасное место на свете. Здесь он всегда может рассчитывать на пару раков или миску риса, и даже в те дни, когда есть нечего, здесь под взглядом подвешенных на бечевке голубых глаз норн и обшарпанной статуэтки Ржавого Святого ему спокойно. Никто не пытается его избить, зарезать или обворовать. Сила, исходящая от Садны, гонит прочь страх и тревогу.

Гвоздарь осторожно пошевелился, пытаясь понять, как поведут себя промытые и зашитые раны.

– Спасибо, Садна, что заштопала.

– Надеюсь, это не зря, – произнесла мать Пимы, не поднимая глаз. Она мыла в ведре стальные ножи, и вода уже покраснела. – Ты молодой, к бухлу или наркоте не пристрастился. Ну а если пошел в отца, то тебе досталась живучесть Лопесов. Шанс у тебя есть.

– Думаешь, есть заражение?

Садна пожала плечами. Мышцы под футболкой натянулись канатами. Ее черная кожа блестела в свете свечи. Сегодня эта женщина бросила работу, чтобы заняться им. Не выполнила норму из-за Пимы, которая побежала к ней, едва узнав, что парень из ее команды валяется на берегу, а не застрял внутри судна.

– Не стану гадать, Гвоздарь, – сказала мать Пимы. – Ты весь в ссадинах. Кожа защищает нас, но ты плавал в нефти и грязной воде. – Она покачала головой. – Я же не врач.

– Да зачем мне врач? – Гвоздарь решил обратить все в шутку. – Хватит иголки и нитки. Зашей меня, как парус, и буду как новенький.

Она не улыбнулась.

– Следи, чтобы раны оставались чистыми. Если затемпературишь или гной появится, сразу ко мне. Посадим на раны опарышей и посмотрим, поможет ли.

Гвоздарь поморщился, но кивнул под ее жестким взглядом. Рывком сел и спустил ноги на пол, а потом наблюдал, как Садна хлопочет в своей единственной комнатушке. Она унесла в темноту ведро с кровавой водой и вернулась. Встав, он осторожно пошел к выходу. Откинул пластиковый полог, чтобы посмотреть на берег.

Даже ночью трупы судов были хорошо видны. Люди продолжали работать при свете факелов. Огромные силуэты чернели на фоне ярких звезд и полосы Млечного Пути. Факелы мигали, перемещались туда-сюда. Над водой разносился грохот кувалд. Звуки рабочей и праздной суеты успокаивали, воздух привычно вонял углем плавильных печей и морской солью. Красиво.

Гвоздарь до сего дня не понимал этого. Не понимал, пока чуть не умер. Теперь же Брайт-Сэндз-Бич стал лучшим местом в мире. Никак не наглядеться на него, не перестать улыбаться при виде людей, которые просто бродят по песку или жарят на кострах выловленных на мелководье тилапий, слушать музыку и пьяные крики из борделей. Все кажется прекрасным.

Почти таким же прекрасным, как вид Ленивки, которую пинками гоняли по пляжу, пока Гвоздаря зашивали. Казалось, она сейчас разрыдается от жалости к себе. Бапи собственноручно полоснул ей по лицу ножом, выгоняя ее из команды. Она уже никогда не сможет работать на разборке судов, да и в другом месте вряд ли. Нарушившим клятву на крови никто не доверяет.

Гвоздаря удивило, что Ленивка не пыталась оправдаться. Он не собирался ее прощать, но почувствовал уважение, когда она не стала просить снисхождения у Бапи. Все понимали, что произошло. Что сделано – то сделано. Она сделала ставку и проиграла. Такова жизнь. Если Лаки Страйки, а есть Ленивки. Можно подохнуть, как Малыш Джексон, а можно оказаться везучим, как Гвоздарь. Две стороны одной монеты. Подбрасываешь ее в воздух, и она падает на игральный стол и определяет, жить тебе или умереть.

– Это норны, – тихо сказала мама Пимы. – Теперь ты в их власти. Никто не знает, что будет с тобой дальше.

Она смотрела на Гвоздаря со странным выражением, кажется с грустью. Он хотел было спросить, что Садна имеет в виду, но тут в хижину влетела Пима вместе с остальными ребятами из команды.

– Ого! – воскликнула она. – Да вы посмотрите на него! – Она внимательно оглядела раны и швы. – У тебя останутся крутые шрамы, Гвоздарь.

– Шрамы на удачу, – сказала Лунная Девочка. – Это даже лучше татухи с лицом Ржавого Святого. – И протянула бутылку.

– Что это? – спросил Гвоздарь.

– Подарок. – Она пожала плечами. – Сегодня бог держит тебя на руках, а значит, я тоже стану ближе к богу.